Разруха, колдовство и нищета. Репортаж из ада на Земле

Белорусский журналист, автор YouTube-канала «Хочу домой» о забытых богом уголках планеты, опрометчиво решил посетить Гаити — нищую и опасную страну на одноименном острове. Сомнения в правильности такой авантюры посетили его еще до вылета, но он набрался храбрости и довел ее до победного конца. После чего рассказал «Ленте.ру» о вудуистских обрядах, войнах бандитских группировок, развлечениях местной молодежи и о том, как прожить на Гаити несколько недель и не превратиться в зомби.

Нехороший остров

«Это проклятое место… Проклятое место…», — русский мужик, шестнадцать лет живущий на далеко не благословенной Кубе и знающий Карибы не хуже родной Москвы, сочувствует мне, узнав, что послезавтра я лечу в самую бедную, опасную и нестабильную страну Западного полушария.

Google и YouTube выдают фото разрушенных землетрясением улиц, групповых захоронений его жертв, массовых драк за еду, а заодно — статистику смертности от эпидемий. Никаких тревел-отчетов, блогов или «орлов и решек», чтобы понять, чего ожидать от острова и страны. И от этой неизвестности страшнее, чем от апокалиптических предостережений доброжелателей.

«Если ты идешь по улице в Гаити, и у тебя на руке хорошие часы, с тебя их не станут снимать — просто отрубят руку мачете вместе с этими часами», — рассказывает пацан с Барбадоса, а я считаю, сколько мне будет стоить отмена рейса в ночь перед вылетом.

Я снимаю документальный проект «Хочу домой» — сериал о жизни людей в местах и странах с плохой репутацией. Гаити пока на вершине рейтинга, опережая даже Пакистан (где я снимал первый сезон шоу и, на самом деле, чувствовал себя, как в гостях у родного дяди). Нервно комкая в кармане справку о вакцинации от желтой лихорадки, еду на травалаторе к стойке регистрации и слушаю радио аэропорта: «Разрушительный ураган Мария пятой категории, вызвав катастрофические разрушения в Доминикане и Пуэрто-Рико, движется в сторону Гаити». Как круто, что нам по пути.

Просто жестянка

Ливень так грохочет по жестяной крыше дома, что чувствуешь себя в консервной банке, по которой дубасят палками. В комнате темно, потому что электричества нет: его нет почти никогда. Стэфан рассказывает, что завтра Земля может столкнуться с планетой Нибиру. «И что мы будем делать?» — спрашиваю я. «Ничего, просто ждать. Бог всех спасет». Я точно приехал вовремя.

После землетрясения 2010-го года Стэфан несколько месяцев работал переводчиком для китайской благотворительной миссии. Тогда еще трупы плавали по городу, как дохлая рыба, и нужно было постоянно через них переступать. На видео есть абсолютно потусторонние кадры, снятые через несколько минут после землетрясения, где гаитяне высыпали на улицы, чтобы встретить второе пришествие Иисуса. В тот момент они верили, что наступил судный день и конец света. Для многих так, фактически, и получилось: сопровождение китайской миссии стало единственной работой Стэфана за 30 лет жизни. У четырех его братьев не было даже такой. Семью из семи человек кормят отец и мать: водитель маршрутки и продавщица уличной еды.

Я нашел их в сети CouchSurfing: мои хозяева любят принимать у себя редких на Гаити бэкпекеров, потому что те возят братьев в другой город на пляж и водят в кафе, где можно съесть курицу, а не только рис с жареными бананами. В их наполовину недостроенном доме две комнаты, из мебели — только небольшой стеллаж и родительская кровать. Пятеро парней и я вместе с ними спим вповалку на полу на пяти квадратных метрах, подстелив спальники. На улице над вырытой в земле ямой стоит унитаз. Водопровода нет в большей части города: воду для гигиенических нужд и готовки нужно покупать в розлив в специальных ларьках. Поэтому я не моюсь: стесняюсь просить хозяев о такой роскоши.

Воду для мытья и приготовления пищи продают бутылками: водопровода нет даже в зажиточных домах

Нужно снимать материал и искать героев для интервью, но уже пять дней я тупо хожу по улицам, не понимая, что делать. Стоит мне достать из рюкзака камеру, со всех сторон доносятся агрессивные крики, сопровождающиеся соответствующими жестами. Камера возвращается в рюкзак, а я — домой к пацанам. Распорядок дня у них максимально простой: проснуться с рассветом, выйти на крыльцо, сидеть. Пока хватает зарядки на смартфонах, листать Facebook и слушать рэп на креольском. После — снова сидеть. Успеть зарядить телефоны, пока дали электричество на пару часов.

