Потерянный имперский рай

26 октября в прокат выходит «Матильда» — тот самый фильм, которому депутат Наталья Поклонская посвятила 43 жалобы в Генпрокуратуру. Картину Алексея Учителя, из-за которой мистическое «Христианское государство» жгло машины и терроризировало прокатчиков, все-таки покажут массовому зрителю: согласились даже изначально отказавшиеся от проката сети кинотеатров «Синема парк» и «Формула кино».

Камень преткновения в фильме — роман императора Николая II и балерины Матильды Кшесинской, который радикальные активисты посчитали «попыткой унизить святого православной церкви» и даже провокацией к «русскому Майдану». На деле все оказалось намного прозаичнее; по просьбе The Village Мария Кувшинова посмотрела «Матильду» и объяснила, почему царебожникам не стоило так переживать, а фильм вполне мог бы стать частью их пропаганды.

Культ Николая II вспыхнул с перестройкой и обрел форму покаяния: мы, народ, убили своего доброго царя и теперь, три поколения спустя, просим у него прощения, покупая иконки и портреты у художников на Арбате. Предельное выражение этой идеи — царебожие, о котором сегодня так много говорят в связи с атакой на «Матильду». Царебожники верят, что последний русский царь был локальным Мессией, взявшим на себя грехи неразумных подданных. Помогает также и то, что император носит имя самого популярного (популярнее Христа) народного русского святого — Николая Угодника.

В менее радикальном и более распространенном изводе этого культа Романовы почитаются как благородные бессребреники и противопоставляются сегодняшним коррумпированным властям (можно ли коррумпировать того, кто является единоличным собственником всей страны?), отчасти восполняя тоску по легитимной власти (наследование престола в любом случае лучше фиктивных выборов). Отсюда огромный успех выставки «Романовы», да и Валентин Серов, актуальнейший художник современности — автор самого известного портрета императора.

«Ну и потом, Романовы — это просто красиво»

В начале 1990-х советский проект воспринимался как провалившийся, общее место социалистической пропаганды — 1913-й (вплоть до 1980-х все показатели развития сравнивались с показателями этого последнего мирного романовского года) — стал гипнотической точкой во времени, в которую необходимо вернуться, обнулив все произошедшие затем ужасы. В показанном по центральному телевидению документальном фильме Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли» (1992) впервые была сформулирована коллективная фантазия о потерянном имперском рае — он выглядел как гастроном «Елисеевский», заваленный севрюгой и паюсной икрой. «Пришла советская власть и обобрала всех», — сообщает в закадровом комментарии автор. Пустые полки постсоветских магазинов — сильная мотивация для фантомной ностальгии, даром что бабушки и дедушки большинства ностальгирующих никогда не бывали в «Елисеевском», с детства пахали землю, умирали от старости примерно в 32 года, а чай и мясо видели только по праздникам. (Балерина Матильда Кшесинская, которая до этого была известна советскому человеку как владелица особняка на Петроградке, с балкона которого произносил речи Ленин, появляется у Говорухина в качестве любовницы наследника; самое время Наталье Поклонской начать проверку своего товарища по Государственной думе.)

В границах этого севрюжно-паюсного видения оставался и «Сибирский цирюльник» (1998) Никиты Михалкова. Сам режиссер появлялся на экране в образе Александра III (тогда впервые заговорили о его президентских амбициях), а вся дореволюционная Россия редуцировалась до счастливо-похотливого хохота юнкеров, несущихся по снегу троек и хруста ярмарочных бубликов. «Цирюльник» был колоссальным финансовым напряжением для несуществующей на тот момент российской киноиндустрии и отчасти монетизировал международную славу режиссера: в производстве принимали участие Франция, Италия и Чехия, а главную женскую роль сыграла английская актриса Джулия Ормонд. В «Сибирском цирюльнике» фантазии ностальгирующего патриота комическим образом совпали с голливудским образом царской России, знакомым по «Доктору Живаго» (1965), мультфильму «Анастасия» (1998) или ballets russes (брат Никиты Михалкова Андрей Кончаловский позднее сделает экранизацию «Щелкунчика»). Увы, главная мечта любого российского патриота — получить премию «Оскар», разбилась о скучный протестантский формализм: фильм не вышел в прокат в необходимые по регламенту сроки.

Говорухин явно симпатизирует Николаю, но все еще воспринимает его как историческую фигуру — идеального семьянина и не самого лучшего правителя, чья политика в итоге привела к тому, к чему привела. Однако чем больше проходило времени, чем меньше оставалось в живых даже не очевидцев, а детей очевидцев, слышавших рассказы родителей, тем неотвратимее последний русский царь перемещался в мифологическую и религиозную плоскость. Российское кино реагировало на этот смысловой транзит показательным молчанием: при всей народной популярности Николай II сравнительно редко появлялся на экране.

«Венценосная семья» (2000) Глеба Панфилова — своего рода ревизия советской еще «Агонии» (1981) Элема Климова, фильм-покаяние, в котором Николай II (Александр Галибин) показан не слабым, но кротким, безропотно принимающим свою судьбу; все еще человеком, но уже тем самым страстотерпцем, которым РПЦ провозгласила его в 2000 году (картина заканчивается документальными кадрами канонизации).

Позднее царская семья промелькнет в паре отечественных и зарубежных фильмов, создавая несколько шизофреническую ситуацию в титрах: так, Владимир Машков играет Николая во французском фильме «Распутин» и Распутина — в отечественном сериале «Григорий Р.»; Ингеборга Дапкунайте в «Григории Р.» — Александра Федоровна, а в «Матильде» — ее свекровь, императрица Мария.

Нехитрый тезис, что империя — это хорошо, а революция — это плохо, в глазах наших идеологов добавляет очков императорской семье и их сторонникам-белогвардейцам.

В «Адмирале» (2008), воспевающем бывшего антигероя советского фольклора Колчака, эпизодическую роль царя исполняет ультраконсерватор Николай Бурляев. Многозначительность позы и взгляда, иконка Иова Многострадального, которую он вручает главному герою, намекает на значительность происходящего: очевидно, что воплотить Николая II на экране или иметь хотя бы какое-то отношение к его воплощению — знак отличия для любого православного патриота. Возможно, здесь и кроется ответ на вопрос, кто заказал кампанию против Матильды — те, кто очень хотели, но не смогли принять в проекте участие (в октябрьском номере журнала L'Officiel Алексей Учитель рассказывает в интервью Ксении Собчак, что митрополит Илларион, по совместительству композитор, очень хотел писать музыку к фильму).

Парадокс, однако, в том, что Учитель снял абсолютно апологетическое кино, которое царебожники, не будь они столь ревнивы, могли бы сделать краеугольным камнем в пропаганде своего верования. Современные баталии вокруг давно прошедших событий наглядно демонстрируют, что история не может сосуществовать с мифом, что вера не опровергается фактами — и одно неизбежно побеждает другое. В случае с императором Николаем II (как и во многих других случаях) мифологический образ окончательно проглатывает историческую фигуру — на наших глазах; и фильм «Матильда», намеренно уведенный создателями в сторону от исторической правды, похожий на рождественское сновидение, — первый и очень яркий пример кинематографа, закрепляющего именно миф и культ.

Как Христос в «Последнем искушении» Скорсезе, Николай у Учителя отбрасывает мирскую любовь, жизнь частного человека и подбирает с пола упавшую корону Российской империи, чтобы принять свою трагическую судьбу.

the-village.ru