Ответ Мединскому: что нужно знать о генерале, создававшем концлагеря для русских?

Помните, как недавно Сергей Иванов выступил в защиту Маннергейма? В интервью «Комсомольской правде» он назвал недовольных установкой памятной доски[1] финскому маршалу (включая и ветеранов Великой Отечественной войны) «узкой маргинальной частью населения».

Видимо, попытка Иванова выгородить гитлеровского пособника Маннергейма была столь неудачной, что пришлось срочно исправлять ситуацию. Спустя неделю в «Российской газете» была опубликована статья министра культуры Владимира Ростиславовича Мединского «Что нужно знать о генерале, который никогда не изменял долгу и присяге»[2].

Мединский сработал гораздо тоньше Иванова. В отличие от последнего, он изливает праведный гнев не на всех противников доски, а только лишь непосредственно на вандалов. Он аккуратно выбирает выражения, приводит множество аргументов в защиту своей позиции. «Работа над ошибками» проделана качественно. Однако, как ни старался Владимир Ростиславович, добела отмыть черного кобеля Маннргейма невозможно.

Во время прочтения статьи Мединского мне не раз вспомнилась басня Крылова «Волк на псарне».

Волк ночью, думая залезть в овчарню,
Попал на псарню.
Поднялся вдруг весь псарный двор —
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»—
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьем,
Иной с ружьем.
«Огня!— кричат,— огня!» Пришли с огнем. 

Как волк из басни, рассчитывавший на легкую поживу, но оказавшийся во враждебном окружении, так и Иванов с Мединским вдруг обнаружили, что торжественное открытие доски Маннергейму взывало в обществе совсем не ту реакцию, на которую они рассчитывали. Поднялась волна народного возмущения, которая и не думает утихать.

Под давлением общественности, доску с Маннергеймом пришлось перенести с улицы в музей. Теперь Иванов с Мединским делают вид, что пошли на это не потому, что инициатива с доской вызвала стойкую неприязнь у большого числа людей, а потому что доска постоянно подвергалась атакам со стороны кучки маргиналов. Так что же вы, господа, государственные чиновники не последнего ранга признаете, что пошли на попятную перед вандалами? Министр культуры Российской Федерации ничего не может сделать для того, чтобы мемориальную доску не забрызгивали краской и кислотой? Свежо предание, но верится с трудом. Пускай порча доски — не лучшая тактика борьбы, но все прекрасно понимают, что вандализм – это «вершина айсберга». И что убрали доску не потому, что не могут справиться с вандалами, а потому что ничего не могут поделать с разгневанными людьми, которые не желают мириться с установкой в Петербурге памятной доски гитлеровскому пособнику.

В басне Крылова попавший впросак волк попытался сделать вид, что пришел вовсе не для того, чтобы ограбить хозяев, а для того, чтобы заключить мир. Также и Мединский заявил, что мы, дескать, за примирение, за единую непрерывную историю. «Нам же нужно только одно — великая и счастливая Россия, единая в своем прошлом и будущем» — вещает Мединский. Вы против памятников Маннергейму в России? Вы против примирения? Следовательно, вы против великой и счастливой России! Не Иванов с Мединским раскалывают общество, когда вешают доску в честь осаждавшего Ленинград гитлеровского пособника, а «кликуши» и «маргиналы» из «психопатической среды». Хорошая заявочка, правда?

Давайте внимательнее присмотримся к аргументам, которые приводит Мединский. Условно я разделил их на несколько групп.

Мединский:

«...Барону Маннергейму удалось прожить две полноценные жизни. Одну — в Российской империи, честно отслужив ей 30 лет. И вторую — в Финляндии».
«Лично я уверен в одном. Мемориальный дословно — "памятный". Памятник — это от слова "память". А не от слов "хороший" или "плохой", "правильный" или "неправильный"... Историю нужно помнить и знать. И делать выводы».

 

«Я могу понять вопросы ветеранов в отношении памятной доски: да, нужно объяснять. История — сложная штука, и помимо черной и белой на ее палитре множество иных красок, оттенков».