Избыток свободного времени местные заполняют настольными играми

Все это происходит в настолько тягучем, бесконечном, безэмоциональном молчании, что чувствуешь, как беспроглядная тоска постепенно заполняет все внутри и ты превращаешься в зомби. Кстати, зомби на Гаити — это не бабушкины сказки. У каждого есть знакомый знакомого, чьего родственника превратили в зомби, и теперь он работает на плантации. Мне удалось записать несколько таких историй — и каждая была рассказана с непоколебимой верой и священным страхом. На всякий случай я запомнил: вернуть зомби к жизни можно, дав ему съесть немного соли.

Зомбиленд

На вписке у братцев ты ни на секунду не можешь остаться один. Почти все немногочисленные разговоры в итоге сводятся к Богу и его неограниченным полномочиям (спустя три дня я не выдержал и съехал из жестяного домика в гостиницу при американской некоммерческой организации, которая меня буквально разорила). Каждое утро я просыпаюсь с мыслью «нужно поскорее отсюда улететь» и ношусь с ней до заката. Проблема в том, что у меня нет американской визы, а все рейсы из Гаити — только с пересадкой во Флориде. Это единственный способ убраться с острова, и без визы тут никак.

Местные парни говорят, что если гаитянину нужна виза, он идет в церковь. А еще эффективнее — пойти к колдуну вуду: он совершит специальный обряд над паспортом, и шансы на положительный ответ резко возрастут. Услуга дико популярна. Американское посольство забито под завязку, и я там единственный белый среди трех сотен желающих свалить. Еще столько же ждет снаружи. Заплатив непомерные по местному счету сто шестьдесят долларов, они с умоляющим видом подходят к окошку — часто сразу семьями, человек по пять. Каждому задают всего один-два вопроса и безжалостно отказывают. Я начинаю жалеть, что не сходил к колдуну. Стэфан говорит, что не хочет в Америку, потому что не верит, что это рай, как убеждены все остальные. В Библии сказано, что рай — это то, чего глаза человека прежде не видели, а уши не слышали. Америка под это описание не подпадает.

Домашние животные самостоятельно ищут себе пищу

Когда мы со Стэфаном не сидим молча на крыльце, мы навещаем его более успешных родственников: кто-то накормит, кто-то нальет пива. Вот эта полная женщина, тетя Стэфана, — жена чиновника. Ее на большом джипе возит личный водитель. Вот этот татуированный толстяк — его двоюродный брат, диджей. У него дома красный кожаный диван и пара десятков картин на стенах. А этот лысый в дорогих кроссовках, широких штанах и с пушкой за поясом — полицейский (кстати, единственный, которого я увидел в нищей, голодной, криминальной стране). И я не могу понять, почему никто из этих успешных по местным меркам граждан не обращает на меня ни малейшего внимания, когда я прихожу к ним в дом. В стране, где белых ровно столько же, сколько в Белоруссии черных, с иностранцем, вошедшим в дом, даже не здороваются. Смотрят, как на пустое место. Я ожидал любой реакции, кроме такой.

У очередного родственника большой и совершенно пустой дом. Посреди масштабной гостиной на табуретке сидит морщинистый дед и смотрит дешевые трехмерные мультики по телевизору, стоящему далеко в углу. Потом он переключает каналы и попадает на документальный фильм о религиозных обрядах африканских племен. Залипает в него надолго, на полчаса, не меньше, не обращая никакого внимания на меня, стоящего рядом. Потом вдруг поворачивается в мою сторону и произносит: «Вы убили очень много наших людей, чтобы мы поверили в Иисуса. А раньше у нас были такие же боги».

Расизм наоборот

Давать интервью на камеру мои домохозяева тоже не хотели. Потому что не были уверены: простой ли я турист или агент ЦРУ. Гаитяне вообще очень не любят камеры, потому что считают, что белые зарабатывают на их снимках и видео с ними огромные деньги. То, что ты белый, впервые в жизни по-настоящему осознаешь, только выйдя на улицу в Гаити. На каждом шагу тебе об этом напоминают крики «Hey, blanc! Hey, you!» («Эй, белый! Эй, ты!»). Звучит не слишком дружелюбно, но мачете пока никто не доставал.

