Богородица, плесень прогони: что происходит в перестроенном храме на Таганке
В Москве есть здания, которые и своим видом, и историей подошли бы для съемок фильмов ужасов
Плохой дом
«Я не против церквей, но рядом школа и детская площадка. Почему нельзя привести здание в порядок? Ведь мимо каждый день ходят дети!» — говорит женщина, выгуливающая по двору крохотную собачку. Похожего мнения придерживаются и другие окрестные жители — бывший храм выглядит ужасающе. Неаккуратно оштукатуренный фасад, заколоченные двери, замазанные окна — все это навевает мысли о ночлежке из горьковского «На дне».
Здание на пересечении Марксистской и Абельмановской улиц на самом деле храм Успения Богородицы в Апухтинке. Это вторая по величине старообрядческая церковь Москвы, превращенная в советские времена в общежитие рабочих завода «Станколит». Когда-то постройка была главной архитектурной доминантой окрестностей, состоящих в основном из деревянных домов, где жили купцы и мещане. Сейчас она закрыта от посторонних глаз махинами позднесоветских многоэтажек и заборами. Чужаков здесь не жалуют: таблички с крупно написанными буквами гласят «Охраняемая территория!» и «Ведется видеонаблюдение!».
«Журналистка, что ли? Не буду с вами общаться», — бурчит мужчина, заходящий в подъезд бывшего храма. Также отмахиваются еще несколько жильцов и гастарбайтеры в форменных робах, которые обитают в этом доме. Те местные, которые все-таки соглашаются пообщаться, твердят одно и то же — что их замучили клопы, плесень и крысы, лезущие в дом из соседней помойки. Храм надо снести!
Таганка и окрестности
До революции в районе Таганки находилась старообрядческая слобода, и до сих пор эти места имеют особое значение для староверов. В получасе ходьбы от перестроенного храма на холме у Яузы высится Покровский храм на Рогожском кладбище — их главная и самая большая церковь в России.
Храм Успения в Апухтинке возвели в начале ХХ века: он стал едва ли не первой в Москве религиозной постройкой, закладка которой произошла после издания царского указа «Об укреплении начал веротерпимости» в 1905 году. Строили всем миром: средства жертвовали коренные жители Таганки, в том числе купцы-предприниматели Шибаевы и братья Новиковы, которые владели дровяным складом, магазином пиломатериалов и мастерской по изготовлению надгробий.
Автором проекта стал архитектор Николай Поликарпов, известный по постройкам в стиле модерн и псевдорусском стиле. Практически в неизменном виде сохранились его ресторан «Эльдорадо»и зверинец Дурова. Однако именно храм считается самой важной работой Поликарпова. Его прообразом послужил Успенский собор Московского Кремля: архитектор досконально продублировал его формы. Этим он хотел подчеркнуть значимость староверов в становлении российского православия — они как бы возвращали себе святыню, присвоенную никонианами. Храм стал последней большой постройкой старообрядцев в России: в высоту достигал 45 м, площадь — 300 квадратных метров. Самый большой колокол в звоннице весил 350 пудов — более 5 тонн.
Храм Успения на Апухтинке. Фотография 1930-х годов
Успенский собор в Кремле
Иконостас тоже был сделан по образу того, что в Успенском соборе, — пятиярусный, обложенный позолоченной басмой. Иконы для него собирали по всей стране, и пока храм действовал, его называли церковью-музеем, потому что там удалось собрать массу ценных работ, написанных до реформы Никона. Историк и большой знаток древнерусского искусства Муратов писал, что «…здесь, собственно говоря, в первый раз начинаешь понимать, чем должна быть русская церковь».
От храма до общаги
Сколь значительным был этот храм для жителей Таганки, столь драматичной была его судьба. С самого начала его преследовали неудачи: в 1908 году, когда строительство практически завершилось, во время торжественного поднятия крестов рухнули строительные леса. Никто не погиб, но торжество пришлось отменить. «Дурной знак», — шептались москвичи.
Службы продолжались вплоть до 1917 года, затем внутреннее убранство храма разграбили. Иконы удалось спасти, и впоследствии более 30 из них попали в запасники Третьяковки. Купцов Новиковых, которые помогали в строительстве, в годы Большого террора объявили сектантами, замешанными в контрреволюционной деятельности. В 1937 году, на следующий день после оглашения приговора, их расстреляли.
Сам храм простоял закрытым почти 20 лет. В 1935 году здание значительно перестроили, приспособив под нужды чугунолитейного завода «Станколит». Теперь о нем мало что напоминает: после развала СССР завод обанкротился, на территории его промзоны на Складочной улице теперь бизнес-центры с офисами. Но в 1930-е «Станколит» был одним из флагманов пятилеток, во время войны на нем делали мины и прочие орудия для обороны Москвы.
