С приветом из контактного зоопарка

«Москвичей-то у нас тут вроде нет…», — женщина в калошах и старой куртке ждет своей очереди в поселковом магазине. Перед ней мужчина и молодая пара. На полу разметка — для соблюдения дистанции.

Еще неделю назад продавец в этом магазине просила покупателей не толпиться, а теперь до изоляции никому дела нет. Сама продавщица, кстати, в прошлые выходные работала в маске, сейчас — без. Все как будто выдохнули. Разве что дачников теперь боятся. Можно подумать, без них мы в своей деревне жили ровно и гладко…

Махнем в деревню!

Новость о том, что в столице вводят пропуска, всколыхнула даже наш глухой уголок в Лужском районе, хотя москвичи у нас редкие гости. Поселок хоть и не дачный, но большая часть летних резидентов — петербуржцы, есть люди из Луги и Великого Новгорода. 

В мирное время к их появлению поселок, как и весь Лужский район, готовился загодя — в дачный сезон население здесь вырастает в несколько раз, только на Мшинскую приезжает до 150 тысяч человек. К маю магазины расширяют площади, учащают поставки, продают инвентарь, семена, жидкость для розжига костров и мангалов, средства для чистки печей... Медперсонал Лужской межрайонной больницы переводится на авральный режим.

В этом году ничего этого, естественно, сделано еще не было. Новость о длительных каникулах застала всех врасплох. Когда горожане стали массово писать в соцсетях «Махнем в деревню, купим у местных мешок картошки, грибочков, огурчиков!», деревня вздрогнула. 
Не успели старушки обсудить первое телеобращение президента, как из переполненных электричек повалил народ. 

Уже 27 марта четыре улочки на окраине нашего поселка, где в основном живут дачники, были полны народа. Поначалу настроение было приехать, оглядеться — и домой. Многие привезли с собой мало еды: одну курицу на семью. Но, насмотревшись новостей, даже прибывшие на ночь-две начали понимать, что остаться им придется минимум на десять дней, а у них ни еды, ни лопат, ни дачной одежды, даже насосы в скважины не опущены — на зиму их от воров прячут. И потянулись машины с петербургскими номерами за провизией.

За солью и спичками

Первый напор деревенские магазины выдержали. Мы, незадолго до того закупившие продукты в Луге, сидели на участке и не высовывались. Потому что из всех приехавших только две семьи вели себя ответственно: одни соседи, четыре поколения, выходили лишь в магазин, ни к кому не приближались, маленький ребенок у них знал про дистанцию. Другая соседка заперлась за забором и не выходила даже для разговоров.

Но в основном «самоизолировавшиеся» ходили толпами, дружили домами, дети их с утра до вечера вместе играли, катались на велосипедах.

От Первомая 1 апреля отличалось лишь голой землей и отсутствием повальных шашлычных пьянок: казалось, народ все же был напуган — кусок в горло не лез.

Отдыхающие слонялись по улицам, ходили на речку, спрашивали у соседей то грабли, то соль и спички. Надо сказать, что к концу первой нерабочей недели улицы были вычищены и выметены. Никогда, пожалуй, в нашей деревне не случалось такой чистоты — от скуки прибрали не только огороды, но и территорию перед калитками.

А я тем временем выкапывала саженцы. У нас два участка: старый, с домом, в котором мы живем, и новый, неподалеку. Осенью мы сделали там козлятник и перевели в него коз. Днем наши девочки паслись в поле, а ночевали в козлятнике под охраной алабая.

Когда объявили первую нерабочую неделю, я взяла лопаты и повела мужа освободить новый участок от саженцев, чтобы держать коз только внутри ограды. Два дня мы выкапывали сливы, вишни, груши, яблони, кусты крыжовника и смородины… Я пожила в 90-е и знаю, что следует за массовой потерей людьми работы и денег, а потом и еды.

