Люди, чьи тела заморозят после смерти

В череде способов, призванных продлить жизнь человека до бесконечности, крионика — один из самых известных. И хотя никаких доказательств того, что в будущем замороженные тела смогут оживлять и восстанавливать, попросту нет, по всему миру люди готовы тратить тысячи долларов на надежду на вторую жизнь для себя и своих близких. В мире существует всего четыре криокомпании, три из которых находятся в США и одна — в России. Несмотря на довольно высокую стоимость процедуры и отсутствие какой-либо гарантии, за последние 14 лет в России было крионировано уже 54 человека.

The Village встретился с людьми, которые заключили контракт на криосохранение себя или своих близких родственников, и поговорил с ними о смерти и жизни в ожидании бессмертия.

Алексей

35 лет, директор IT-компании, Москва​

По профессии я преподаватель истории, в жизни разным занимался, в основном бизнесом, сейчас я гендиректор небольшой компании в сфере IT, но большую часть моей жизни занимает общественная деятельность в трансгуманистическом движении. Фактически это и есть моя основная работа. Я заинтересован в том, чтобы эта тема получала дальнейшее развитие, чтобы появлялись все новые организации, чтобы это все становилось более востребованным и как можно больше людей смогли узнать о трансгуманизме, иммортализме, крионике и сделать свой выбор.

У меня есть металлический жетон, на котором на русском и английском языках указаны мое имя, телефон криокомпании и краткая инструкция с тем, что делать в случае моей смерти. Это не распятие, конечно, а, скорее, такая дополнительная страховка, поэтому я всегда стараюсь надевать его, когда выхожу на улицу.

Крионикой я стал интересоваться давно, порядка 10 лет назад узнал, что это есть в США, соответственно, когда стала появляться информация о российской криофирме, я взял на карандаш, что в Москве такое открылось. Изначально собирался приобрести контракт для себя, но так получилось, что в криокомпанию я обратился с вопросом о сохранении тела моей матери. На тот момент она несколько лет страдала от онкологического заболевания и, несмотря на лучших врачей и несколько операций, ничего не помогало. Когда зазвучали самые неблагоприятные прогнозы, я обратился с просьбой о криосохранении.

Моя мать стала 17-м криопациентом в России, а два года спустя я подписал контракт на себя. Это такой миф, что если вы подписываете договор, то вас тут же крионируют, на самом деле многие заключают контракты на будущее, как такой вариант продвинутой страховки. С юридической точки зрения считается, что это договор на научное исследование, то есть такой долговременный научный эксперимент, что позволяет действовать в соответствии с российскими законами.

Всерьез о смерти я стал размышлять лет в 25, а к 29 годам окончательно определился в своем отношении к этому делу. Я материалист-агностик и не воспринимаю варианты утешения для масс

Всерьез о смерти я стал размышлять лет в 25, а к 29 годам окончательно определился в своем отношении к этому делу. Я материалист-агностик и не воспринимаю варианты утешения для масс о царстве небесном или о памяти людской. Ни фига вас помнить не будут, вот попробуйте назвать министров советского или царского периода. В лучшем случае вспоминаться будут руководители государства и какие-то персонажи типа Маты Хари или Распутина, а множество достойных людей, ученых, предпринимателей, деятелей искусства забывают.

Да, я сознаю свою смертность, обдумываю различные аспекты этого явления, но эти мысли не довлеют надо мной, я не нахожусь в постоянном страхе. Мне уверенней оттого, что я обладаю некой информацией о будущем и о перспективах для меня в этом будущем, и в соответствии с этим знанием я стараюсь строить свою жизнь: не заниматься какими-то вредными, опасными и бесполезными вещами вроде экстремального спорта, вести относительно здоровый образ жизни и при необходимости как можно быстрее обращаться к врачу. Понятно, что это не панацея, но я делаю все, что в моих силах. Я считаю, что свою жизнь надо воспринимать как то, за что ты несешь ответственность.

