Сожжение Москвы Тохтамышем

Автор канонической биографии Сергия Радонежского, историк Николай Борисов написал еще одну книгу о XIV столетии — на этот раз о московском князе Дмитрии Донском. Вероятно, это самое подробное жизнеописание победителя Мамая на Куликовом поле (в книге 500 страниц). Как часто бывает в подобных случаях, рассказ о судьбе московского князя становится поводом для создания широкой исторической панорамы. В случае книги Борисова — это анализ причин и следствий возвышения Москвы на рубеже XIV–XV веков.

«Русская планета» с разрешения издательства «Молодая гвардия» публикует отрывок из книги Николая Борисова «Дмитрий Донской», посвященный нашествию Тохтамыша на Москву в 1382 году.

Тохтамыш многому научился у Тимура. В частности, он знал, какое огромное значение для успеха кампании имеют внезапность нападения и быстрота передвижения. Перед выступлением в поход на Русь он приказал схватить и перебить всех находившихся в Орде и Волжской Болгарии русских купцов, которые могли бы послать в Москву скорую весть о начале похода. Их товары были разграблены, а корабли использованы для переправы ханских войск через Волгу.

Выступив в поход, Тохтамыш стремительно шел к Москве, не отвлекаясь на второстепенные цели.

Автор «Повести о нашествии Тохтамыша» при всем трагизме своего рассказа не упускает случая сделать комплимент московским князьям. В частности, он замечает, что, несмотря на все усилия Тохтамыша скрыть от русских свои намерения, ему это не удалось. «Но обаче (однако. — Н. Б.) суть неции доброхоты на пределех ордынскых на то устроени, поборници суще земли Рустеи». От них-то в Москве заранее узнали о выступлении Тохтамыша. Но и этот выигрыш времени не смог спасти положение.

Словно черная туча орда Тохтамыша надвигалась на Русь. Сильнейшие русские князья спешили выразить свою покорность новому «царю». От своих осведомителей Тохтамыш, конечно, знал настроения и союзнические отношения русских князей. Дмитрий Константинович Суздальский — союзник Дмитрия Ивановича по «переяславской коалиции», виновник избиения ордынских послов в Нижнем Новгороде в 1375 году и, наконец, тесть московского князя — имел все основания опасаться возмездия. Понимая это, суздальский князь в знак полной покорности послал к Тохтамышу своих сыновей Василия и Семена. Олег Рязанский — вечный хитрец и двурушник — не только поспешил поклониться Тохтамышу, но и показал ему броды на Оке. Михаил Тверской затаив дыхание следил за развитием событий и, кажется, готов был предложить Тохтамышу свою помощь в разгроме Москвы.

Обложка книги

Единственным из сильных князей, сохранившим верность Дмитрию, был его двоюродный брат Владимир Серпуховской. Впрочем, его действия можно понимать по-разному. Подобно Дмитрию он покинул свою удельную столицу и ушел с дружиной на север, в район Волока Дамского. Эта позиция, безусловно, явилась результатом тщательного обдумывания и имела многоцелевой характер. На первом месте стоял вопрос личной безопасности. Как верному сподвижнику Дмитрия и герою Куликова поля Владимиру не приходилось ожидать пощады от Тохтамыша. Из Волока Дамского Владимир в случае татарской погони мог через Зубцов и Ржев уйти в Литву.

Но дело было не только в личной безопасности. Встав с полками у самой южной границы Тверского княжества, Владимир явно посылал Михаилу Тверскому некий вызов, содержание которого историки понимают по-разному. Одни полагают, что Владимир, исполняя указание Дмитрия Ивановича, своим маневром предостерегал давнего врага Москвы от соединения с Тохтамышем. По мнению других Владимир, напротив, считал московского кузена «политическим трупом» и спешил навстречу тверскому князю. Первое мнение подтверждается последовавшими за этим эпизодом многими годами союзнических и добрых отношений между братьями, которые, впрочем, не исключали и ссор.

Заметим, что, согласно общепринятой военной практике, русские князья нередко занимали позицию где-нибудь неподалеку от города, осажденного неприятелем. Оттуда они нападали на врага одновременно с горожанами, делавшими вылазку из крепости. Этот двойной удар — во фронт и в тыл — часто заставал неприятеля врасплох и приносил успех осажденным. Возможно, нечто подобное предполагали совершить Дмитрий Московский и Владимир Серпуховской по договоренности с осажденными москвичами. Расстояние от Москвы до Волока Дамского конное войско могло преодолеть за два дня.

