Казацко-турецкая война

Ставка на изнурение казацких сил

Столкнувшись с решительным сопротивлением осажденных, турки предложили казакам просто выкупить город. Как указывается в средневековой «Повести об Азовском осадном сидении» турецкое командование «за пустое место азовское давало по 300 талеров серебра чистого, да по 200 золотых червонных арапьских» на каждого казака, вышедшего из крепости. Турки были согласны даже с тем, чтобы казаки вывезли из города всю артиллерию, а это была огромная огневая мощь в 300 стволов.

Казаки гордо ответили турецкому главнокомандующему: «Когда нам нужен был Азов, то мы его взяли у царя турского, не торгуясь и не тратя казны казацкой; когда нам понадобятся золотые червонцы арапьские, то мы за ними сами придем в Царьград, хочь и к тебе самому, Ибрагим-паша».

Взбешенный турецкий генерал ответил на слова казаков пятидневной бомбардировкой цитадели из всех орудий и последующим непрерывным штурмом на протяжении более трех суток — с 8 по 11 июля 1641 года.

К концу третьих суток казаки были близки к отчаянью. Турки применили изматывающую систему непрерывного натиска, когда специально сформированные десятитысячные штурмовые корпуса, последовательно сменяя друг друга на боевых позициях через каждые 12 часов, не давали защитникам Азова буквально ни одной минуты, чтобы сомкнуть веки. «И от такова турского к себе зла и ухищренного промыслу, — писали впоследствии казаки, — от бессония и от тяжких ран своих, и от всяких лютых нужд, и от духу смрадного трупова отяхчели мы все и изнемогли болезньми лютыми осадными».

Осознав, что продолжение турками столь изнуряющей осадной тактики неизбежно вызовет полный коллапс крепостной обороны, казаки решили атаковать первыми, чтобы, по крайней мере, погибнуть в открытом бою, а не от изнурения.

Историческая реконструкция «Осадное сидение — 2013». Фото: Валерий Матыцин / ИТАР-ТАСС

За два часа до рассвета, в самом конце смены очередного штурмового корпуса янычар, казаки, подняв в качестве штандарта церковную хоругвь Святого Николая-Чудотворца, контратаковали из крепости по двум сходящимся направлениям. Турки не ожидали столь мощной встречной атаки и не смогли быстро сориентироваться в изменившейся ситуации. Они сломали свой строй, стали отступать и, в итоге, понесли очень большие потери: было уничтожено более половины строевого состава янычар. «...Милостью явною [Бога] побили мы их на вылазке, — писали казаки в своей „Повести“, — вдруг вышед вси, шесть тысячей. И, видя то, люди турецкия <...> с тех то мест не почали уж присылать к приступу к нам людей своих. От тех смертных ран и от истомы их отдохнули мы в те поры».

Турецкий командующий, вероятно неправильно оценив имеющиеся у казаков людские резервы (которых фактически вообще не было), дал приказ перейти к позиционной осаде Азова. Этим опрометчивым решением Ибрагим-паша обрек свою армию на финальное поражение.

Подземная война саперов

Все военные эксперты Средневековья сходятся во мнении, что казацкие саперы того времени были лучшими во всей Европе. Вступив с казаками Азова в позиционную войну, Ибрагим-паша немедленно утратил всякую оперативную инициативу, фактически стал играть с казаками на их поле и по их правилам. В этом случае надежда на выигрыш становилась иллюзорной.

Современные историки скрупулезно подсчитали, что за время Азовской эпопеи турки пытались прорыть в казацкую крепость 17 осадных подкопов. Казаки же вели им навстречу 28 своих взрывных и тайных контрштурмовых подземных ходов. В итоге получалось так, что не умеющие тихо работать под землей турки либо взрывались на заранее подведенных им навстречу казацких фугасах, либо изнуренные бесконечными контратаками казаков из параллельных подземных ходов сами прекращали все масштабные саперные работы.

Московитский инженер В. Федоров, присланный впоследствии царем Михаилом Романовым с инспекционной целью в Азов, с удивлением писал в Москву: «Азовские-де казаки у турских людей все подкопы перекапывали, а иные подкопы азовских казаков и турских людей подкопы сходились, а в них многих турских людей побили, да повзрывали».

Подземная фортификация казаков к концу осады приобрела вид разветвленной сети, что позволило казакам в ночное время засылать специальные диверсионные отряды в тыл турецкого лагеря.

