Как гибнут главные артисты дельфинариев

Рентабельность дельфинариев строится на человеческих пороках: глупости, невежестве, эгоизме, лени и гордыне. Именно эти состояния ума и души — вместе или по отдельности — заставляют их обладателей покупать и поощрять то, от чего надо бежать сломя голову и вопить в небо: «Господи, ты слышишь? Запрети этому быть». Устроители дельфинариев невысокого мнения о человеческой натуре, и в общем-то они правы. Вот только дельфинов, моржей и белух жалко, потому что нет дельфинариев хороших — есть дельфинарии плохие, а есть дельфинарии еще хуже.

Вот, например, в Анапе была стройка, и поставили в середину стройки железную бочку, и налили в бочку воды, и только дух человеческого скотства носился над водою. Вскоре привезли белуху и двух дельфинов-афалин с документами, в которых было написано, что это «дельфины, самцы»: Беня 8 лет, Женя 9 лет. В 2012 году их всех посадили в бочку, назвали заведение «Китариум» и стали пускать в него посетителей. Потом «дельфины, самцы» умерли, а на их место привезли двух других — следите за руками — под те же документы. Они тоже умерли. Третью пару (надо ли говорить про документы на все тех же унесенных ветром Беню и Женю) посадили в бочку в марте 2016-го, и это были самка и подросток; самка умерла через пару месяцев (есть удивительный протокол вскрытия: практически «смерть дельфина наступила от того, что дельфин умер»), подросток исчез в июле. А потом заболела белуха. Ее звали Рокси.

Жирный плюс в карму черта, который будет переворачивать вертел с хозяевами железной бочки, где в тухлой воде, при 40-градусной жаре, под солнцем, в центре курортного южного города в XXI веке сидел белый полярный кит. Летом на change.org появилась эмоциональная петиция — ее автор, отдыхавший в Анапе, требовал сделать с «Китариумом» хоть что-нибудь: «Я плакал и следил за тем, чтобы не видела моя жена», — написал он. Лето белуха как-то пережила, а в октябре у нее появились ромбовидные пятна на голове. Это симптом рожи свиней. Впрочем, серологический анализ с подтитровкой на антитела никто не делал, лечили Рокси, консультируясь по телефону с Москвой, потом сообщили местной общественности, что белухе лучше. Последний раз, когда ее видели, она выглядела чудовищно. Потом она умерла (протокола о вскрытии нет), а спустя месяц из воздуха соткалась ветеринарная справка о ее транспортировке в Волгоградскую область. Городская прокуратура Анапы, которая сперва очень заинтересовалась всей этой историей и просила — на словах — создать экспертную группу, чтобы ей было на чье мнение опереться, — умыла руки.

Белуха тут, бассейн закрыт?

«Китариум» в Анапе — это железная бочка, в которой в 40-градусную жару мучился полярный кит. Фото автора

Я прилетела в Анапу, чтобы встретиться с волонтером Натальей Макеевой, — мы горевали, и мы были злы; мы договорились, что вместе вывернем наизнанку городскую прокуратуру, а та возьми и не вывернись: прокурор через свою помощницу витиевато послал меня в пень, сообщив, что встречаться не будет, так как «не видит поля для обсуждения ситуации». Потом мы с Натальей зачем-то пришли к «Китариуму», стали двигать к его тонированному стеклянному боку какие-то железные ящики, взбирались на них и заглядывали внутрь, чтобы увидеть бассейн: разумеется, он был пуст. Потом мы обошли «Китариум» и увидели даму: она стояла возле входа в сухопутный зоопарк, держала цветные бумажки и разглядывала свои сапоги. Наташа сказала, что это Наира Арутюнян, — и смылась за рекламный щит, а я пошла прямо на даму, похожую на замдиректора ООО «Черноморский осетр» или ООО «Планета Океан» (которым поочередно то не принадлежал, то принадлежал, то снова не принадлежал «Китариум»), и взяла у нее флайер. У нас состоялся высокоинтеллектуальный диалог:

— А дельфинарий что, закрыт? — спросила я. — А то я белуху посмотреть хотела. Говорят, там у вас белуха была.

— Почему «была»? — энергично удивилась дама, похожая на замдиректора похожего на дельфинарий заведения. — Она никуда не делась, просто до мая закрыто.

