Кровавый навет на удмуртов

Конец XIX столетия. Вятская губерния. 1890–1891 годы в этих местах выдались неурожайными. Летом 1891 года разразилась эпидемия тифа. В Петербурге, оценив ситуацию, распорядились взять всю губернию в карантин. На ее границах поставили «блокпосты». Ни один человек без документов, удостоверяющих личность, не мог ни попасть в регион, ни выйти из него. Власти опасались массового голода, поэтому распорядились выдавать крестьянам «хлебные ссуды» — казенное зерно, позволявшее сводить концы с концами. Священники с амвонов призывали народ покаяться. Конкуренты церкви — деревенские колдуны и шаманы — почти открыто молили древних языческих богов об урожае и избавлении от эпидемии.

Жители Старотрыкской волости Малмыжского уезда страдали от неурожая и эпидемии так же, как и их соседи по губернии. Но некоторые деревни беда обходила стороной. Два населенных пункта, где жили преимущественно удмурты (в губернии их называли вотяками) — Старый и Новый Мултан — эпидемия не затронула. Их ближайшими соседями были русские деревни — Анык и Чулья. Местность в округе была болотистой и лесистой.

Во второй половине дня 5 мая 1892 года шестнадцатилетняя девушка Головизина, жившая в Аныке, отправилась к своей бабушке в Чулью. Чтобы не идти длинной дорогой, она решила скосить путь через болото. Пройдя совсем недалеко, на узкой тропе между топями она увидела лежащего ничком мужчину. Мужчина был укрыт плащом с ног до головы. Девушка решила, что пьяный упал в неподходящем месте, и пошла дальше своей дорогой. На следующий день она возвращалась от бабушки и увидела, что человек лежит на том же месте, а плащ с него скинут. Подойдя поближе, Головизина поняла, что перед ней обезглавленный труп. Она побежала домой. Ее отец вызвал полицию.

Полиция на место преступления прибыла только 8 мая. И только 10 мая пристав Тимофеев возбудил уголовное дело об убийстве. Первичный медосмотр показал, что голову отрезали еще живому человеку — трахея была забита кровью, что могло произойти только при бьющемся сердце. Сама голова так и не была найдена.

В котомке у обезглавленного человека обнаружили справку из уездной больницы, удостоверяющей полное здоровье Конона Дмитриевича Матюнина, который проживал в Ныртовском уезде Казанской губернии. Такие справки были не редкость — без них во время эпидемии из Вятской губернии не выпускали.

Началось следствие.

«Вотяки замаливают людей»

Во время первичного осмотра приставом Тимофеевым Сосипатр Кобылин, уроженец деревни Анык, шепнул на ухо представителю власти, что «вотяки замаливают людей», то есть делают человеческие жертвоприношения языческим богам. Он же в качестве понятого поставил свою подпись под актом осмотра. Присутствовавшие там же вотяки просили обратить внимание на найденные ими поблизости дощечки со следами крови. Но пристав отмахнулся от них. Вместо этого  он распорядился везти труп в Старый Мултан.

Пристава заинтересовала версия, на которую ему намекнул Кобылин. Ни для кого не было секретом, что вотяки, посещая православную церковь, продолжают исповедовать языческие культы. Их частью всегда были жертвоприношения животных с отрубанием у них головы и последующим извлечением сердца, легких и печени и их дальнейшим ритуальным поеданием. А в дни эпидемий и неурожая интенсивность жертвоприношений только возросла. А уж в округе никогда недостатка в легендах о человеческих жертвоприношениях не было.

Во время эпидемии тифа в России,1891-1892 гг. Изображение: wikipedia.org

Так следствие сделало главной версией ритуальное убийство.

В Старом Мултане проживали 117 семей, из которых 40 были русскими, а остальные — вотяцкими. Между собой они делились на два племени: учурки (13 семей) и будлуки (64 семьи). Каждое из племен поклонялось собственным родовым богам и имело собственные ритуальные шалаши, где проводили обряды. Посещение чужого шалаша религией вотяков запрещалось.

Приехавший в деревню помощник прокурора Раевский обратил внимание на шалаш, находившийся во дворе зажиточного вотяка Моисея Дмитриева. В шалаше была обнаружена посуда со следами крови и икона святого Николая Чудотворца. Дмитриев сказал прокурору, что не пользовался посудой с самой Пасхи, а кровь — куриная.