Историческая реконструкция «Осадное сидение — 2013». Фото: Валерий Матыцин / ИТАР-ТАСС

Как только наступала ночь — янычары лишались покоя: каждый чернеющий в темноте куст или брошенная сломанная повозка грозили им выстрелом в упор или ударом казацкого кинжала. «День ото дня воинственность кяфиров росла, — грустно констатирует турецкий хронист Челеби, — без всякого страха они стали совершать налеты на наши окопы: кяфиры ходили по подземным ходам, проделывали отверстия в частоколах и убивали выдвинувшихся вперед членов общины Мухаммеда».

Среди казаков находились охотники индивидуальных рейдов за турецкими головами. Какой-то запорожец, раздевавшийся по древнему обычаю характерников до пояса, ночами бродил по турецкому осадному лагерю, надвое рассекая зазевавшихся турецких солдат страшным по силе ударом сабли. Отмечая кровавые итоги рейдов запорожца, казаки удовлетворенно констатировали: «...а ходить с одним мечом по бою голым ходяше, множество пластаны им люди турские, а сечены наполы».

«Свинец крушил тех, кто приближался к бойницам»

Подступала осень. По закону Оттоманской Порты все военные действия турецкой армии должны были прекращаться в День Касыма — 26 октября по юлианскому календарю. Ко Дню Касыма янычарская гвардия империи всегда возвращалась на зимние квартиры, а солдатам предоставлялось щедрое жалование и отдых.

Помня о своих обязательствах перед армией, в середине сентября 1637 года Ибрагим-паша собрал военный совет. Его итогом стало решение о финальном штурме Азова семитысячным корпусом, составленным из одних добровольцев. «Пусть приходит всякий, — гласил приказ командующего турецкой армией, — кто хочет получить тимар (крупную денежную сумму), зиамет [личное земельное владение] и звание сипахия (турецкого дворянина)».

Штурм добровольческими силами показал свою эффективность. «Войска мусульман острыми мечами вонзились в крепость, — патетически писал Челеби, — все газии, как один, рвались вперед, круша кяфиров направо и налево, они погнали их в крепость».

Историческая реконструкция «Осадное сидение — 2013». Фото: Сергей Пивоваров / РИА Новости

Сокрушив оборону казаков на руинах стен, турки ворвались наконец в крепость. Наблюдавшему с передовых позиций за штурмом Ибрагим-паше казалось, что победа была совсем близка, но это только казалось.

Положение атакующих сильно осложнялось тем, что крепость Азова к концу осады фактически представляла собой сплошные руины. Здесь уже не было ни домов, ни улиц. Город превратился сплошной лабиринт, составленный из развалин башен и домов, холмов битого кирпича и щебня.

Этот лабиринт казаки превратили в сплошной укрепрайон, где каждое движение турецких солдат немедленно пресекалось либо подрывом мины-ловушки, либо массированным расстрелом с заранее подготовленных огневых позиций. «Свинец крушил тех, кто приближался к бойницам, — раздраженно пишет Челеби, — проклятые кяфиры взрывали подземные заряды, применяя дьявольскую хитрость, чтобы, как ласточку, швырнуть в воздух войско ислама».

Постепенно наступали сумерки. Войско турецких добровольцев оказалось фактически запертым в крепости, и ни на йоту не приблизилось к победе. Челеби описывает, как мучились янычары, охваченные со всех сторон рассредоточившимся казацким «спецназом»: «Душа и мозг газиев были измотаны, их желудки были пусты, движения стали медлительными, от ужасной жары и жажды они дошли до грани гибели».

Уже на закате командиры отрядов получили разрешение командования начать отход из крепости. Ибрагим-паша решил не рисковать судьбой элитного корпуса добровольцев, которых с наступлением ночи ожидала неумолимая смерть.

Победа, неизбежно ставшая поражением

Глубокой ночью 26 сентября турки свернули свой осадный лагерь и начали отступать к месту стоянки морских судов в устье Дона. По утверждению казаков, они бросили в лагере около двух тысяч раненых. «Повесть об Азовском осадном сидении» повествует, что около тысячи казаков пытались атаковать отступающие турецкие войска. Этот финальный натиск позволил казакам захватить около 400 пленных. Как отмечает известный историк казачества Андрей Венков, отступление турецкой армии было организовано на хорошем уровне, а понесенные турецким арьергардом потери можно считать минимальными.

Вид на крепость Азов. Источник: Yaroslav Blanter / wikimedia.org

На деле же турецкую армию фактически уже некому было преследовать. Отмеченная в источниках одна тысяча сабель исчерпывала весь боевой потенциал казацкой столицы в Азове. Конечно, оставалось еще значительное число раненых казаков, но их невозможно рассматривать в качестве реальной военной силы.