— Но ведь бассейн пустой.

— Ничего не пустой! А вообще я не знаю, что у них там, они к нам не относятся, мы зоопарк, а они отдельно.

За некоторое время до этого мы вместе с дружественными биологами, спецами по китообразным, все же собирали в Москве ту самую экспертную группу — чтобы помочь Анапской прокуратуре изъять белуху Рокси у «Китариума» в досудебном порядке. Горестный и позорный итог: сперва не спасли Рокси, которая больше не смогла ждать, потом не вывернули прокуратуру, которая не захотела выворачиваться. Всего на третий день в Анапе передо мной встала тупая безнадежность — родственница той, что была у проф. Преображенского, уставшего от Шарикова. Я курила на балконе своей изумительно пустой гостиницы и понимала, что уже устала от дельфинариев.

Рожденные несвободными

Белуха Рокси. Фото: Наталья Макеева

В двух соседних регионах — в Краснодарском крае и в Крыму — дельфинариев 34. В крошечном Лазаревском — приблизительно одна улица, зажатая между морем и горами, — их три. Откуда для всей этой прорвы балаганов берутся черноморские афалины, отлов которых запрещен с 2003 года, потому что эти дельфины — краснокнижные? Несомненно, какая-то часть рождается в неволе, но основная часть «артистов» — это животные, незаконно отловленные в Черном море. Доказать происхождение дельфина, часто выступающего по подложным документам, — практически невозможно.

В Большом Утрише находится «Анапский дельфинарий», один из четырех дельфинариев маленькой, но процветающей империи Людмилы Камаевой и ее ООО «Фирма Дельфин». Пожалуй, если не самой лучшей в стране по водоподготовке в частности и по содержанию животных вообще, то в пятерке лидеров точно. Офис в Анапе, открытый морской дельфинарий в Утрише, филиалы в кубанской Архипо-Осиповке, в крымской Оленевке и в Набережных Челнах. Белухи, ластоногие, 25 афалин.

— Они плодятся. Мне уже столько не нужно. Я уже разделила всех: мальчиков отдельно, девочек отдельно.

Камаева — первая и пока единственная, кто заказал для своих дельфинов генетические паспорта.

— Чтобы ни одна собака не смела говорить, что я подлавливаю дельфинов с воли, — сказала она.

Людмила Борисовна мне нравится. Она резкая, умная и не врет. Хотя про то, что библиотека ДНК на афалин позволит разводить их без риска близкородственного скрещивания, чтобы в перспективе торговать подрощенным приплодом, — не сказала. Но, правда, я и не спрашивала. Поехала в дельфинарий, смотреть на ее рожденных несвободными.

Если честно, понятия не имею, что для китообразных хуже: быть пойманными в море и очутиться в банке с водой или — родиться в банке с водой, никогда не зная о другой жизни? Если иметь в виду риск гибели и страдания при отлове, то рождение в неволе все это исключает, а значит, оно лучше, чем отлов.

Залив в Большом Утрише очень тесный. В два крайних вольера приливом натащило прорву медуз, и вода похожа на овсяный кисель. В первом сидят патагонские львы — самка и самец, второй с медузами, в третьем два юных дельфина поймали медузу и лениво перебрасывают ее друг другу. Потом медуза им надоедает, один дельфин берет мячик и начинает играть с ним, а второй подплывает к берегу и пытается что-то донести до сведения сотрудника дельфинария — тот кивает, берет еще один мяч и бросает в воду. Дельфин уплывает за мячом. Теперь оба заняты делом.

— Вот эти два — они уже выступают вовсю, — говорит мне тренер, — их даже учить не пришлось, их родители всему научили.

Напротив дельфинария, у противоположного берега узкого залива, буквально по ту сторону сетки пришвартованы небольшие рыболовецкие суда. Слева выход в море. Справа горы. Сверху небо, и ему наплевать. Возвращаюсь в Анапу.