Только 4 июня в Старый Мултан приехал уездный врач Минкевич, чтобы произвести вскрытие. Он сделал открытие — у трупа были извлечены легкие и сердце. В полиции и прокуратуре в ритуальной версии убийства более не сомневались. Дмитриев был арестован.

Началось выявление других случаев совершения вотяками человеческих жертвоприношений. Так, урядник Рагозин, узнав, что в одном из соседних со Старым Мултаном сел 20 лет назад утонул мальчик. Представитель власти сделал логическое умозаключение, что утоплением замаскировали жертвоприношение. Когда он стал опрашивать мать утопленника, то его подозрения только укрепились: он заметил волнение во время ее сбивчивого рассказа. «Она боится расправы вотяков», — сделал еще одно логическое умозаключение урядник Рагозин.

Далее полицейские решили опросить местного «деревенского дурачка» Михаила Титова, который был племянником старейшего жителя деревни девяностолетнего Андрея Григория — по слухам, главного местного вотяцкого шамана. Дурачка бросили в погреб и, продержав там, стали допрашивать. Титов вспомнил, что местный глава крестьянской общины Семен Красный назначил в начале мая суточного дежурного с «казенной квартирой» (в деревенских общинах существовал обычай назначить суточного дежурного для приема возможных постояльцев). В ночь на 5 мая в Старом Мултане им оказался Василий Кондратьев, который и принял на постой какого-то захожего странника. Дурачок добавил, что «дедушка Акмар» (так он называл Андрея Григорьева) занимается знахарством. Так в деле появились еще три подозреваемых, которые были немедленно арестованы.

В ходе дальнейших допросов следователи выяснили, что 7 июня Моисей Дмитриев ходил в лес, а его сопровождал Кузьма Самсонов. Последний был очень уважаемым в местной общинной иерархии — он был забойщиком скота. После того как полицейские выяснили род деятельности Самсонова, вывод напрашивался сам собой: вот кто отрезал Матюнину голову и извлек органы!

Чтобы найти новые улики против вотяков, полиция наконец-то решила обыскать шалаш Дмитриева. И только теперь ритуальная посуда со следами крови была приобщена к делу. В конце XIX века судмедэкспертиза еще не умела определять, кому принадлежала кровь — человеку или животному. Было решено обратиться к древнему способу. Считалось, что миску со следами крови надо дать собаке. Если кровь окажется человеческой, то животное не станет ее лизать. Собака, участвовавшая в следственном эксперименте, лизать посуду отказалась. Потом, во время суда, выступавшие экспертами врачи и ветеринары заявили, что науке неизвестна брезгливость собак к человеческой крови, но этот аргумент не будет использован в разбирательстве дела.

После эксперимента с собаками перед следователями замаячила перспектива скорого суда над язычниками. Но они продолжили искать улики дальше.

Новые фигуранты «Мултанского дела»

Урядник Жуков, часто посещавший Старый Мултан, задолжал местному русскому кулаку Василию Кузнецову 10 червонцев. Когда Кузнецов решил напомнить о долге уряднику, то представитель власти поспешил вспомнить, что именно его кредитор в ночь на 5 мая был в Старом Мултане караульным (в крестьянских общинах также существовал обычай ночного дежурства для охраны порядка).

Анатолий Кони. Фото: 2spbg.ru

Жуков сообщил начальству о подозрительном поведении Кузнецова, который был тут же арестован, так как не смог внятно вспомнить события дежурства той ночи. Так в деле о жертвоприношении вотяков появился первый подозреваемый русский. И не просто русский, а истинный христианин — Кузнецов был церковным старостой.

За него вступился местный батюшка, утверждавший, что уже 40 лет все мултанские вотяки ходят в церковь, а языческие верования вытеснены на периферию. Священник не преминул указать, что человеческие жертвоприношения было бы невозможно скрыть, если бы они производились в селе, — следствие уже приняло за основную версию о ритуальном убийстве в шалаше.  Священника прогнали и вскоре сняли с должности. На его место был назначен священник Ергин, яро начавший искоренять остатки язычества среди жителей Старого Мултана и постоянно доносивший в полицию.