Мои поиски полезных контактов наконец увенчались успехом. Местный, так сказать, «гид» везет меня в Сите-Солей — гигантские трущобы, которые поделены на районы с названиями американских городов. В самых крупных — Бруклине и Бостоне — много лет воевали между собой местные банды. Воевали так жестоко, что ООН пришлось ввести туда десятитысячный военный контингент для стабилизации обстановки. И часть этой дивизии — до сих пор там.

Трущобы построены из жести, мусора и старых дверей биотуалетов

Сите-Солей — это гигантский бидонвиль на триста тысяч жителей, существующих в хаотичном самоуправлении. Без какой-либо инфраструктуры, с одной больницей и несколькими школами на все громадное население, большая часть которого слишком молода, стара или больна, чтобы работать. Здесь живут в хижинах, собранных из листов жести, всякого мусора и дверей от биотуалетов, оставшихся после ухода контингента ООН. А собственно в туалет ходят туда же, где ловят рыбу. Дни местные проводят на улице, потому что под солнцем жестяные жилища раскаляются так, что превращаются в гриль.

Нас подзывают двое здоровяков в брендовых хип-хоп-шмотках, развалившиеся на пластиковых стульях. Виллио, мой гид, лебезит перед ними — видно, боится. Здоровяки узнают, откуда я, долго выражают уважение Путину и просят купить им пивка. Я, хотя и с опаской, отказываю — с чего бы мне просто так угощать пивом ребят, одежда которых стоит в несколько раз дороже моей.

Зато я покупаю обед и пиво Виллио и четверым его друзьям, и мы трем за жизнь, сидя в теньке. Один из парней открывает пиво зубами и поливает им свои туго заплетенные косички. Другой пытается насовсем отдать мне своего ребенка. Третий смачно дымит косяком, и Виллио раз десять вежливо уточняет, не против ли я, что рядом курят. Четвертый оказывается рэпером и ведет меня в свою трущобную студию. Кстати, лидер рэп-группы The Fugees Вайклеф Жан, родившийся в Гаити, в 2010-м пытался баллотироваться в президенты страны, но не прошел регистрацию.

Импровизированная студия звукозаписи: стены обиты картоном для звукоизоляции​

Из огромных хрипящих колонок на весь квартал качает креольский рэп. Звук жесткий и «трушный», как музыка в Квинсе 1990-х. Студия — маленькая коробка из жести, изнутри обитая картоном для звукоизоляции. В ней харизматичный парень в «родной» американской бейсбольной форме пишет вокал. Хозяин — то ли беря меня на понт, то ли из искреннего интереса — предлагает мне зайти в будку и записать свой парт. Я без колебаний соглашаюсь и зачитываю не самый лучший фристайл, но вокруг моментально собирается толпа и бешено аплодирует — такое чудо тут равнозначно внезапному появлению Эминема.

В следующий мой приезд в Сите-Солей весь квартал при виде меня будет напевать мелодию из того трека. Шестнадцать импровизированных строчек быстро сделали меня своим, и я приглашен на церемонию открытия месяца вуду — первую из череды церемоний, которые будут проходить во всех вудуистских храмах страны каждый вечер и завершатся масштабным Днем мертвых — настоящим Хэллоуином, как шутят гаитяне.

Лопни, но держи фасон

Виллио говорит, что многие гаитяне будут неделю голодать, но купят себе свеженькие кроссовки и майку с большим логотипом вместо мяса на обед и ужин. У обочины останавливается фура, и вокруг нее мгновенно собирается толпа. Из контейнера выгружают тюки с одеждой, присланной американцами и европейцами в качестве гуманитарной помощи. Тюки меняют на пачки купюр, и через десять минут пустая фура уезжает. Завтра эти люди займут свои торговые места на тротуарах, чтобы перепродать местным то, что им должны были раздавать бесплатно.