В исторических трудах общее число защитников Азовской крепости оценивают максимум в 10 тысяч человек. Потери казаков по отношению к оставшимся в живых составляли пропорцию 4:1, из десяти казаков к концу осады выжило только двое.

Для донского казацкого этносоциума потеря восьми тысяч крепких молодых мужчин явилась очень тяжелой демографической утратой. Историки считают, что в рассматриваемую эпоху все казацкое население Дона, включая стариков и детей, вряд ли превышало 50 тысяч человек. Без всякого преувеличения можно считать, что в результате «Азовского сидения» казацкий Дон был значительно обескровлен.

Этот факт немедленно сказался на взаимоотношениях донских казаков и Московии: вслед за концом Азовской эпопеи из этих отношений надолго уходят даже воспоминания о былом военно-политическом равноправии Москвы и Войска Донского. Донцы все чаще и все искреннее начинают позиционировать себя как зависимых вассалов Московии, в их официальных документах все яснее звучат верноподданнические нотки.

Московия, напротив, год от года становится все требовательнее к донским казакам, считая их уже не по форме, а по политической сути полностью зависимым от русского самодержавия народом.

«Город Азов вам велели покинуть и вытти на старые свои места»

Понимая, что ни людских, ни военных ресурсов для противоборства новой турецкой осаде у них нет, казацкая старшина, начиная с осени 1641 года, начинает настойчиво предлагать крепость Азов Москве. Уже второго октября Войско Донское направляет с этой просьбой в Москву зимовую станицу во главе с атаманом Наумом Васильевым, есаулом Федором Порошиным и 24 казаками. Наум Васильев вез царю казацкую грамоту, в которой после предложения царю Михаилу Романову «забрать-де Азов-город в ево ж государское счастье», содержится и горестное замечание, что Азов-город казакам самим более не удержать, поскольку у донцов «перераненных, без глаз, и без рук, и без ног стало много».

Историческая реконструкция «Осадное сидение — 2013». Фото: Сергей Пивоваров

Московия, неожиданно получив такой ценный подарок, вряд ли размышляла всерьез, хотя 3 января 1642 года в Кремле собрался Земский собор, который должен был формально подтвердить решение царя о судьбе Азова. Этот Собор имел, по-видимому, не столько действительно совещательные, сколько декоративные функции: московским воеводам и без долгих обсуждений было ясно, что для прочного удержания азовской крепости Московия не могла, да и не хотела выделять достаточное количество военных ресурсов.

Русский историк-энциклопедист С. М. Соловьев в конце ХIX века отмечал в своей капитальной «Истории России», что решение Московии о неприсоединении Азова было совершенно логичным, поскольку «все внимание страны было обращено на запад, все силы государства были направлены туда».

Историк несколько переоценивал, как видится сегодня, значимость «западного вектора» для Московии. Посольский приказ уделял значительное внимание южным рубежам государства. Благодаря продуманной, в каких-то аспектах даже изощренной политике, московитам удалось убить в Азове одним выстрелом сразу трех зайцев. «Азовское осадное сидение» резко, даже катастрофически подорвало военно-демографический потенциал донских казаков, теперь о реальном политическом суверенитете Войска Донского можно было забыть. Одновременно усиливалась зависимость донских казаков от Москвы и рвались их органичные связи с Запорожской Сечью, которая пыталась утвердиться в Причерноморье в качестве независимой казацкой державы. Наконец, Азовская эпопея усилила потенциал военного союза Московии с Турцией: турки сумели по достоинству оценить сдержанность московитов.

В контексте этого дипломатического успеха фактическое обладание Азовом не имело для Московии никакой ценности: торговли московитов через Азов не существовало, а военные издержки при конфронтации с Турцией были бы огромными.

В итоге Земский собор вообще не принял никаких решений относительно Азова, царь же постановил отправить дворянина Афанасия Желябужского и подьячего Арефия Башмакова в Азов. Им предписывалось крепостные сооружения «досмотрети и переписать и на чертеж начертить». В Азов московиты добирались очень долго, прибыли только 25 января, причем оказалось, что «на чертеж начертить» они ничего не могут, ибо ни один из них даже минимальных технических знаний не имел.

Желябужский и Башмаков могли лишь констатировать, что Азовская цитадель нуждается не в восстановлении, а в отстройке заново — до такой степени все крепостные сооружения были разбиты ядрами. Стены в Топрак-кале и Таш-кале, отмечали московиты, «сбиты до середины, а дальше и совсем много, а кое-где до земли».