В скором времени у следствия появился и добровольный эксперт по местным языческим верованиям — Михаил Кобылин, брат упоминавшегося выше Сосипатра. Согласно его рассказам, вотяки каждые 40 дней сотворяют своему богу Курбону великую жертву — человека-инородца.  Этнографические открытия Кобылина были приобщены к делу, и дальше он продолжал консультировать прокуратуру в ходе следствия. В качестве источника своих знаний Кобылин называл нищего вотяка, с которым за десять лет до «Мултанского дела» пил водку в одном из придорожных кабаков.

Правда, его односельчане, в отличие от полицейских, знали о настоящих мотивах сотрудничества Кобылина с прокуратурой — вотяки год назад уличили его в воровстве, и ему с трудом удалось избежать тюрьмы.

Следователям удалось установить и подробности о личности убитого Конона Матюнина. Он был бедным крестьянином из Казанской губернии, который ушел из дома в поисках работы. Страдал «падучей болезнью» — эпилепсией.

Осенью 1892 года следователи сделали очередное открытие в «Мултанском деле». Крестьянин Дмитрий Мурин сообщил, что разговаривал с неким русским мальчиком (имя не разглашал, чтобы не подвергать его опасности), который провел пасхальную ночь (18 апреля) в избе, в которой ночевали вотяки Андриан Андреев, Андриан Александров и некоторые другие. Андрееву приснился страшный сон, и чтобы он не сбылся, нужно молиться черту. Благодаря показаниям Мурина со слов этого мальчика, в «Мултанском деле» появились новые фигуранты. Были выявлены все шесть человек, находившихся в ту пасхальную ночь в злополучной избе. Как выяснится во время суда, следователи так и не смогут обосновать, почему привлекли к ответственности именно 12 человек.

Уже весной 1893 года «Мултатское дело» обогатилось показаниями 103-летнего Иванцова, который рассказал, как в 1842 году его с семьей вотяки хотели принести в жертву. Эта история была добавлена к документам следствия, и только во время суда выяснилось, за 51 год до этого между Иванцовым и вотяками произошел обычный бытовой спор, закончившийся дракой.

Через год после ритуального убийства полицейские обнаружили в шалаше окровавленный седой волос. Через некоторое время после этой находки в полицию пришла анонимка. В ней говорилось, что в одной из пересыльных тюрем, ожидая отправки в Сибирь, сидит дезертир Голова. Заключенный якобы рассказывает сокамерникам, что год назад стал свидетелем ритуального убийства в Старом Мултане. По словам дезертира, Матюнин был подвешен в шалаше за ноги, обезглавлен и у него было вырезаны сердце, легкие и печень. Вероятно, Голова знал, что вотяки во время жертвоприношений вырезают именно эти органы, а следствие предпочло забыть, что у погибшего печень осталась на месте. Заключенный от себя добавил, что еще живой жертве вскрыли живот, хотя осмотр трупа ранений в этой части тела не установил.

Дело после двухлетнего следствия было отправлено в суд.

Первый суд

Официальное следственное заключение так описывала произошедшие события.

В пасхальную ночь Андриан Андреев увидел дурной сон, который рассказал другим вотякам. Обеспокоенные эпидемией и голодом вотяки увидели в нем дурное предзнаменование и решили принести человеческую жертву злым богам своего языческого пантеона. Жертва явилась в ночь на 5 мая — Конон Матюнин. Когда его встретил Василий Кузнецов, то поспешил отвести чужака к вотякам. К этому времени следствие уже смогло объяснить присутствие одного русского среди 11 вотяков — его мать была язычницей, по наущению которой сын стал сообщником вотяков. Матюнина разместили в доме Кондратьева, где для усыпления бдительности с ним пили водку и разговаривали другие фигуранты дела.

«Портрет писателя Владимира Галактионовича Короленко», Ильи Репина. Источник: picture.art-catalog.ru

В полночь они заманили Матюнина в шалаш Дмитриева, где Самсонов, действуя по указаниям 90-летнего шамана Григорьева, отрезал голову жертве и извлек внутренности. После этого была собрана кровь, органы пожарены и съедены, голова закопана неподалеку в лесу. Труп из шалаша утром вывез сам Дмитриев.

