Уроженец брошенной деревни превратил родовой дом в музей. Зачем — выяснял "Огонек".
Из Германии, где теперь живет на пенсии Николай Иосифович, он притащил в родную деревню две солнечные батареи. Одна маленькая, телефон заряжать. Другая, побольше, скомбинирована с автоматическим фонарем, который должен зажигаться при появлении человека. Фонарь живет своей жизнью и светить по большей части отказывается. Впрочем, пенсионеру и так хорошо. Да и деревня Новая Мацилевка скорее вернулась в свое привычное состояние. Как-то обходились до 1968 года без электричества. Места здесь, у самой белорусской границы, даже в советское время были не слишком обжитые. А сейчас и подавно.
Новая Мацилевка, кстати, совсем молодая деревня — ее построили в 1939 году в рамках коллективизации, согнав вместе несколько соседних хуторов. Например, до хутора, где жили Новиковы, было от нынешней деревни метров 300. Все равно пришлось переезжать. Так появился колхоз "Верный труд".
Новиков музеефицировал большинство окружающих предметов. На колыбели, скажем, написано, кто в ней рос, на фуганке — кто им работал, на хомуте — как звалась носившая его кобыла и каким характером славилась
Официально деревня пока еще существует. Новая Мацилевка числится в составе Сеннянского сельского поселения Ершичского района Смоленской области, она отмечена на всех картах. Но уже лет семь тут никто не живет, дачники — и те не появляются. Одним из последних обитателей был старший брат Николая Иосифовича Василий. Но в 2008 году администрация уговорила его переехать в соседнее село, сравнительно большое и благоустроенное.
Родительский дом достался Николаю, а тот превратил его в музей родного села. Табличка на въезде в его двор, первый от дороги, так и говорит: "Музей боевой и трудовой славы колхоза "Верный труд"".
Вспомнить все
Приезжая из Германии, Николай Иосифович так и живет среди экспонатов
Дверь дома-музея открыта круглый год. Замков нет в принципе, только старинная самозащелкивающаяся щеколда, по местному — клямка. Был недавно случай: зашли в музей охотники, клямка закрылась, и они решили, что им снаружи дверь подперли. В общем, высаживали оконные рамы, чтобы выбраться. Потом, правда, честно приезжали — чинили.
На входе висит предупреждение: гостей просят не брать чужого и оставлять отзывы в книге. Отзывов, впрочем, совсем немного — мало кто досюда добирается. От ближайшего крупного города Рославля ехать час, от Смоленска — два, а от Москвы — все семь.
Идея превратить последний мацилевский дом в музей пришла спонтанно, но неслучайно. Еще в бытность здесь Василия его внучка Ира начала стаскивать на двор всякие ненужные предметы старины вроде прялок. Все это несколько лет стояло без толку в клети, пока не перешло в собственность Николая Иосифовича.
— Я же пчел тут завел, приехал смотреть за ними, но при этом много свободного времени остается,— объясняет он.— А я без дела не могу, без работы. Вот и решил превратить здесь все в музей.
Постепенно пенсионер музеефицировал большинство окружающих предметов. На колыбели, скажем, написано, кто в ней рос, на фуганке — кто им работал, на хомуте — как звалась носившая его кобыла и каким характером славилась. Даже русская печка стала экспонатом. На табличке можно прочесть, что последний раз ее перекладывал не печник, а шофер правительственного гаража Анатолий Николаевич Сюрдо.
Иногда по утрам Николай Иосифович вспоминает и записывает в толстой ученической тетради истории окружающих его вещей. А потом таблички распечатывает на принтере молодой учитель физики и информатики, уроженец соседней деревни Александр Шорохов. Вообще, музейному делу помогают многие.
— Когда по соседству узнали, что у меня музей, люди понесли старые вещи,— рассказывает Николай Иосифович.— Одна женщина из Мацилевки подарила маслобойку и цеп. Другая — из Литвиновой-Буды — качулку, это такая штука, которой в старину белье гладили. Может, видели, как Аксинья гладила в фильме "Тихий Дон"?
Надписи гласят, что перед нами коса Нестеренкова Николая Алексеевича, цеп Павлюченкова Николая Сергеевича и хомут от Михалевой "Серой" кобылы с подробным описанием ее потомства
Все эти предметы тут же обрели свои подробные описания. Получается, что на стене висит не просто немецкий ранец, а "ранец Нестерова Николая Алексеевича, который был угнан в фашистскую Германию для рабского труда". А под портретом колоритного бородатого дядьки можно узнать, что звали его Иван Лукич, "он разводил пчел, и у него была очень-очень вкусная клубника".