Почему подобные рассуждения я называю демагогией? Проделайте мысленный эксперимент: представьте, что речь идет не о памятной доске Маннергейму в России, а о памятнике Гитлеру или кому-то из осужденных Нюренбергом нацистских преступниках в Германии.

Представьте, вы, как порядочный человек, возмущаетесь, что кто-то намерен установить памятник нацистскому преступнику. На это вам отвечают:
«Да, этот человек совершал преступления. Но ведь история – штука сложная, помимо черного и белого есть и другие краски и оттенки. Нацистский преступник – он же не только преступления совершал, у него же были и положительные качества. Посмотрите, какой он прекрасный семьянин, посмотрите, как он доблестно служит своей стране. У него есть заслуги перед Германией. В честь этих положительных качеств мы поставим ему памятник. Мы заявим, что этот нацистский преступник прожил две разных жизни. Вот здесь он молодец, а вот здесь – преступник. Мы поставим памятник, чтобы помнили о его хороших качествах. Вам все равно не нравится? Вы считаете, что нельзя прославлять нацистских преступников? Но вы ошибаетесь. Мы никого не прославляем. Памятники ставятся не для того, чтобы сказать «хороший» или «плохой», а для того, чтобы была память. Потому что историю нужно помнить и знать. Неужели вы против истории?»

Получается, подобными рассуждениям можно оправдать установку памятников любому нацистскому преступнику. Если вы соглашаетесь демагогией Мединского, то тем самым даете немцам морально право на установку в своей стране памятников Гитлеру, Гимлеру, Геббельсу и т.д. в честь их выдающихся заслуг и без упоминания мерзостей, которые были ими совершены. Лично я считаю, это недопустимо, а появление подобных памятников буду расценивать не как борьбу за историю, а как надругательство над историей.

Вопрос о памятной доске Маннергейму упирается не в то, какими положительными качествами обладал генерал Маннергейм до революции, а в то, какие злодейства были совершены под его командованием. Мединский пишет:

«В сущности, надо просто говорить правду. Ту самую правду, которая бывает очень неудобна при любой идеологической зашоренности». 

Однако, прикрываясь этим лозунгом Мединский поступает совершенно иначе. В своей статье он ничего не говорит о преступлениях Маннергейма, а только лишь пытается оправдать финского маршала. Дескать, ну да, встречался с Гитлером, но Гитлера не любил. Участвовал в блокаде, но в наступление не рвался и приказы немцев саботировал. В связи с этим у меня вопрос: Владимир Ростиславович, когда вы врете? В этой статье, когда пытаетесь показать Маннергейма положительным человеком? Или в собственной книге «Война. Мифы СССР. 1939–1945», в которой вы пишите, что Маннергейм «дружил с Третьим Рейхом не за страх, а за совесть»?

Мединский призывает говорить правду, так почему бы ему не сказать правду о Маннергейме? Не о том, как Маннергейм верно служил своему отечеству, а о том, какие преступления были совершены под его командованием. Статей на эту тему написано достаточное количество. Например, эту тему хорошо проработал историк arctus[3].

«Правда» о Маннергейме в качестве палача. 1939 год[4]
— о том, какие зверства творили в 1918 белые под командованием Маннергейма – как зверски пытали приговоренных к смерти пленников, как сжигали заживо женщин и детей.
http://arctus.livejournal.com/222472.html

Бело-Финский террор 1918 г как причина ожесточения Гражданской Войны[5]
[i]- о терроре, который был развязан в Финляндии в начале 1918 года, причем убивали всех русских, а не только лишь красных и сочувствующих красным.

http://arctus.livejournal.com/157575.html
Финская «расовая гигиена» 1918-го. Массовое убийство женщин в Хеннале[6]
— как в концлагерях оказались женщины и дети, как производились расстрелы женщин без суда и следствия.http://arctus.livejournal.com/155648.html

Блокада Ленинграда. Финский вклад.[7]
— опровержение мифа о том, что Маннрегейм, якобы, не исполнял приказы немцев из-за любви к русским.http://arctus.livejournal.com/84840.html

Зверства финнов Маннергейма на фронте были подстать ИГИЛ. Свидетельства[8]
http://arctus.livejournal.com/154054.html
Нам что, все это забыть — жестокие расправы и пытки, концлагеря, голод блокадного Ленинграда? Почему мы должны это забыть? Только лишь потому, что Маннергейм хранил царские награды и портрет Николая II?