Это для нас наши девочки — Марта, Зося и Катя, а другим они — полтора центнера мяса, причем одна с козлятами, две беременных. У Толстого в «Отце Сергии» отшельник каялся за то, что не запер сарай и тем самым ввел воров в искушение. И я решила никого в грех не вводить. Так что с объявлением изоляции наши козы перестали вольно пастись в поле. 

Красный петух

На дачное оживление я смотрела с тяжелыми мыслями и писала в фейсбуке призывы к администрации Ленобласти, чтобы они приняли хоть какие-то меры. В лужской группе в соцсетях пользователи пытались выяснить, сколько в местной больнице аппаратов ИВЛ: кто-то писал, что их три, кто-то — что пять. Даже если на время изоляции в районе останется «всего лишь» триста тысяч человек, статистика выходит печальная: 1,67 аппарата на 100 тысяч населения. 

Понятно, что приезжие в деревне могут заболеть, отравиться, сломать ногу — нагрузка на медицину возрастет в разы. Кто-то неизбежно приедет с коронавирусом. Заболевший петербуржец, когда ему станет совсем плохо, сядет в машину или электричку и уедет в город, где, если верить отчетам Смольного, разворачивают тысячи коек. А деревенские останутся дома.

В нашем поселке достаточно кашлянуть на продавца в магазине — за три дня большая часть жителей будут заражены или контактны, так как тут почти все друг с другом пересекаются.

До лужской больницы, куда уже везут с пневмонией даже из соседнего Тосненского района, 40 километров езды. Если в Петербурге случится вспышка заражения, и в Ленобласти начнутся точечные эпидемии. Но селянам в петербургскую больницу не попасть, даже в Боткинскую из области не возят.

Вопрос провианта

Когда губернатор Ленобласти, поняв, что в регион рвануло почти два миллиона дачников, объявил о введении режима повышенной готовности, мы больше недели не выезжали из дома, поедали запасы, доили коз, ели яйца от домашних куриц. К «заточению» подготовились серьезно: набрали круп, макарон, фруктов, овощей, кофе, чая, мяса, рыбы, корма для животных, лекарств впрок, вороха респираторов и перчаток.

Новость о том, что петербургским дачникам могут запретить покидать поселения, где у них участок, заставила многих уехать. Выступал губернатор грозно, обещал тотальный контроль и говорил о серьезности ситуации. В телеграме появилась новость о налете на продуктовый магазин в Сертолово. Какая-то женщина из Мурино написала, что до нее не доехал курьер с пиццей: его якобы ограбили по дороге. 

В ночь на 31 марта мимо нас потянулись машины — самые боязливые предпочли вернуться в Петербург, поближе к медицине и цивилизации.
Оставшиеся ломанулись в магазины: на Киевском шоссе перед въездом в Лугу образовался затор — все старались успеть до полуночи, боясь, что губернатор действительно выставит блокпосты. Надо отдать должное — еды в райцентре было достаточно. Чего не скажешь о респираторах, которые исчезли даже из строймагазинов, масках и антисептиках, парацетамоле и тому подобном.

В поселке начали судачить, что, если на Киевском шоссе выставить посты, нам всем — и местным, и приехавшим «на изоляцию» — останется уповать на поселковые продуктовые магазинчики. И не факт, что они нас прокормят.

Я пережила 90-е годы на депрессивной окраине сибирского города.

И это горькое прошлое подсказало мне, что провиант мы отныне должны охранять.

Оценив обстановку, я закрыла дальний козлятник и перевела коз с козлятами на участок у дома, где мы живем. Стало тесно, зато все под присмотром. 

Путин разрешил

А потом началась полная неразбериха. Сначала мы думали, что деревня лопнет от перенаселенности, но к середине первой изоляционной недели некоторые дачники потянулись в город — на работу. К выходным они вернулись — подоспели новые, куда более длинные «каникулы». Просьбу Путина и мольбу губернатора Ленобласти сидеть дома петербуржцы поняли своеобразно: привезли еще больше велосипедов, квадроциклов и садового инструмента. Пьянок с песнями по-прежнему не было, но детей на улицы высыпала уйма.