Лапти на стене — и те не абстрактные. Одни плел Сергей Гордеевич Новиков, другие — сам последний житель дома, брат Николая Иосифовича Василий.
— Он их еще в детстве на всю семью плел, поэтому, когда в 53-м брата забрали в армию, я босиком в школу ходил,— вспоминает смотритель самодельного музея.
Истории вещей, самой деревни и живших здесь людей переплетаются в один клубок.
Взять, например, деревянную бочку. Сам Николай Иосифович в некотором роде появился на свет благодаря такой бочке. Отец его был столяр-краснодеревщик, а по совместительству и бондарь, чем особенно славился.
— В войну, когда отец бежал из плена, его уже недалеко от нашей деревни поймали полицаи. Хотели было расстрелять, но тут один из полицаев узнал земляка. Говорит: я у него бочку перед войной покупал, больно хороша была. И отпустили.
Так и прожил Иосиф Новиков в родной деревне вплоть до освобождения Смоленщины осенью 1943-го. Был срочно призван и уже окончательно пропал без вести всего в 100 км от дома. А 25 июня 1944-го родился сын Николай.
Из смолян в немцы
Новая Мацилевка пустует уже восьмой год, но Николай Новиков уверен: тут еще можно жить
Николай рос в большой семье без отца, на попечении старшей сестры. После восьми классов поступил в строительное училище и уехал по распределению в Сибирь. Но вернуться в Мацилевку мечтал всю жизнь. И когда строил в Абакане областную библиотеку, и потом, когда стал инженером по обслуживанию самолетов в Норильске, и после, заведуя минусинским Агропромэнерго, и даже когда работал директором совхоза в хакасской степной деревне Сапогово.
В 60 лет вышел на пенсию, но уехал не в Мацилевку, а в Германию. Так захотели дети: жена у Николая Иосифовича из поволжских немцев, что давало право на репатриацию. Теперь Николай Новиков живет в саксонском городке Ризе. Немецкого, правда, так и не выучил, но без дела не скучает — почти все время проводит на садовом участке. Растит овощи, держит пчел, одно время даже перепелок разводил. Но раз или два в год его тянет на малую родину. Тогда Николай Иосифович садится в поезд или автобус, поскольку летать не любит, берет сумку, рюкзак, чемодан и отправляется в Новую Мацилевку.
— Жена меня отпускает, чтобы я похудел. Но сама не едет. Куда, говорит, я поеду, если у тебя света нет? — рассказывает пенсионер.
Он селится в музее, раскладывает диван и ведет вольную холостяцкую жизнь. Питается березовым соком, хлебом и немецким шпеком в вакуумной упаковке. Иногда жарит сало на костре или варит яйца в чайнике. Друзья и родственники, которых у него по соседним деревням множество, то яйца подарят, то щуку свежевыловленную, то банку козьего молока. Тут не пропадешь.
Деревенский смотритель
Русская печь — тоже часть экспозиции, что никак не мешает готовке
— В этом доме жил дед Архип, а тут завуч школы, очень строгая женщина была,— Николай Иосифович ведет нас по деревенской улице, единственной и безымянной.
По сторонам уже почти развалины. Хотя пенсионер по мере сил приглядывает не только за музеем, но и за соседскими домами.
— Вот тут я заделал дырку на крыше. Хотел внутри прибраться, но теперь, смотрите, кто-то полы сдернул.
В заброшенную деревню то и дело наведываются мародеры. Лучше всего это видно по полуразобранным печкам. Сначала, когда в соседнем большом селе Кузьмичи начали восстанавливать церковь, окрестные забулдыги потащили туда кирпичи. Потом настала пора охотников за металлоломом. Те разворачивали печи уже для извлечения железных деталей.
Ветер скрипит незапертыми дверями. Под ногами хрустят осколки кирпича, черепки и таблетки, валяются письма внуков и прочие остатки стариковского быта. Где-то на стене остался календарь 2000 года, где-то — 2004-го. Ценную утварь бывшие жители по большей части забрали с собой, железо растащили охотники за металлом, а все деревянное, сделанное на старинный манер, осталось. Тут и там гниют долбленые ступы, корыта, деревенского производства шкафчики, самодельные бочки. Готовые экспонаты. Николай Иосифович находит и прихватывает с собой большое корыто для рубки капусты — будет в музее пополнение.