Известие о превращении Азова в руины ускорило отказ Московии от обладания этим важнейшим стратегическим пунктом Причерноморья. Посольская станица казаков во главе с Наумом Васильевым была вызвана в Кремль, где думные бояре зачитали им роковой царский указ. «И жалея мы, великий государь, — разъяснял царь Михаил Романов свою волю, — о вас, атаманах и казаках, чтоб кровь христианскую уняти, город Азов велим покинуть и из него вам вытти на старые свои места, в которых местах преж всего жили, чтоб вас неверные бусурманы, пришедши, не побили».

Ретроспективно видится, что Московия отказалась от Азова напрасно. Оттоманская Порта была потрясена поражением от «избранных оружных казаков»: военные специалисты оценивают общие безвозвратные потери турок в этой войне в 96 тысяч солдат. Впереди турок ждала долгая война с Венецией за господство на Средиземном море. Вряд ли в складывающихся условиях Оттоманская Порта была бы способна вновь отмобилизовать под Азов значительные силы флота и армии. Запорожцы, несмотря на крайне тяжелую перманентную войну с поляками, были готовы сковать своими походами в Крым военную активность крымских татар. Внешние обстоятельства для прихода Москвы в Причерноморье складывались, таким образом, благоприятно. Недоставало лишь политической воли и решимости. Впрочем, дефицит этих ценных качеств ощущался в недрах бюрократической машины Московии постоянно, вплоть до эпохи Петра I.

Последняя попытка казаков удержать крепость

Атаман Наум Васильев, ознакомившись с царским указом, предписывающим казакам передать Азов туркам, сделал все возможное, чтобы под разными благовидными предлогами подольше задержаться в Москве. Он выехал из Москвы только 4 июля 1642 года, когда Азовская цитадель была уже около месяца вновь оккупирована турецкими войсками. Явное нежелание атамана лично везти своим казацким побратимам в Азов «черную метку» вскоре стало очевидным для московитов, и они отправили в Азов своего собственного посла — воеводу Засецкого.

Историческая реконструкция «Осадное сидение — 2013». Фото: Валерий Матыцин / ИТАР-ТАСС

Московский посол вез специальную именную грамоту царя Михаила Романова, где указ об очищении казаками Азова подавался уже не в рекомендательной и жалостливой тональности, а предписывался предельно жестко, даже с прямой угрозой. «А только вы, атаманы и казаки и все Донское Войско, нашего государского повеления не послушаете, — грозил царь Михаил Романов, — и которое над вами учинится турскими людьми кровопролитие, — и то вам будет самим от себя, и нашего государского жалования и запасов никаких вам в Азов не пошлют...»

Фактически это был ультиматум. В целях сохранения добрососедских и союзнических отношений с Турцией, Московия не только отказывалась от прямой военной помощи казакам, но недвусмысленно грозила перекрыть поставки военных и продовольственных ресурсов на Дон. В таких обстоятельствах удержание Азова казаками было невозможно.

Воеводу Засецкого вызвался сопровождать и охранять в пути на Дон есаул Родионов с пятнадцатью казаками. «Охранили» донские казаки московского посланника, как вскоре выяснилось, из рук вон плохо. На Северском Донце посольство перехватили невесть откуда взявшиеся запорожцы.

Запорожская Сечь была категорически против ухода донцов из Азова, поскольку это сразу же открывало для турецкого и крымского натиска весь юго-восточный рубеж Казацкого Присуда. В ярости запорожцы разорвали тисненную золотой печатью царскую грамоту. Затем посольство московитов было крепко побито и ограблено до нитки. Видимо, только горячие заверения есаула Родионова, втолковавшего запорожцам, что без царской грамоты донцы, разумеется, вельможному московиту не поверят, позволили есаулу сохранить жизни Засецкого и его московских слуг.

Завернутый в холщевый зипун и весь в синяках, высокородный московский воевода 28 мая 1642 года предстал перед угрюмыми донцами. Казаки с презрением выслушали посла и немедленно стали готовиться к уходу из Азова. Они торопились — из Сечи им сообщили о погрузке на корабли турецкого пехотного корпуса во главе с родственником султана, капуданом Мехмед-пашой. Не позднее 5 июня последний отряд казаков численностью около 500 человек, из которых не меньше трети еще не залечили раны, вместе с женами и детьми вышел из Азова и, погрузившись на струги, ушел вверх по Дону к Монастырскому Яру. А уже 11 июня у Азова высадился экспедиционный корпус Мехмед-паши.

По подсчетам историков, в области Войска Донского, то есть на всем протяжении среднего и нижнего Дона вплоть до Азовского моря, в середине 1642 года в случае объявления «сполоха» (мобилизации), можно было собрать не более двух тысяч казацких сабель.

Таков был страшный итог дерзостной пятилетней борьбы казацкого национального духа с могучим молохом военной машины Оттоманской империи.