Противоречий в заключении было много. Как в шалаше высотой всего 165 сантиметров могли подвесить за ноги Матюнина, чей рост составлял, по оценкам патологоанатомов, не меньше 175 сантиметров? Согласно протоколу осмотра, на теле жертвы не было следов того, что ноги были связаны. Обвиняемые принадлежали к разным вотяцким племенам, что не позволяло им вместе находиться в одном шалаше. И таких противоречий было множество.

На противоречия пытался обратить внимание суда защитник подсудимых присяжный поверенный Михаил Дрягин. Однако суд раз за разом отклонял его прошения и петиции. Но ему удалось убедить присяжных оправдать трех из двенадцати человек. Все остальные были отправлены на сибирскую каторгу.

Присяжный поверенный, видя фальсификационный характер дела, отправился в Санкт-Петербург подавать кассационную жалобу в Сенат.

Русская интеллигенция против кровавого навета

Жалоба Дрягина попала на рассмотрение обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего сената Анатолия Кони. Это был человек весьма либеральных взглядов. Широкой публике стал известен в 1878 году как судья, оправдавший террористку Веру Засулич. В годы контрреформ Александра III он, в отличие от многих либеральных деятелей, не попал в опалу. Благодаря высокому профессионализму Кони пользовался высоким доверием у царя, который поручил ему расследовать крушение императорского поезда в 1888 году.

Дрягину не пришлось долго убеждать Кони в том, что «Мултанское дело» сфабриковано. С подачи обер-прокурора Сенат издал специальный указ, отменяющий решение суда в Сарапуле, где проходил первый процесс. Был назначен новый в городе Елабуге. Сенат рекомендовал привлечь к нему профессиональных экспертов — этнографов и врачей.

Благодаря тому, что Сенат придал огласке «Мултанское дело», на второй процесс отправились многие известные журналисты и общественные деятели. События в глубокой провинции для русской интеллигенции стали зримым примером негативных последствий политики обращения иноверцев в православную веру, которая на протяжении более десяти лет проводилась обер-прокурором Святейшего синода Константином Победоносцевым.

Историки до сих спорят, насколько в «Мултанском деле» в реальности присутствовала политическая подоплека. Русская интеллигенция той эпохи не сомневалась в том, что кровавый навет на вотяков — дело рук сторонников Победоносцева. В целях обращения евреев и других инородцев в православие действительно использовались дискриминационные практики. Кровавый навет находился, скорее, в области легенд и местных сказаний, но власти никак не пресекали распространение подобных историй.

Более всех раскручиванию «Мултанского дела» поспособствовал писатель Владимир Короленко — народник, политический активист, который годами находился под гласным надзором полиции. Он написал целую серию репортажных очерков по делу о жертвоприношении, которые в середине 1890-х стали вершиной журналистики.

Новый процесс начался в сентябре 1895 года. Теперь за ним следила вся читающая Россия.

В качестве эксперта-этнографа был приглашен 39-летний профессор Казанского университета Иван Смирнов, который был одним из первых в мире исследователей угро-финнов (его работы и сейчас считаются классическими). Он указывал, что да — вотяки еще несколько столетий назад практиковали человеческие жертвоприношения на постоянной основе, но сейчас не существует никаких свидетельств, что они у них полностью исчезли. Подтвердить или опровергнуть версию следствия этнограф не мог. Естественно, это играло на руку следствию.

Рассказ эксперта нанес неожиданный удар по результатам следствия с другой стороны. Смирнов указал, что бога Курбоны, которому, согласно показаниям Головы, приносили жертву жители Старого Мултана, в вотяцком пантеоне не существует. Именно Смирнов указал, что представители разных вотяцких племен не могут находиться в одном шалаше при совершении культа.

Но в итоге присяжные в очередной раз подтвердили виновность вотяков.

Защитник подсудимых вотяков вновь отправился в Сенат с новой кассационной жалобой. Обер-прокурор Кони, видя общественный ажиотаж, выступил по «Мултановскому делу» на заседании Сената. «Основания приговора, из которого вытекает, что теперь, на пороге XX столетия, существуют человеческие жертвоприношения среди народа, который более трех веков живет в пределах и под цивилизующим воздействием христианского государства, должны быть подвергнуты гораздо более строгому испытанию, чем те мотивы и данные, по которым выносится обвинение в заурядном убийстве», — писал он. Обер-прокурор указывал на политический характер дела о кровавом навете, которое подвергает риску международный престиж России. Сенат поспешил издать еще один указ для пересмотра дела вотяков.