Больше всего смотритель деревенского музея уповает на помощь государства
У околицы идут лесозаготовки. Периодически сюда наведываются лесорубы и сводят старинный лес. Это одна из двух все еще живых в здешних краях отраслей экономики. Вторая — коммерческая охота.
На обратном пути Николай Иосифович бросает хозяйский глаз на очередной сарай и просит поправить лист шифера. А то скоро совсем сгниет.
Забот у смотрителя деревни хватает. Он ухаживает за соснами и березами на въезде в Новую Мацилевку и даже дорогу чинит. В общей сложности Николай Иосифович привез сюда уже восемь грузовиков песка. Первые четыре высыпал от асфальта до кладбища, перед похоронами брата Василия. Теперь тут хоронят покойников даже из дальней деревни Новая Сенная — у них там своего Николая Иосифовича не было и путь к их собственному кладбищу так зарос, что даже пешком не пройти.
Дорогу на Новую Мацилевку недавно опять разбили лесовозы с вырубки. С одной стороны, Николай Иосифович не унывает — до 1989 года тут нормальной дороги вообще не было. С другой — пытается заставить руководство района пригнать грейдер. Вот и сейчас звонит.
— Я с вами не хочу никакой конфронтации, хочу только процветания району и области,— говорит в трубку Николай Иосифович.
Он даже собирался объявить голодовку, пока дорогу не приведут в порядок. Но потом передумал.
Ход конем
Николай Иосифович ярый сторонник колхозного строя. Он ругает Ельцина, не верит в фермеров и твердо уверен, что процветание деревни — целиком и полностью забота государства. Поэтому пенсионер ведет постоянную переписку с разными инстанциями. Обращался даже к Юрию Лужкову в том ключе, что Москва развивается, а деревня нет.
В 2004 году, перед самым отъездом в Германию, Николай Иосифович сподобился написать Владимиру Путину. В письме он попросил президента отменить выборы на местном уровне, развивать село, а его, Николая Новикова, отправить в Мацилевку заниматься страусоводством — он тогда думал, что это очень перспективно. Если с выборами просьба отчасти исполнилась, то по остальным пунктам — увы.
Мыслился Николаю Иосифовичу некий колхоз, потому что это самый лучший способ организовать людей на селе.
— Можете себе представить: у человека отпуска, выходные, зарплата — можно в театр сходить. Не то что у фермера. Евреи вот умные люди. Они же в Израиле создали эти, как их, кибуцы. Тоже вроде наших колхозов,— рассуждает пенсионер.
Главная досада Николая Иосифовича, что в 1988 году он действительно чуть не стал председателем родного колхоза. Вызов опоздал всего на три дня. За это время Николая Иосифовича уже назначили совхозным директором в Сапогово.
Но пенсионер уверен — не все еще потеряно и Новую Мацилевку еще можно вернуть к жизни. Главное пока не дать ей развалиться окончательно.
Все предыдущие сутки он косил и собирал сухую траву на подступах к деревне — в окрестностях уже начались лесные пожары. Впрочем, пенсионер уже давно придумал, как решить проблему кардинально.
— Зарастают поля и сенокосы, потом горят. Этого можно избежать, если запустить сюда лошадей, чтобы всю лишнюю траву съели. Лошади сами себе добывают еду под снегом, жеребец может и волка побить. За ними вообще следить не надо. А при продаже жеребятина в лет идет — ведь в одной Москве уже 2 млн мусульман,— размышляет Николай Иосифович.— Я под это дело хотел получить сельскохозяйственный грант в 1 млн рублей, но мне его не дали. Говорят: "Нет в областной программе коневодства". Виноградарство у них есть, а коневодства нет!
Но Николай Иосифович все еще надеется на государственную поддержку. И предусмотрительно не разбирает старый сарай. Вдруг пригодится для коней. Впрочем, главная мечта пенсионера — что когда-нибудь тут будут снова жить люди.
— Я хотя бы хотел тут монашескую обитель сделать,— признается он.— Или пусть беженцы с Украины едут. В России ведь 23 тысяч деревень за последние годы не стало. Не может страна жить, если деревни не останется.
Ну а если все-таки и вымрет деревня, люди хотя бы смогут приехать в Новую Мацилевку и посмотреть, как оно было раньше.