Порт-о-Пренс — город-рынок. Каждый тротуар здесь — лавка, и ассортимент повторяется от продавца к продавцу: фрукты и овощи, ношеная одежда и обувь, таблетки в блистерах без упаковок. Самые предприимчивые гаитяне сейчас учат испанский. Не потому, что рядом более благополучная Доминикана, а чтобы обделывать дела с приезжающими на Гаити кубинцами. Для них тут выстроены целые мини-кварталы с отельчиками и магазинами, мелким оптом продающими западные вещи. Кубинцы дешево скупают их здесь и везут на родину, где ничего иностранного свободно не купишь, а безвкусная одежда со стразами и огромными логотипами модных брендов тоже ценится выше полного желудка.

Девушка не одну неделю копила на ботинки, которые должна была получить бесплатно​

Я встречаюсь с Додли: он сын пастора большой баптистской церкви и обещал сводить меня на церемонию к колдуну вуду. Официально почти все население страны — христиане. Баптистские, адвентистские, иеговистские и какие угодно церкви здесь буквально на каждой улице. Но даже те, кто верит в Иисуса, точно знают: вуду работает, и его стоит опасаться. Поэтому Додли заметно волнуется, но храбрится и ведет меня в назначенное место. Вчера вечером он прислал мне смску: «Колдун сказал, чтобы ты взял местные деньги и доллары. Иначе дух не заговорит».

Из-за тотальной безработицы и почти полного отсутствия в стране бизнеса и производства вариантов заработать у гаитян мало. Большинство полагается на лотереи и денежные переводы от родственников из-за границы. Половину билбордов в городе занимает реклама Western Union, а ларьков с лотереей больше, чем церквей. Я видел их даже в деревеньках в три хижины посреди горной дороги. Те, у кого есть стартовый капитал и возможности, стараются заработать красивее — открывают свою церковь. На отпущение грехов деньги всегда найдутся. Поэтому дома у папы Додли две огромные плазмы и кожаное кресло. Но электричества и водопровода все равно нет.

Додли приводит меня на заброшенную стройку. В закутке, завешенном пестрой тканью, гремит погремушкой колдун в подшитых безразмерных штанах. На его помощнике — гавайская рубаха и здоровенный кулон в виде знака доллара на цепи. На полу расставлены детские игрушки, плюшевый ослик с шилом в боку, статуэтка Девы Марии, в углу — ржавый меч, на стене висит репродукция иконы и — вверх ногами — голая кукла с женскими половыми признаками. Помощник колдуна трясет щеками, как припадочный, — в него вселился дух.

Церемония началась. Это был лучший поход в тематический бар в моей жизни. Полтора часа меня поили ромом, обливали им мои конечности, выпрашивали и выманивали деньги с помощью дешевых психологических трюков и неумело предсказывали будущее. Я бы принял это за чистейший развод, если бы не видел собственными глазами, как мой проводник, переводя речь колдуна и снизошедшего до его помощника духа, трясся и заикался. Ему почему-то не налили.

На бога надейся

«Мистер американец, я счастлив, что вы сегодня с нами! Если в вашем сердце до сих пор нет Бога, это самое время, чтобы впустить его! Присоединяйтесь к нам. Вы — мой друг!» — пастор закончил приветственную речь личным обращением ко мне и вызвал на сцену двух девочек в коротких юбках. Под музыку из синтезатора они танцуют почти так же, как делали бы это в рэп-клипе «южной школы».

Это церковь Господа во Христе улицы Маи Гате, ежегодная церемония награждения молодежных церковных команд. Соревнуются они в том, кто усерднее молится, лучше поет и красивее танцует. Я планировал пойти на дискотеку в парке, но явился сюда и не пожалел. Здесь точно безопаснее, а сексуально танцующих девушек ничуть не меньше. Калис, брат Стэфана, который меня пригласил, надел на мероприятие свою лучшую одежду — ту, что носит в церковь каждую неделю: пиджак, похожий на фрак, красную рубашку и настоящие красные мокасины Lacoste. Его команда под названием Ideal Team в этом году лучшая, и он как ее вице-президент получает из рук пастора почетную грамоту и сертификат на сумму, равную примерно тридцати долларам. На всю команду.

Сегодня первое октября. Я еду в местный Бруклин на открытие вуду-фестиваля. Меня предупреждают, что понадобится бутылка виски — в благодарность за допуск. Ее я отдаю солидной на вид женщине в белом и протискиваюсь к храму через толпу пьяных жителей района. Бой барабанов слышен издалека.