Если мы говорим о крионике, то не о какой-то отдельно взятой вещи, это не просто так, что вот человек захотел получить какую-то надежду, когда у него кто-то из близких заболел, и обратился к криосохранению — речь идет о смене парадигмы мышления в отношении к жизни. Место человека, которое он занимал раньше, этакого винтика, меняется, появляется все больше технологий, которые позволяют нам жить дольше, а может, и вовсе не умирать. И есть надежда, что молодые люди, подписавшие контракт на криосохранение, никогда не воспользуются им потому, что доживут до того момента, когда медицина и наука станут настолько могущественными, чтобы спасать всех.

Игорь

84 года, профессор философии, Челябинск​

Еще студентом я стал задумываться о том, что это за такой неотвратимый закон, действие которого ведет к старению и смерти, почему люди достигли таких успехов в науке, осваивают космос, но не в силах победить своего главного врага? С тех пор вопросы продления жизни и преодоления смерти стали моим призванием, за 60 лет научной работы я написал на эти темы 17 книг и массу научных статей. Сейчас я работаю в Южно-Уральском государственном университете профессором кафедры философии, имею степень доктора философских наук.

Когда я только узнал, что в России появилась фирма по криосохранению человека, мы с женой подписали контракт на криоконсервацию мозга. Согласно договору мы стали вносить деньги в рассрочку, выделяя на это мой аванс из зарплаты. Тогда это было легче сделать, курс был куда меньше и 200 долларов были не такой уж и большой суммой. К тому же компания определила нам стоимость не в 12 тысяч долларов, а в шесть, а когда моя жена скончалась, мы объединили наши с ней вклады, и получившейся суммы оказалось достаточно.

Никто из нас не был уверен в том, что крионика может дать стопроцентный результат, к сожалению, технология пока довольно несовершенная, и история знает много неудачных случаев, вплоть до того, что отключалось электричество и размораживалось содержимое дьюаров, но пока это единственный возможный вариант сохранить жизнь с возможностью ее дальнейшего продления. Наши родственники положительно отнеслись к этой идее, и мой сын, которому недавно исполнилось 50 лет, тоже хотел бы подписать контракт, но с выросшим курсом доллара это стало очень дорого.

Моя жена скончалась в конце июля 2011 года. Первым же делом я позвонил Медведеву (Данила Медведев — председатель совета директоров криокомпании. — Прим. ред.), мне сказали обложить голову чем-то холодным. Но в тот год было очень жарко, а врач ехал долго, и прошло много времени, прежде чем ее удалось отвезти в морг на сохранение, а перфузию ей смогли сделать только на следующий день. В общем, все прошло не так быстро, как требовалось. К сожалению, пока все очень ненадежно.

Смерть жены я не воспринимаю как некую безвозвратную утрату, она для меня временно ушедшая. Как это все будет в дальнейшем, я не знаю, будет ли это вообще возможно, я не знаю, но мы сделали все, что могли, и это главное.

Когда мы только решили подписать договор на криоконсервацию, мы с женой исходили из того, что стареем, что рано или поздно все закончится смертью и этому нужно как-то противостоять

Каких-то особых планов по поводу новой жизни мы, конечно же, не могли строить потому, что реальных предпосылок нет, никто не знает, что там будет и как это будет. Сохраним ли мы личные воспоминания, сможем ли мы продолжить наши отношения или каждый найдет себе новую половину — я не знаю. Какие именно технологии будут применять, чтобы оживить человека, тоже неизвестно, поэтому я стараюсь не строить на этот счет каких-то особых фантазий, но, на мой взгляд, наиболее надежное, понятное и реальное на сегодня — это восстановление жизни через клонирование.

К настоящему времени было уже очень много клонированных млекопитающих. Клонирование происходит из такой же клетки, из которой этот человек уже родился, он во многом должен быть похож на себя телесно и психически, обладать определенными чертами характера, привычками, склонностями, устремлениями.

И даже если у него не будет личных воспоминаний, скорее всего, он будет той же личностью. Скажем, мы и сейчас, живя, многое забываем, но при этом остаемся самими собой. Не говоря уже о том, что всегда есть фотографии, видеозаписи, документация — и все это будет точно рассказывать о том, как эта жизнь прошла, с кем она прошла, чего человек достиг и так далее.

Но мне кажется это непринципиальным. Главное, чтобы человек, умерев, получил возможность снова жить и чтобы жизнь эта была неограниченно долгой. Это не абсолютное бессмертие, о котором говорят религиозные учения, когда речь заходит о душе, а такое бессмертие, которое может быть перервано травмой, болезнью или несчастным случаем. Но это такое прерывание, которое впоследствии опять-таки закончится восстановлением жизни и ее продолжением.