Оправданные мултанцы и их защитники: Стоят слева направо: В.Г. Короленко, Н.П. Карабчевский, М.И. Дрягин, П.М. Красников, 4 июня 1896 года. Источник: unatlib.org.ru

Для третьего процесса в 1896 году уже сам Короленко нанял адвоката Николая Карабчевского, который согласился защищать вотяков бесплатно. Он понимал, что «Мултанское дело» принесет ему известность, в которой, впрочем, он не особо нуждался. Карабчевский был известен как либеральный франт, который безвозмездно защищал народовольцев и террористов, в чем немало преуспел. Отдельным удовольствием для него было добиваться оправдания душегубов. Однажды в разговоре со Львом Толстым он хвастался количеством спасенных им от наказания убийц. Вместе с тем вряд ли в России можно было найти второго адвоката его уровня.

Карабчевский сразу пошел в наступление — обвинение рассыпалось на глазах. Но прокуратура не хотела так быстро сдаваться и пошла на хитрый ход. Был оправдан и выпущен русский подсудимый Василий Кузнецов. Однажды, напившись водки, он рассказал «всю правду» о том, как он убивал  Матюнина некому Богоспасаеву. Последний поспешил доложить в полицию. Казалось бы, теперь обвинение вновь вернуло утраченные позиции. Но Карабчевский не растерялся. Он указал, что еще 1892 году тот же Богоспасаев проходил по делу как единственный свидетель, видевший, как Матюнин отправился в Старый Мултан. Адвокат обосновано задавался вопросом: а может ли такое совпадение быть случайным? Теперь обвинение не только в очередной раз рассыпалось, но и его представители впервые оказались публично уличены в подтасовке фактов.

Одним из ключевых успехов Карабчевского было приглашение этнографической экспертизы со стороны защиты. Этнограф Григорий Верещагин доказал, что за 400 лет, в течение которых Россия владела этими землями, не накопилось достаточного материала о человеческих жертвоприношениях. Если бы они действительно происходили, то «Мултанское дело» не стало бы первым подобным процессом за несколько столетий. В конце своей речи эксперт неожиданно обратился к обычаям русского населения Прикамья и Приволжья. Верещагин напомнил, что этнографии давно известен местный русский обычай отрезать головы людям, страдающим падучей. По языческим поверьям, бытовавшим среди местных русских, считалось, что отрезанная голова в момент приступа эпилепсии гарантирует избавление от эпидемий. Свою речь Верещагин закончил предположением, что, вероятно, истинный убийца Матюнина специально вырезал внутренние органы, чтобы направить следствие по вотяцкому следу.

Кульминацией всего процесса стало обнародование информации, которую Карабчевский узнал в самом начале своего участия в процессе, но откладывал до самого конца. Лично приехав в Старый Мултан, он без труда выяснил, что тот самый пристав Тимофеев, который возбудил уголовное дело, сам ночевал в соседнем с двором Дмитриева доме в ночь предполагаемого убийства. Судья был вынужден допросить Тимофеева. Тот признал, что в ночь «кровавого навета» на дворе Дмитриева ничего не происходило.

Все подсудимые были оправданы.

«Мултанское дело» стало очередным личным триумфом адвоката Карабчевского.  Но куда как шире было общественное ликование — оправдание вотяков рассматривали как победу над государственной машиной русификации и крещения инородцев. Оправдание вотяков в либеральных и левых кругах считалось торжеством разума над мракобесием. Общим было мнение, что в XX век Россия вступит, забыв про кровавый навет. Но уже через 15 лет после окончания «Мултанского дела» разгорится прогремевшее на весь мир «Дело Бейлиса».

Позже Короленко на личные деньги проведет еще одно частное расследование убийства Матюнина. Согласно его результатам, убийцами стали крестьяне из деревни Анык, которые хотели отнять землю у вотяков. Официального подтверждения эта версия так и не получила.

В конце 1930-х годов деревня Старый Мултан в Удмуртии была переименована в Короленко.