Храм отличается от жилых построек Сите-Солей только размером: те же листы металла, сбитые в параллелепипед. Внутри, как и снаружи, битком набито. В центре толпы люди в белом исполняют ритуальный танец. Жрец пьет ром сам, поит зрителей, издает обезьяньи звуки, размахивает мечом и, в конце концов, падает без сознания. Ритм ускоряется, танец становится все импульсивнее, глаза одетых в белое — все мутнее. Вдруг начинается сильный ливень, солнце пропадает, а единственную освещавшую зал лампочку вырубает. Женщины зажигают несколько свечей, и толпу в этом абсолютно потустороннем мраке начинает потряхивать в бешеном ритме капель, грохочущих по металлической крыше. Барабанов почти не слышно.

Камлание будет продолжаться до утра. И так — каждую ночь до наступления дня мертвых, когда праздник переместится на кладбища. А пока люди передают друг другу бутылки с ромом и виски, выходят покурить, возвращаются в танец. Полвечера девочка лет тринадцати трогает мои кожу и волосы, а потом настойчиво жестами предлагает заняться сексом. Ставит мне засос на руке и еще больше распаляется, когда я начинаю танцевать вместе с толпой. Это моя лучшая дискотека в жизни: первобытно-рефлекторная, трезвая, но вводящая в транс.

Автобус-психодел и немного риска

Самое (и практически единственное) красивое, что есть на Гаити, — автобусы. Уверен, их рано или поздно выставят в каком-нибудь большом нью-йоркском музее. На каждом из них обязательно большими буквами выведена благодарность Богу, а вся поверхность изрисована портретами голливудских актеров разных эпох, героев комиксов, поп-звезд, Девы Марии и Иисуса. Лобовое стекло заклеено темной пленкой: чем меньше остается пространства для обзора, тем круче. В тренде оставлять только прорезь в форме логотипа Бэтмена. Из постоянно открытых дверей наружу непременно свисают пассажиры и с искренней ненавистью показывают гордый фак, когда наводишь на них объектив.

Гаитянские автобусы — произведение народного искусства​

Каждый раз, садясь в автобус, приходится ждать, пока он набьется битком. И как только трогается, с переднего сиденья встает импозантный мужчина в рубашке и галстуке, с харизмой бизнес-коуча и начинает что-то задвигать. В финале долгой речи из кожаного портфеля достаются таблетки без опознавательных знаков. Они мгновенно раскупаются пассажирами. Однажды такой мужчина распродал сумку дорожных камушков, расфасованных по бумажным пакетикам. Правда, для этого понадобилась речь подлиннее, книжка с фотографиями диктатора Дювалье и брошюра с изображением желудка.

Постепенно и я подобрал очень простой ключ к моим местным друзьям, позволяющий их разговорить. За баночкой пива местного производства они переставали опасаться камеры и делились взглядами на жизнь. В Гаити принято бить детей, и делать это нужно обязательно; здесь в порядке вещей изменять жене; слово «секси» здесь означает худенькую женщину, но любят здесь в основном big girls. Наконец, все технологии землянам достались от инопланетян взамен на женщин, потому что инопланетные дамы были не способны размножаться.

Спустя две недели пребывания на Гаити я нашел способ, как снимать видео в стране, где никто не хочет сниматься, и уже довольно свободно ходил по городу, собирая материал. Не дергался, не прятался, нагло направлял объектив на людей и радовался, что больше никто на меня не кричит. И как раз в такой момент, повернув голову, увидел толпу человек в сорок, с криками движущуюся на меня. Через мгновение кто-то уже вырывал камеру у меня из рук, кто-то выдергивал из толпы меня самого, а кнопка записи, как назло, была выключена.

В итоге в готовых роликах «Хочу домой» Гаити выглядит безнадежным, беспросветно тоскливым, постапокалиптическим местом. Но совсем не опасным. Видеокамеру я больше не доставал. Ел вареные бананы с тушеной травой, благодаря бога, что остался цел, что планета Нибиру и ураган Мария прошли мимо, что американскую визу мне дали-таки, и без всякого колдовства. Пытался понять, почему внутри стало так тотально пусто. Обильнее посыпал свою еду солью — на всякий случай — и ждал рейса на Ямайку.

Новые серии проекта «Хочу домой» выходят по понедельникам каждые две недели на Youtube-канале.

lenta.ru