Главное, чтобы человек мог жить новой сознательной жизнью и познавать лучше то, что было при его прежней жизни. Скажем, я незрячий, вот уже почти 70 лет, как я не вижу окружающий мир, но в новой жизни я смогу снова видеть и отнестись к этому осознанно, полноценно воспринимая этот мир, а не просто вспоминая, воссоздавая старую жизнь. Это будет нормальная вторая жизнь, человек сможет восполнить все то, что он не успел или не сумел сделать.

Ирина

66 лет, пенсионерка, Москва​

О том, что в России появилась организация, которая занимается криосохранением, я узнала совершенно случайно: несколько лет назад мне попалась газета и маленькое такое объявление. Я сразу не стала звонить по этому номеру, просто запомнила, что такое есть, а три года назад, когда у моей мамы случился инсульт и врачи не смогли помочь, я вспомнила о нем.

У матери оказалась парализована половина тела, она была в сознании, и с ней можно было общаться, но она была в тяжелом состоянии, лежачая больная. Не знаю, то ли медицины у нас нет, то ли это отношение такое к людям, но никто не хотел помочь мне с восстановлением моей мамы. Существуют, конечно, частные клиники, где, возможно, другое отношение, но мы же не знаем, что творится там и на каком уровне там технологии. Все должны знать в поликлиниках, а к ним приходишь и говоришь о новых методах лечения, показываешь статьи, а они в ответ заявляют, что это желтая пресса.

Мать отнеслась с недоверием к затее с крионикой, а родственники и вовсе не поняли этого, посчитали меня сумасшедшей и до самого конца не принимали. Но так всегда, одни люди развитые, другие — нет, одни интересуются наукой, для других же это совершенно ненужная информация.

Мне не нужно было верить или не верить, я прекрасно понимаю крионику и сама одно время занималась ею. До 55 лет я работала в Институте космических исследований и прекрасно знаю, как работают низкие температуры. Правда, я работала не с биоматериалом, а с приборами, но я знаю биологию и физиологию и приблизительно представляю себе этот процесс. В конце концов, человек — это биологический механизм, который можно выключить и включить, и при определенных условиях все будет в порядке.

Я заключила контракт на крионирование своей мамы, чтобы в будущем у нее была возможность быть счастливым, здоровым человеком и иметь возможность пойти в профильный кабинет, где ей смогут обеспечить должное лечение. Ведь сейчас у нас нет медицины, но в будущем, когда будет возможность вернуть ее к жизни, она будет.

Как только моя мама умерла, я позвонила в криослужбу. Они быстро приехали, врачи оказали содействие, отнеслись с пониманием, все было сделано как положено — в условиях больницы ее тело охладили, а потом повезли в четвертую городскую больницу, где сделали перфузию и все, что полагается, перед тем как повезти в само криохранилище.

У меня нет ощущения, что моей матери больше нет, я не говорю «место захоронения», мне кажется, это неправильно, ведь хоронят тех, с кем не заключали договор о криосохранении, а мою мать не похоронили, а крионировали. Я периодически приезжаю в криохранилище, но не с целью навестить ее, а чтобы поговорить со специалистами, узнать, что нового в мире медицины, что нового изобретено или найдено.

Я живу с надеждой, что когда-нибудь ее восстановят. Через 20 или 30 лет, может быть, уже научаться восстанавливать человека, если нет, то, может быть, через 50 лет изобретут такие технологии, которые позволят ее вернуть. Мне неважно, когда это будет сделано, мне важен сам результат.

Сам контракт заключается на 50 лет, но с возможностью пролонгации, если нужные технологии еще не будут изобретены. Я уверена, что криокомпания будет существовать и через 50 лет, и даже дольше. Ведь каждый человек заинтересован в том, чтобы жить подольше и получше, и они в том числе. Они готовят себе смену, чтобы, когда придет время, их крионировали, и дальше все это по цепочке дойдет до того времени, когда появится у нас нормальная медицина и возможность восстановить человека, дать ему вторую жизнь.