Как бы там ни было, но отъезд Владимира из Серпухова имел для города те же последствия, что и отъезд Дмитрия — для Москвы. Тохтамыш «преже всех взя град Серпохов и огнем пожже». Вероятно, тогда же сгорел и новый Троицкий собор.

Отсутствие в городе князя едва ли было решающим фактором падения Серпухова. Численное преимущество татар было столь велико, что практически не оставляло шансов его защитникам.

«Повесть о нашествии Тохтамыша», содержащаяся во многих летописях, представляет смесь ранних источников (в том числе свидетельств очевидцев событий) с позднейшими дополнениями, а также комментариями риторического и церковно-дидактического характера. В этой пестрой смеси трудно выделить зерно исторической истины. И все же пунктир событий прослеживается достаточно четко.

Войско Тохтамыша, разоряя все на своем пути, шло от Серпухова к Москве. Между тем в городе кипели страсти. Одни хотели бежать из Москвы, а другие, напротив, собирались сесть в осаду и держаться до последней возможности. Почуяв безвластие, городской плебс вышел на улицы и занялся грабежом богатых домов, владельцы которых предусмотрительно покинули Москву.

«Оборона Москвы от хана Тохтамыша. XIV век» Аполлинария Васнецова

В городе возродилось давно забытое вече. Собравшиеся на вече москвичи приняли решение сесть в осаду и не выпускать никого за городские ворота. Своим предводителем они выбрали случайно оказавшегося в Москве (а может быть, присланного сюда Дмитрием Ивановичем) литовского князя Остея — внука Ольгерда. Переполненная беженцами из окрестных сел и деревень московская крепость затворила свои железные ворота. Однако «лучшие люди» — княгиня Евдокия с детьми, митрополит Киприан и бояре — сумели все же добиться того, чтобы их выпустили из Москвы. Княгиня отправилась вслед за мужем в Кострому и по дороге едва не попала в руки татар. Митрополит поехал в Тверь, совершив тем самым едва ли не главную политическую ошибку своей жизни. Москвичи помнили, как митрополит Алексей сидел в осаде (и даже руководил обороной Москвы) во время нашествия Ольгерда, и имели основание ожидать такого же мужества от Киприана. Но византийский интеллектуал и дипломат не был «мужем брани». Выбравшись из обреченной Москвы, он спасся от ордынской сабли, хотя и упустил возможность войти в историю Русской церкви одним из ее святых мучеников.

Передовые отряды татар подошли к Москве 23 августа 1382 года. Узнав, что князя Дмитрия в городе нет, степняки, не начиная боевых действий, расположились у города. Обрадованные малой численностью «поганых», москвичи с городских стен принялись насмехаться над ними. В ответ татары грозили саблями. Отношения быстро накалялись.

На другой день к Москве подошли основные силы Тохтамыша. Теперь москвичам стало не до смеха. Меткие ордынские лучники не позволяли горожанам появиться на стенах. Затем, следуя своей обычной тактике, татары начали штурм города. Три дня подряд они пытались взобраться на стены и проникнуть в город. Благодаря численному превосходству Тохтамыш вел штурм непрерывно, сменяя одни полки другими. Москвичи не имели такой возможности и падали с ног от изнеможения. Однако крепость держалась. Развязка наступила 26 августа 1382 года.

Не желая затягивать дело, Тохтамыш пошел на хитрость. Он велел суздальским князьям Василию и Семену (родным братьям московской княгини Евдокии) выступить в роли посредников. Подъехав к городским воротам, они обратились к москвичам от имени хана с увещанием. Суть его состояла в том, что отсутствие в городе князя Дмитрия устраняет причину войны — желание хана покарать провинившегося слугу. Таким образом, ничто не мешает заключить мир. Для этого москвичам достаточно почтить хана как своего господина и сдать город на его милость.

Соблазнившись возможностью благополучного исхода, москвичи собрали хану богатые дары и выслали из города многочисленную депутацию во главе с князем Остеем, боярами и духовенством. Татары набросились на депутатов, перебили их и, пользуясь суматохой, ворвались в открытые городские ворота. Одновременно начался общий штурм города. Вскоре Москва была в руках завоевателей. На узких улицах города кипели отчаянные схватки. Местами вспыхнул огонь, быстро распространившийся по всему деревянному городу. В некоторых летописях говорится, что город подожгли татары. Не имея возможности выбраться, люди гибли в огне и дыму. Крики ярости и отчаяния сливались в дикий вой умирающего города. Тот, кто слышал этот вопль, не мог забыть его до конца своих дней. «Везде же крик и вопль велик страшен бываше, яко не слышати друг друга вопиюща, множеством народа кричаща».

