«Тишина будто душила»
Фото: Сергей Бобылев / ТАСС
Сотни озер и болот, дремучие леса, тайга, переходящая в тундру, и морские дали — бескрайние просторы неприступных северных земель уместились на крошечном клочке суши посреди Белого моря. Удивительная природа, спрятанная в глубине острова от холодных ветров и стихии отливов и приливов, создала особенный мир, в котором первые монахи-отшельники, исполненные идеалами, закладывали основу духовной и хозяйственной жизни Соловецкой обители. Со временем здесь стали появлялись скиты, кельи, церкви, причалы, дамбы, каналы — обрастая наследием и долгой историей, уникальный образ святой земли прочно запечатлелся в сознании народа. Корреспондентка «Ленты.ру», в одиночку исследовавшая Соловки, рассказала о притягательной силе легенды Русского Севера.
Сосновая губа
Жар полуденного солнца начал понемногу уходить. Мне случайно повезло найти место для стоянки, удивительным образом скрытое от посторонних глаз, — заметить меня можно было только с воды, зато мне прекрасно был слышен гул редко проезжающих по дороге машин. Сюда не вели тропы, но следы человека явно присутствовали: небольшое костровище, выложенное крупными камнями, и пара распиленных бревен в траве. Видимо, сюда причаливают местные рыбаки на катамаранах. Спрятав палатку в прохладной тени соснового леса, я выбралась провожать день к берегу моря.
Небо сливалось с водой, на идеально ровной поверхности зеркально отражались белые мазки облаков и тонкий пунктир очертаний дальних островов на горизонте. Начался прилив, и впадающий в Грязную губу ручей стал расширяться и наполняться соленой водой. Умиротворенная тишина, периодически разрезаемая ревом моторных лодок, сопровождала заход солнца. Голубой цвет неба стремительно выцветал, уступая место сиреневым оттенкам заката.
Каждый уголок Соловецкого имеет свое лицо. Здесь, на севере острова, в Сосновой губе, живописно разбросаны под сотню крошечных островков, поросших мелкими соснами, кустарником и просто травой. Многоплановость ландшафта создавалась сменой далеких перспектив, изогнутыми формами многочисленных бухт и заводей, извилистым рисунком каменистых берегов. Единство неба, леса и воды казалось мне первозданной, не тронутой рукой человека кусочком природы.
Хотя на самом деле все эти места давно изведаны нашими предшественниками: именно в Сосновую губу причалила ладья основателя Соловецкого монастыря — святого Савватия. Поставив хижину в километре от моря, на берегу пресного озера у Секирной горы, он положил начало освоения острова христианами
Остатки истории первых иноков, будь то забытые святыни или архитектурные памятники, тесно переплетаются с естественным ходом жизни на земле. Природа неумолимо берет свое, стирая следы человека в этом месте — и вот это снова те самые заповедные пейзажи, как сотни лет назад, когда не было ни лесных троп, ни озерных каналов, когда так естественно было встретить здесь келью или землянку монаха-отшельника.
Новая Сосновка уютно расположилась на живописном мысе на самом севере Соловецкого острова. Добраться до нее легко — основная дорога, ведущая из центра, упирается прямо в бывший поселок. В прошлом тут было рыболовецкое поселение, сейчас же от него осталась одна изба, пара покосившихся сараев и каменное основание амбара на берегу. У полуразрушенного причала стоял катер — глухой звук его мотора я вчера слышала на своей стоянке в Грязной губе. Владельцы, по всей видимости, заночевали в старом доме — неловко было тревожить их сон, поэтому пришлось сразу направиться дальше.
По картам дорога на Реболду должна проходить вдоль берега, огибая мыс Овсянников и Нерпичий, но единственная узкая змейка тропки, отходящая от поселка, заводила в непроходимые топи, заросшие гибким кустарником. Пришлось искать другой путь, продираясь через небольшой лес, но и тут поджидала неудача: в этих местах тоже стояла вода.
Фото: Дарья Рыбак
Правильная дорога лежала где-то рядом, но ее, как большинство забытых троп на Соловках, было очень трудно найти. Широкие и крепкие стволы сосен утопали в траве, под ногами проминалась мягкая подушка мха и чавкало болотце, сухие кочки предательски сменялись зыбкой почвой. Побродив еще час, я так и не смогла выйти к покрытому валунами берегу и повернула обратно.
Реболда
Дорогу после дождя сильно развезло — взрытые колесами уазиков колеи и канавы заполнились водой, в некоторых местах велосипед пришлось тащить на руках, утопая по щиколотку в вязкой грязи. По обеим сторонам тянулся лес, в котором то и дело путались березовые полосы, заросли ивняка, сосновые боры и ельники. Лето стремительно догорало. Темная зелень хвои разбавлялась золотыми и алыми красками осин, берез и рябин. Между деревьями, на буграх, обшитых мхом или ягелем, рассыпались густые ягодные кустарники. Даже в сентябре еще можно было найти несколько бусин скукоженной голубики, скрывающейся в сплошных зарослях.