Мы должны забыть о том, как в захваченной финнами Карелии создавались концлагеря, в которых отправили всех русских, включая женщин и детей? 17 концлагерей были созданы в оккупированной Карелии, и еще 7 в захваченном финнами Петрозаводске. Смертность в финских концлагерях была не меньше, чем в немецких.

Аркадий Ярицын, Петрозаводск: "Много лет после освобождения, да и теперь ещё иногда, как только закрою глаза, вижу перед собой ряды колючей проволоки с часовыми на вышках. Передо мной проходят исхудалые лица женщин и измождённых мужчин, детей с потухшими глазами, одетых в тряпьё. Вижу страшную вывеску с предупреждением о расстреле. Из дома, что и сегодня стоит на улице Олонецкой в Петрозаводске, время от времени доносились страшные крики. Там истязали и пытали людей. Туда доставляли виновных в нарушении лагерного режима или тех, кого охранники считали таковыми по своему усмотрению. Новоявленные палачи, не считаясь с девической стыдливостью, не слыша детского плача, срывали со своих жертв одежду и избивали резиновыми плётками. Такому избиению мог подвергнуться каждый, ибо никто не мог предвидеть, к чему придерётся надзиратель".

Раиса Филиппова, пос. Элисенваара:"Когда мне исполнилось 11 лет, я с семьёй оказалась в 6-ом петрозаводском лагере на Перевалке. Чтобы не умереть с голода, приходилось проникать в город. У кухонь или солдатских казарм нам, детям, иногда что-либо перепадало. А в город проникали разными путями. Иногда пролезали через проволоку, а когда у ворот стоял добрый охранник — пропускал.
Невдалеке от леса находился финский госпиталь. Подойдём к окну и начнём просить хлебушка. Иногда солдаты бросали, а бывали случаи, когда над нами смеялись и вместо куска галеты бросали бог знает что.
Однажды мы возвращались из города в лагерь. Выпустил нас через ворота охранник, который особых препятствий не чинил. А вот когда мы вернулись обратно, на вахте стоял уже другой охранник, и он сдал нас в комендатуру. Нас отвели в сарай, где стояли длинные скамейки, положили на них и резиновыми плётками нанесли кому по 15, кому по 25 ударов. После такой порки матери нас на руках относили в бараки. Не выдержав голода и жестокостей лагерной жизни, некоторые из моих братьев и сестёр умерли".
Сохранилось немало подобных воспоминаний, и есть свидетельства очевидцев, что Карл Маннергейм посещал концлагеря для русских ( об этом пишет, к примеру, Клавдия Рогозина из Петрозаводска). И что, мы теперь должны все это забыть? Нам теперь не нужно помнить, кто отдал приказ о создании концлагерей для русских?

Что на это может ответить Мединский? Ничего он ответить не может, да и не захочет отвечать. Призывая говорить правду, он старательно обходит стороной любые факты, которые бросают тень на Маннергейма. Обругать вандалов несложно, для этого много ума не надо. А вот дать ответ, почему ты ставишь памятник человеку, ответственному за жестокие и бесчеловечные преступления – это совсем непросто.

Хочу также прокомментировать попытку Мединского провести параллель между борьбой с памятной доской Маннергейму в России и сносом памятников Ленину на Украине. Это, что называется, следите за руками.
Мединский: «Помнится, первыми памятники начали массово сносить большевики».

«Точно такие же, как на Украине, чубатые, которые пляшут на могилах, срывают мемориальные доски, валят памятники Ленину и разведчику Николаю Кузнецову, Жукову и Черняховскому, советскому солдату-освободителю. Как и те буйнопомешанные, кто 25 лет назад повалил Дзержинского на Лубянке».