Осада Тохтамышем Москвы в 1382 году. Миниатюра из лицевого свода

После взятия Москвы Тохтамыш разослал свои отряды для разгрома городов Московского княжества и великого княжества Владимирского — Владимира, Юрьева Польского, Звенигорода, Дмитрова, Можайска и Переяславля Залесского. Жителей Переяславля спасло большое озеро, на берегу которого стоит город. Собрав все имевшиеся в наличии корабли, лодки и плоты, они погрузились на них и вышли на середину озера. Татары не стали тратить время на постройку судов и ушли, бросив огонь на опустевший город.

Один из отрядов Тохтамыша был послан на Волок и наткнулся там на войско Владимира Серпуховского. Герой Куликова поля не дрогнул: одни татары были уничтожены, другие рассеяны. Согласно летописцу, узнав об этом сражении, Тохтамыш встревожился и стал понемногу отводить свои войска. Однако это суждение скорее можно объяснить патриотическими настроениями летописца, нежели отнести к реальным обстоятельствам войны. Тохтамышу просто не хотелось долго стоять на смрадном московском пепелище.

По дороге обратно в степь Тохтамыш сжег Коломну и разорил Рязанское княжество, забыв об услугах, оказанных ему Олегом. По обыкновению татары уводили с собой множество пленных, которых с нетерпением ждали работорговцы на всех базарах Средиземноморья. Лишь немногие пленники — как правило, самые знатные — могли надеяться на то, что их найдут в Орде и выкупят из неволи друзья или родственники. Исследователи средневековой черноморской торговли отмечают, что в конце XIV— первой половине XV века русские рабы через Тану и Каффу потоком хлынули на рынки Черного и Средиземного морей. Лишившись доходов от регулярного поступления русского «выхода», ордынская знать компенсировала эти убытки грабительскими набегами на русские земли. Такова была цена, которую пришлось заплатить подданным Дмитрия Ивановича за свободу и славу своего государя.

Спустя несколько дней после ухода Тохтамыша князья Дмитрий и Владимир вернулись в Москву. Точнее — вернулись на то место, где еще совсем недавно была цветущая столица Северо-Восточной Руси, а теперь простиралось бескрайнее пепелище. Это зрелище поистине потрясало. Среди обуглившихся бревен лежали обгорелые мертвые тела. В воздухе стоял невыносимый трупный запах.

Братья многое повидали в жизни. Оба видели заваленное трупами Куликово поле. Но глядя на растерзанную и сожженную Москву, они плакали, словно дети:

«Тохтамыш под Москвой» Василия Смирнова

«И видеша град взят, и пленен, и огнем пожжен, и святыа церкви разорены, а людий побитых трупиа мертвых без числе лежаще. И о семь сжалиси зело, яко и расплакатися има съ слезами».

Прежде всего следовало поскорее похоронить мертвых. Княжеские дружинники не хотели служить могильщиками. Только за хорошие деньги можно было найти охотников на такое дело.

«И повелеша телеса мертвых хоронить, и даваста от 40 мрътвець по полтине, а от 80 по рублю. И съчтоша того всего дано бысть от погребениа мертвых 300 рублев».

Эта простая арифметика дает примерную цифру человеческих потерь. Нашествие Тохтамыша обошлось Москве в 24 тысячи погибших, не считая пленных. Однако в плен татары уводили детей, а также молодых мужчин и женщин, в погребальный же расчет шли все погибшие. Соответственно, пленных было уведено гораздо меньше, чем погребено мертвых. Кроме того, среди мертвых было много жителей окрестных сел и монастырей, укрывшихся в Москве от нашествия Тохтамыша. Учитывая все это, можно думать, что общая численность населения Москвы в эпоху Дмитрия Донского не превышала 30–40 тысяч человек. (Примерно так же оценивают специалисты и численность населения Великого Новгорода в XIV–XV веках). Отсюда несложно вывести и примерную оценку мобилизационного потенциала Москвы и Московского княжества. Эти числа были на порядок ниже, чем аналогичные показатели для Золотой Орды. Проще говоря, Дмитрию Московскому в лучшем случае можно было считать своих воинов тысячами, а Мамаю или Тохтамышу — десятками тысяч, «туменами».

Источник: rusplt.ru