От Соловецкого до Реболды — около 20 километров. Жизнь в Реболде кипит лишь три месяца в году. Сезонные рабочие — добытчики водорослей — подчиняются законам отливов и приливов. Выходя в море на старых баркасах, они срезают ламинарию, вооружившись длинным шестом с небольшим лезвием на конце (наподобие косы), накручивают водоросль и вытаскивают листы на край лодки. Позже улов отправляется на берег, здесь длинные полоски ламинарии перекидывают на колючую проволоку и оставляют сушиться, как белье. Раньше на Соловках был комбинат по переработке водорослей, теперь же с наступлением осени добыча отправляется в Архангельск
В поселке не было ни души. Просоленные серые избы стояли слегка покосившись, привыкшие к постоянной сырости и холодному морскому ветру. Пока я увлеченно фотографировала сушильни, из ниоткуда появился пес. Настроен он был очень игриво и сразу же начал с любопытством обнюхивать мои сапоги, тыкаясь носом в ноги.
Позже меня окликнул его хозяин, мы с ним разговорились. Немолодой мужчина с усталым лицом вел рваный рассказ о своей работе и жизни в Реболде вперемешку с вопросами о моей поездке на Соловки. Не желая показаться невежливой, я спросила, могу ли я тут походить и сделать еще немного кадров. Он кивнул, но идти на причал не разрешил. «Ребята работают, не надо мешать. Сезон закончен, скоро будем уезжать».
Напоследок я попросила объяснить, как найти сюда дорогу от Новой Сосновки, и лицо моего собеседника расплылось в улыбке: «Прямо по берегу, когда отходит вода». Но четкого ответа он мне не дал, сказав, что эта тропа может быть опасной. Пожелав мне благополучно добраться до дома, он проводил меня до первой избы, посоветовав быть осторожной, гуляя по лесу: «У лосей сейчас брачный период, но ты не бойся, они выходят ночью».
Фото: Дарья Рыбак
Как это обычно бывает, путь обратно казался короче. Все та же лесная чаща, знакомые полянки, засыпанные хвоей, сверкающие между деревьев полоски воды, замшелые валуны… Меня окружало полное безмолвие — изредка слышен был только скрип старых педалей велосипеда. Дорога все круче бежала под уклон вниз. Разгоняясь, я всем телом навалилась на железного коня, живо налетала на густо переплетенные пучки толстых корневищ и, не сбавляя скорости, разрезала грязные дождевые лужицы… И вдруг — резко по тормозам! На дороге стояло огромное буро-лохматое нечто.
Сохатый был удивлен внезапной встрече не меньше меня — между нами было около десяти метров. Буквально несколько мгновений нескладное мохнатое тело продолжало стоять на своих длинных ногах и в упор разглядывать меня. Затем большая голова, увенчанная мощными костяными лопатами, повернула к лесу. Неторопливым шагом лось ушел в глухой ельник, уступив мне дорогу. Преследовать зверя по таежному бездорожью было бессмысленно, но все же я решила пойти по его следу, надеясь на хороший кадр.
Сохатый скрылся неподалеку за стволами деревьев, однако сбоку даже лучше было видно все великолепие этого животного — огромное туловище с выступающими мускулами, широкая грудь и небольшой горб на загривке. Видимо, зверь выжидал, пока я уйду, чтобы уединиться в диких и сырых лесах. Близко к себе он не подпускал — почувствовав, что я продолжаю наблюдать, он медленно развернулся и неторопливо, как огромный корабль, поплыл в глубину чащи.
Беломорская литораль
Было подозрительно тихо — ни дуновения ветерка, ни глухого шума моря. Тишина будто душила. Я открыла палатку — потянуло холодным воздухом. Было около четырех часов дня, солнце только начинало медленно катиться на закат, его лучи пробивались через толстые облака, заливая все вокруг солнечным светом. На море был отлив, вода практически ушла, оставив непокрытыми бескрайние ковры водорослей.
Фото: Дарья Рыбак
Туман плыл над каменистым берегом, еще недавно затопленным морем. Обнажились гладкие валуны, в некоторых местах образующие небольшие каменные островки. Густо ветвящийся ярко-желтый ковер фукуса покрыл вытянувшуюся далеко вдаль заводь. Крупные гроздья плоских листьев держались на плаву благодаря наросшим на них пузырьками ягодам. Песчаные участки отмели были усеяны пирамидками, оставленными червями-пескожилами. В воздухе была разлита чарующая свежесть — терпкий аромат водорослей и йода перебивался соленым запахом моря. И только чайки своими криками нарушали ровный послеобеденный сон природы.