О том, каким будет тот мир, я иногда думаю, уверена, что должна будет выйти специальная юридическая статья для восстановленных людей, у них должно быть то, что было перед их смертью, то, что сохранилось. Меня волнуют эти имущественные вопросы, ведь одно цепляется за другое: какой будет смысл восстанавливать человека, если после этого у него ничего не будет?

Старость будет побеждена, я так представляю. В будущем не будет пенсионного фонда, медицина будет развита настолько, что человек в 80–90 лет, омоложенный, будет иметь силы и возможность без пенсии, с помощью своего труда и головы заработать столько, сколько нужно.

Само общество будущего только выиграет от таких вот восстановленных людей. Общество меняется, и человек тоже, меняется его качество и знания. Предположим, что случится коллапс и выключится вся электроника, все встанет. Кто выживет? Грубо говоря, тот, кто умеет вести сельское хозяйство. Человек XIX века умел это делать, а сегодня уже почти никто этого не может, ведь тот крестьянский образ жизни уничтожался и люди переезжали в города, теряли свои навыки. Я считаю, что восстановленные люди будут нужны обществу будущего, они носители уникальных знаний и умений, которых уже не будет в то время, и смогут дать толчок для нового развития.

Максим

25 лет, руководитель агентства презентаций, Балашиха

Я всегда с удовольствием читал какие-то статьи про технологии, про развитие медицины, про способы продления жизни. Я вижу в этом смысл и большую ценность, потому что основная причина смерти людей, от которой еще никто не уходил, — это старение, это та болезнь, от которой умирают абсолютно все.

Крионикой я стал подробно интересоваться где-то с апреля прошлого года, после того как прочитал статью Why Cryonics Makes Sense в блоге Тима Урбана. Статья была посвящена попытке разобраться в том, что такое крионика и насколько рационально в этом участвовать. Я прочел ее, и те аргументы и исследования, которые в ней перечислялись, меня зацепили, общая логика показалась мне рациональной и убедительной, в итоге я эту идею купил.

Дальше передо мной стоял лишь вопрос в том, когда именно это сделать. Те мои друзья, кто тоже хорошо к этому относится, решили для себя, что подпишут контракт лет в 30 или 40, я же подумал, что в этом есть некий риск, потому что никто не застрахован от неожиданной смерти.

Есть множество факторов, которые могут свести на ноль все усилия, начиная от войны, из-за которой могут уничтожить само криохранилище, заканчивая изменениями в законодательстве, которое запретит крионирование людей. Рисков довольно много, из-за них я бы оценивал вероятность того, что меня успешно крионируют, разморозят и я продолжу полноценно жить, процентов в 20–30. Я держу эти риски и цифры в голове, но все равно больше шансов на некую новую жизнь, чем если меня просто закопают в землю или сожгут в крематории.

Технологии, которые позволят качественно разморозить человеческий мозг и каким-то образом вновь его запустить, скорее всего, появятся. Уже сейчас смогли успешно витрифицировать мозг кролика и обратно его разморозить, после чего он сохранил свою целостность, то есть все нейронные соединения, синапсы — все было на месте. Когда именно подобное научатся делать с человеческим мозгом — через 10, 20 или 30 лет, — никто не знает, этот процесс может занять какое-то время, растянуться на годы, но рано или поздно это произойдет, в этом я уверен.

Первая реакция на новость о крисохранении у всех одинаковая: смесь удивления и непонимания. Потом уже, когда более подробно начинаешь рассказывать, обсуждать, все меняется. Друзья в моем возрасте с большей готовностью приняли аргументы, родственники — с меньшей, но в итоге все согласились с тем, что это рационально, что это не пустая трата денег.

Отношения ни с кем после этого не изменились. Отношение к жизни тоже не поменялось, просто появилась некая дополнительная страховка, которая, может быть, сработает, а может быть — нет. Я стараюсь, насколько это возможно, вести здоровый образ жизни, избавляться от вредных привычек, нормально питаться, заниматься спортом, но в целом адекватно относиться к жизни и к рискам. Можно, конечно, паникерствовать и отказаться от экстремальных видов спорта из-за страха умереть, но до такого абсурда я стараюсь не доводить, и если я, например, путешествую и хочу покататься на серфе, то глупо себя в этом ограничивать.

the-village.ru