Если бы они приехали 28 марта и остались до 1 мая, было бы лучше. Но люди уезжают в город работать — на выходные снова к нам. Сельские жители, я уверена, ждали блокпосты и санитарные кордоны и приняли решение Дрозденко о пропускном режиме с радостью. Но пока воля начальства дальше заявлений на пресс-конференции не ушла.

— Остаетесь до мая? — поинтересовались мы у соседки.
— Что вы, а кто работать будет?
— Так ведь запретили.
— За ипотеку платить не запретили…
— А штрафы?
— Так Путин вроде разрешил.

Когда я наконец выбралась в поселок, на нашу торговую улицу, то обнаружила, что в респираторе и перчатках смотрюсь как белая ворона. 
Горожане, видимо, решили, что на природе им никакой вирус не страшен, и набивались в магазины толпой, несмотря на то что на полу разметили безопасное расстояние.

Покупали они с деревенской точки зрения тоже смешно — килограмм яблок, пару лимонов, дико, кстати, подорожавших, двести граммов сосисок. То есть так, чтобы ходить каждый день, да и по несколько раз. На местных глядят с изумлением и интересом — как в контактном зоопарке.

Когда я сказала кому-то, что вышла с участка впервые за три недели, на меня посмотрели с усмешкой. А уж когда я складывала покупки в огромный туристический рюкзак, то вовсе молчали в недоумении.

Дальше только картон

Месяц корю себя за лень: и почему же, когда в последний раз была в Петербурге, не закупила семян на целый сезон? Магазины семян, по крайней мере, официально в городе закрыты. Если их не откроют, кроме капусты со свеклой и морковкой, сажать в центральных регионах дачникам будет нечего, даже лук-севок у нас пропал, предварительно подорожав. 

С продуктами в дачных деревнях тоже начались проблемы. Фрукты и овощи продают не первой свежести, на полках появились проплешины, правда, пока почему-то проредились ряды чипсов, газировки, консервов, средней цены алкоголя. Дорогие продукты в наших магазинах исчезли задолго до коронавируса, а теперь стали исчезать дешевые — им на смену выкладывают совсем уж несъедобные аналоги. Потому что макароны по 24 руб./пачка и белорусское масло по 132 руб./полкило только аналогами продуктов назвать и можно. 

Появление суррогатов — самый пока, пожалуй, тревожный симптом наступающего неблагополучия:

даже с учетом приехавших горожан спроса на более или менее приличную еду уже не хватает, чтобы владельцам бизнеса было выгодно ее сюда возить. У людей нет денег. Качество продуктов в деревенских магазинах за последние года два и так сильно провалилось, а сейчас пришло чувство, что падать больше нельзя. Что может быть дешевле пачки макарон за 24 рубля? Только картон. 

Овощи и заготовки были у единиц из селян, и те их давно съели. Большая часть людей в таких поселках живет без земли — в многоквартирных домах, у них нет огородов, скотины, птицы. У дачников теперь не подработать — те сами без денег. 
Сидят, думают, что будет дальше. 

…На мясном ларьке висит объявление: «Куплю гантели, штангу с блинами. Ден». Наверное, Ден устал лежать, спортзала у нас нет. Представляю, как Ден гуляет вечерами по деревне, заходит поболтать то в один магазин, то в другой, ездит с соседями на озеро, вечером качает в огороде мышцы. Когда его вызовут на работу, если вызовут, он бросит гантели и поедет в город. Потом опять вернется. И так до бесконечности.

А гостеприимные селяне останутся дома, в сорока километрах от ближайшей больницы, где то ли три, то ли пять аппаратов ИВЛ на весь район, да и то три из них, если верить новостям, до сего дня были неисправны — их ремонт оплатила местная агрофирма.

Анастасия Миронова

Источник