Через два часа начался закат. К этому времени вода стремительно начала прибывать, вновь затопив каменистый берег и надежно скрыв под своей толщей раковинки мидий, запутавшихся в водорослях. Нагромождения камней у берега разбивались на одинокие валуны, уходящие вдаль.
Чем ниже опускалось солнце за линию горизонта, тем больше зарево заката разливалось по небу. Густое и кроваво-красное, оно словно раскаленным клинком входило в холодные свинцовые воды и, растворяясь, отдавало им свой цвет. Мелкая зыбь Белого моря горела пунцовыми бликами. Над горизонтом висела продолговатая сизая туча, прочерченная розовыми слоями, — я смотрела на это как на чудо. Север поражал яркостью красок — рисуя закат, природа на них не скупилась.
Жизнь в поселке
В последний день я проснулась раньше обычного. Солнце только начало всходить, но никак не могло выпутаться из липкого тумана. К рассвету дождь ослаб и растворился в мелкую морось. Утро грозило быть туманным и серым. Тучи низко нависли над Святым озером, его темные воды, подернутые мелкой рябью, с одной стороны вдавались в густой лес, а с другой почти вплотную примыкали к стенам монастыря. Пробивающееся сквозь облака солнце кидало свой холодный свет на поселок. Последний пароход с острова отходил в четыре дня.
Фото: Дарья Рыбак
С северной части озера открывается вид на постройки, издавна используемые для хозяйственных нужд. К берегу выходит кузница — единственное сохранившееся здание из большого кузничного комплекса, к тому же неоднократно перестроенное и сильно расширенное; овощной дом, тоже утративший после реставрации самобытность плотнического искусства, и Никольский корпус — вместительная двухэтажная постройка, в которой когда-то жили трудники, работавшие на огороде. Аскетичную панораму нарушали громкие крики чаек, которые кружили над водой и садились на вымощенную досками дорожку у стен монастыря.
Архитектурный ансамбль монастыря постепенно расширялся за стенами, окружаясь различными жилыми и хозяйственными комплексами, производственными и складскими строениями, ремесленными слободами. Сперва деревянные, они быстро ветшали и разрушались, на смену им приходили другие сооружения, с уникальными чертами народного зодчества, масштабным характером, присущим далекой северной обители, и просторными формами, способными вместить дух нового времени.
Забытые памятники древности, скиты, пустыни, места промыслов — все это единый, складывающийся веками живой организм Соловков. Лесные дороги и водные пути, ведущие к ним, словно нити связывают сердце острова с историей его создания и заселения.
Наконец показалось солнце, оно выплыло из облаков матовым шаром. Виды валунной цитадели стен монастыря, выдвинутые вперед высокие башни крепости, массивный и выразительный силуэт всего ансамбля, возвышающиеся над сдержанной красотой северных лесов и вод главки церквей придавали Соловкам выразительную атмосферу русской древности, поражая органичностью сочетания религиозных идеалов и богатств природы.
Монументальность ансамбля Соловецкого монастыря, величественный вид которого открывается взору со стороны Святого озера, настраивала на созерцательный лад и размышления о силе духа людей, преобразовавших эти места, сумевших не только утвердиться на неуступчивой северной земле, но и превратить ее в оазис уникальной культуры, создав единство состояния нетронутой природы и великих творений человека.
Фото: Дарья Рыбак
Путешествие заканчивалось на маленькой железнодорожной станции в Кеми. Поезд Мурманск — Адлер пришел поздно ночью. На перрон тут же выскочили покурить несколько пассажиров. Ровно через 15 минут состав уже продолжал свой путь на юг страны через карельские леса. Заснуть так и не получилось, пришлось ждать рассвета.
Все прошлое, вчерашнее, случайное уносилось прочь вместе с монотонным стуком колес. Спящие избы, вечерний туман, синяя летящая река, линии электропередач — все мелькало в окнах и сливалось, взгляд не успевал ни за что зацепиться. Мои мысли выстраивались в длинную цепочку, которая корнями уходила в глубь веков, к истокам истории этих северных земель. Некоторые звенья этой цепи были частично утеряны, другие — намеренно вырваны и забыты. Отрешенный от остального мира небольшой остров в пучине Белого моря стал идеальным местом для вознесения молитв к Творцу и созерцанию природы. Здесь начинаешь понимать, что это совершенно другой мир, в котором плохие мысли улетают прочь, а на душе остается лишь чувство умиротворения.
Дарья Рыбак