«Такая ситуация со старообрядческим храмом типична для всего района. Детский театр в бывшем парке Прямикова занимает здание Покровской церкви. В храме Николая Чудотворца на Малой Андроньевской улице до сих пор находится Академия предпринимательства. Как и храм в Апухтинке, они сильно перестроены, но элементы церковного зодчества в них угадываются. Эти храмы возникли в золотой век старообрядчества, после того как Манифест 17 октября 1905 года провозгласил в империи свободу совести и вероисповедания. До этого у староверов в Москве было только два легальных центра — в районе Рогожского и Преображенского кладбищ. Там и складывались их главные поселения. Из 15 старообрядческих храмов, построенных в Москве с 1906 по 1917 год, три находились на Таганке, между Садовым кольцом и Рогожской слободой. Ни один из них не сохранился в первоначальном виде, а Третье транспортное кольцо отделило от Таганского района центр старообрядчества, Рогожское кладбище».
После переделки храма под жилье в нем появились этажи с коридорами и санузлами — по одному на этаж. Здание лишилось колокольни, которая превратилась в чердак. Массивное крыльцо, некогда разделявшее верхний и нижний храмы, стало козырьком подъезда. По его лестнице до сих пор можно подняться на второй этаж к заколоченной двери. Западный вход, над которым находилось изображение Успения Богородицы, стал прихожей. В алтарной части — прорезали черный ход.
«Помню, лет 40 назад мы с мальчишками залезали через эту дверь, — рассказывает невысокий мужчина, представившийся Владимиром, который живет в многоэтажке неподалеку, — внутри было много пыли и какие-то инструменты валялись. Уже потом я узнал, что на этом месте находился иконостас. Нехорошо как-то вышло».
Реновация церкви
Сейчас здесь все еще находится общежитие, где теперь живут не станколитовские рабочие, а гастарбайтеры. Судя по метлам и совкам, работают они здесь же — дворниками. Вечером, когда в окнах на первом этаже зажигается свет, виден их неказистый быт: лампы без люстр, свисающие с потолка, стены в трещинах. Некоторые окна замазаны краской. Верхние этажи выглядят более обжитыми: на окнах развешены кружевные занавески, на подоконниках стоят кашпо с цветами. Кое-где на балконах сушится белье, поставлены стеклопакеты. Жильцы одной из квартир даже разжились спутниковой антенной — заржавелые тарелки прилеплены на исторический фасад.
Ольга прожила в рассыпающемся доме большую часть жизни. Она утверждает, что все живущие здесь в курсе его исторической значимости, но устали от сырости и паразитов. Конечно, всем бы хотелось, чтобы храм-общагу снесли и их переселили в собянинки. «Когда стало известно о нашем включении в список реновации, расстроенных не нашлось — мы выступали за!» — говорит Ольга. Радость была недолгой: в начале октября за бывший храм заступились градозащитники и в мэрии заявили, что здание не может быть снесено «ввиду своей важности для культурного наследия столицы». При этом власти пообещали, что жильцы все-таки будут переселены по программе реновации в новые дома.
«Вокруг идеи восстановления бывших старообрядческих храмов в Москве существует несколько проблем. Первая — на какие деньги проводить реставрацию? Вторая — кто будет посещать эти храмы? Старообрядцев в Москве не так много, большими финансами они не располагают. Поэтому до сих пор о восстановлении собора на Апухтинке не говорили, несмотря на высокое качество его архитектуры. В любом случае дальнейшая судьба определится теперь в рамках реновации, которая далеко не всегда подразумевает снос. Конечно, было бы правильно людей из общежития расселить, дать им нормальные квартиры, а это здание отреставрировать — ведь не может оно стоять пустым».
«Здание по адресу: Марксистская, 9, стр. 3, является выявленным объектом культурного наследия «Успенский собор старообрядческой церкви Белокриницкого согласия, 1906–1908 годы, арх. Н.Д.Поликарпов». Решение о том, станет ли вновь храмом ныне жилое здание, могут принять только его собственники. Согласно открытой информации, в рамках региональной программы капитального ремонта общего имущества в многоквартирных домах на территории города Москвы на 2015–2017 годы по Объекту запланирован ремонт внутридомовых инженерных систем электроснабжения, холодного водоснабжения, водоотведения, систем теплоснабжения, фасада и крыши».
Что дальше
Перспективы у храма-общежития и его жильцов неясные: о восстановлении и сроках расселения не говорят. Пока понятно, что выявленный объект культурного наследия останется на месте. Его обитатели, впрочем, тоже. И неизвестно, сколько еще они здесь проживут — с клопами, крысами и осознанием, что все они обитают в памятнике истории и культуры.
Очень теоретическая пока идея превратить общагу обратно в храм наталкивается на ряд коллизий. Дело в том, что в тот самый золотой век русского старообрядчества в 1905–1917 годах здания церквей принадлежали частным лицам — семьям староверов, которые их построили. И совершенно неясно, как потомки владельцев апухтинского храма смогут документально подтвердить свои права. Если представить себе историческую справедливость в действии, то у старообрядческой общины просто нет средств для системной работы в этом направлении. В отличие от РПЦ староверы безусловно отделены от государства — и с ними больше не связаны богатые купцы-покровители, как в дореволюционные годы. Спорное право собственности осложняется тем, что нет и самого собственника — завода «Станколит». Так что дом во всех смыслах завис — во времени и в статусе.
Сводящая с ума жара и в связи с ней льющееся рекой пиво, переходящее в «чего по-крепче», превращают часть и без того быдловатых сограждан в животных.
Присоединение Крыма в буквальном смысле не пройдет для России даром