«А сейчас те, кто призывает остервенело валить памятники, судорожно переименовывать улицы и города (какой такой Днепропетровск? Даешь Днипро!), срывать мемориальные доски, а когда сорвать кишка тонка, так хоть забросать их краской, засверлить дрелью — они чего хотят? Снова разодрать Россию? На красных и белых? Хороших и плохих?»

Нет, господин Мединский, первыми начали массово сносить памятники не большевики, а французские революционеры, когда 14 августа 1792 года законодательное собрание Франции приняло декрет о разрушении памятников, вызывающих воспоминания о феодализме. Причем у французов дело не ограничилось только лишь сносом памятников, они еще и королевские останки осквернили в королевской усыпальнице в базилике Сен-Дени. Русские революционеры, которые, между прочим, во многом брали пример с французских революционеров, в это плане были гораздо более умеренными. В России усыпальницы русских царей сохранились нетронутыми. При этом, снося монархические памятники, большевики сразу же заменяли их другими. Так Ленин в 1918 году составил список деятелей культуры, которым предполагалось в кратчайшие сроки установить памятники:
1. Толстой. 2. Достоевский. 3. Лермонтов. 4. Пушкин. 5. Гоголь. 6. Радищев. 7. Белинский. 8. Огарев. 9. Чернышевский. 10. Михайловский. 11. Добролюбов. 12. Писарев. 13. Глеб Успенский. 14. Салтыков-Щедрин. 15. Некрасов. 16. Шевченко. 17. Тютчев. 18. Никитин. 19. Новиков. 20. Кольцов.(см. статью Как большевики-русофобы ставили памятники великим русским писателям[9])
http://arctus.livejournal.com/214592.html
Что касается параллелей с Украиной, я, конечно рад, что сносивших памятник Дзержинскому во время Перестройки Мединский тоже причислил к разряду «буйнопомешанных», и что Мединскому не нравится начавшаяся на Украине волна переименований и сноса памятников. Но только давайте не будем лукавить: в России тоже борются с памятниками, проводят переименования и т.д. Не так громко, не в таких масштабах, но ползучая десоветизация на местах происходит постоянно. Я это знаю потому что отслеживаю подобные новости. В разных городах постоянно идут попытки убрать советские названия улиц, убрать советские гербы городов и заменить их на монархические гербы и т.д. В Болхово (Орловская область) пытались снести памятник Ленину[10], и успокоились только когда стало ясно, что 9/10 жителей не хотят, чтобы власть его сносила.

А вспомните, как недавно пытались убрать название станции метро «Войковская», при этом активно пропагандируя ложь о причастности Войкова к неким злодеяниям. Обвинения Войкова построены на откровенной лжи, но (!) даже если бы они были правдой, то масштаб приписываемых Войкову преступлений — это даже не одна сотая от преступлений Маннергейма. Но это не мешало создавать информационную кампанию, чтобы заклеймить Войкова, а потом убрать его имя из названий улиц и станции метро. Помнится, никто не называл боровшихся с памятью о Войкове «кучкой маргиналов». Никто из российских чиновников не сравнивал этих людей с «буйнопомешанными» украинцами. Зато как только патриоты начали возмущаться установкой памятной доски гораздо более неоднозначной исторической фигуре – Карлу Маннергейму – их тут же назвали маргиналами. Двойные стандраты? Еще какие!

Это еще раз показывает, насколько лукавы разговоры о примирении. С их стороны будет постоянное давление, ползучая десоветизация, и это никто осуждать не будет. А как только они получают отпор, начинаются упреки: «Вы против примирения, вы хотите, как на Украине...» Нет, господа, мы не хотим, как на Украине. Но мы хотим, чтобы вы перестали вытирать ноги о святые для нас вещи. А если вы не желаете, чтобы в России стало все, как на Украине, то зачем вы устраиваете провокации вроде этой — с установкой доски Маннергейму?

Заканчивая эту статью-ответ, раз уж я начал с басни Крылов, то и завершить хочу отрывком из этой басни:
«Послушай-ка, сосед,—
Тут ловчий перервал в ответ,—
Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».