В начале весны 2016-го, увидев однажды, что дельфинов в «Китариуме» кормят строители, местные активисты написали заявление в Азово-Черноморскую природоохранную прокуратуру. Не только о плохих условиях содержания, но и о том, что двое из трех животных являются краснокнижными и что неплохо было бы узнать, откуда они вообще взялись. Экспертом — с согласия прокуратуры — выступил тренер из Москвариума Сергей Кожемякин, один из самых авторитетных в стране. Кожемякин прилетел в Анапу и сделал заключение, что «самка и молодой самец похожи на черноморских афалин». Нужен был генетический анализ, который бы доказал, что в «Китариуме» не тихоокеанские дельфины, а именно черноморцы. Но владельцы «Китариума» взять соскоб эпидермиса не позволили, а природоохранная прокуратура вдруг отказалась выдать соответствующее распоряжение.

Представителя Азово-Черноморской природоохранной прокуратуры, не ставшей конфисковывать белуху и афалин из «Китариума», зовут Алексей Шаповалов, и это тот же самый героический (без иронии) прокурор, который в 2015 году в очень похожем случае вынес — впервые в России — постановление о досудебном изъятии дельфинов у собственника.

История черноморских афалин Зевса и Дельфы действительно беспрецедентна: никогда прежде не изымались животные у владельцев дельфинариев, тем более до суда. Это с Рокси у Шаповалова пошло что-то не так, а в тот раз все получилось. Ответчиком был Михаил Крохин, директор ООО «Павловская слобода», что специализируется на отловах и продажах морского зверья. Крохин перевез двух афалин из Москвы под Тамань, держал их в коровнике. Почти уже безнадежных животных согласилась взять на ответственное хранение Людмила Камаева. Дельфу и Зевса перевезли из коровника в Большой Утриш и поместили в морской вольер. Увы, было слишком поздно: первой умерла Дельфа, а за нею и Зевс. Во второй раз Камаева вряд ли бы согласилась брать чужих зверей под свою ответственность, и, когда мы с нею встретились, она это подтвердила. Вот и Шаповалов тоже не стал повторять свой подвиг.

Волонтер Наталья Макеева говорит, что была рядом, когда составлялся протокол. Прокурорские записывали данные со слов владельцев «Китариума». Есть копия этого документа, и в нем смешные цифры. По ним выходит, что хозяева бочки не знали, сколько в ней литров, пытались сымпровизировать, но получилось плохо: сказали, что объем 350 кубометров, диаметр 10 метров и глубина 5,5. Раскопав в мозгу формулу площади круга и другие школьные принадлежности, мы получаем объем 172,7 куба (хотя, честно говоря, это уже вообще не важно).

Зато более или менее понятно, почему правоохранительные сердца не лежат к подробной возне с дельфиньим дерьмом, разбавленным хлоркой. Если оказалось бы, что в дерьме сидят черноморцы, то пришлось бы их изымать, а дальше — что? А некраснокнижная охотоморская белуха — ее куда девать? Перевезти в Охотское море и отпустить там? — допустим; но, во-первых, до решения суда это невозможно, а во-вторых, больное животное не выдержит транспортировки. Организовать временную передержку на время суда, лечения и реабилитации? — допустим; но на чьей базе? Кто из владельцев дельфинариев возьмет к себе чужую белуху с подозрением на тяжелое инфекционное заболевание? Никто. Где построить хотя бы временный, на скорую руку, реабилитационный вольер открытого типа? — нет ответа.

Как спасать?

В России нет ни одного реабилитационного центра для китообразных, и это «что дальше?» висело не только над прокурором Шаповаловым, но и над нами все то время, пока мы строили планы по освобождению Рокси. У нас были очень жидкие варианты ее пристройства на лечение и реабилитацию (я их не стану называть: вдруг окрепнут и когда-нибудь пригодятся), а у прокурора не было и таких. Но после гибели афалины он сообщил активистам, что «у него для них есть хорошие новости»: «готовим изъятие животных, но оставляем на ответственное хранение у собственника, а поскольку это уголовное дело, то оно будет под контролем Анапской прокуратуры».

А полиция Анапы отказывается возбуждать уголовное дело по статье 245 УК РФ «Жестокое обращение с животными».

А прокуратура Анапы говорит: ну на нет и суда нет. И возвращает дело «Китариума» в природоохранную прокуратуру.

А природоохранная — обратно.

А Анапская — опять в природоохранную.

А потом медуза утонула, и обе прокуратуры стали играть с мячиком, каждая со своим.

Источник: www.novayagazeta.ru