Собянин-сити

После нескольких дней пребывания в Тюмени н­ачинают преследовать два главных вопроса. Первый: почему лет десять назад на одной из площадей города не линчевали губернатора Тюменской области Сергея С­обянина — настолько резкое неприятие вызывали изначально почти все его инициативы, ломающие привычную атмосферу и образ жизни провинциальной Тюмени. Второй: почему в Тюмени до сих пор нет памятника Сергею Собянину — ведь к моменту его отъезда в Москву город забыл нанесенные обиды и массово вступил в секту почитателей бывшего губернатора.

 

А все потому, что, перешагнув через местные условности и обычаи, Собянин превратил грязную, провинциальную, депрессивную Тюмень в мещанский, барствующий город. Да, эклектичный, да, местами до безобразия хаотичный. Но с таким уровнем жизни, что горожане н­едовольным гулом откликаются на малейшие признаки дискомфорта — такие, которые жители большинства российских городов и вовсе бы не заметили.

 

Застарелая девственница

 

— Если бы вы приехали сюда году в девяносто девятом и начали задавать вопросы о качестве жизни, реакция на них была бы просто ужасающая. Она бы просто смела вас своим яростным неприятием городской реальности, — уверяет меня социолог Лев Березин, и у меня нет оснований ему не верить. Сам он приехал в Тюмень в 1982-м, за последние двадцать лет успел побывать советником всех местных губернаторов и нескольких мэров Тюмени.

 

Лев Березин еще 15 лет назад считал Тюмень черной дырой

 

С середины 60-х, когда началось активное освоение н­ефтяных месторождений Ханты-Мансийска и Ямала, Тюмень не воспринималась иначе как город-функция, город-прислуга: повар, столяр, шофер и гувернантка северных территорий в одном лице.

— Когда в августе 65-го я летел в Тюмень, брат-энергетик подарил мне яловые сапоги, — рассказывает журналист, главный редактор газеты «Тюменский курьер» Рафаэль Гольдберг. — Когда я спросил: «Зачем? Я же еду в Тюмень», он сказал: «В Тюмени без сапог делать нечего». И правда, сначала все интересное в Тюмени было не в Тюмени. П­очему? Да потому что награды и славу давали за нефть, а не за этот город. А Тюмень просто работала на Север.

 

— Именно поэтому Тюмень до 2001 года была крайне з­апущенным городом, наместническим, — подхватывает Лев Березин. — Здесь сидели смотрящие за нефтью и газом. Их задача была смотреть, чтобы ни одна копейка от нефти и газа не отлучилась, не дай бог, куда-то на сторону, на нужды населения. В Тюмени был строжайший запрет на социально-культурное строительство. Если что и было построено, то лишь благодаря своеволию и строптивости некоторых особо независимых генералов от нефтянки. Был такой Фарман Салманов, руководитель геологического главка, одновременно замминистра геологии СССР. Крайне влиятельный человек — в ЦК ногой двери открывал. Он мог противостоять диктату обкома, но и то, строя дворец культуры, по документам проводил его как производственный склад. Ведь строжайше запрещено было тратить деньги на дворец культуры, потому что, не дай бог, из-за этого нефти добыли бы на тысячу тонн меньше!

 

Тюмень 70–80-х в воспоминаниях горожан удивительно сера и однообразна. Город без ливневой канализации, с третью заасфальтированных дорог, которые любой дождь превращал в одно большое болото. Лохань с водой, веник и швабра — привычный набор атрибутов каждого учреждения даже в 90-х. Пришел на работу, отмыл в лохани грязь с сапог, зашел в здание, переобулся в туфли или ботинки. Минимум больниц, школ, кинотеатров. И конечно, отношение к городу было соответствующее.

 

— Я как-то даже написал колонку, где назвал город «п­остаревшей в девушках Тюменью», — усмехается Р­афаэль Гольдберг. — Потому что ей было уже за 400 лет, а ее никто не хотел. Она производила такое впечатление — застарелой девственности. Город, где ничего не строится, где нет дорог, где городской театр располагается в бывшем соляном складе.

 

Рафаэль Гольдберг был свидетелем полувека тюменской истории

 

С кончиной СССР рухнула и эвакуационная тюменская промышленность, существовавшая лишь при поддержке Госплана. А в 93-м северные территории получили широкую автономию — со своими органами власти, бюджетами и т. д. Тюмень еще сильнее погрузилась во всепоглощающую атмосферу застоя.

 

— В разговоре со мной Юрий Шафраник (первый тюменский губернатор в 1991–1993 годах. — «РР») как-то поражался особенности тюменской среды, — вспоминает Лев Березин. — Он говорил: «Это же как болото! В него если что-то кинул, оно вроде сначала на поверхности, потом н­аполовину на поверхности, потом только верхушка видна, потом ничего нет, круг пошел, потом и круга не стало, гладь. Вот и в Тюмени так». А ведь Шафраник пришел на губернаторство с поста гендиректора «Лангепаснефтегаза». Он был одним из нефтяных генералов, жутко влиятельным. Он привык: если дал команду, даже проверять не надо — на следующий день будет готово. А здесь, говорит, дал команду, через день спрашиваю — они и забыли совсем. Эта обволакивающая болотная вязкость тюменской среды превращала город в черную дыру.

 

Следующий тюменский губернатор Леонид Рокецкий запомнился разве что войной за полномочия с северными территориями. Ушел, и будто его и не было — только циклопический недострой здания областного музея напоминает о нем.

 

Таким город принял в 2001 году Сергей Собянин. Мало кто ждал перемен — все воспринимали его как ставленника главы северных территорий, очередного наместника. И просчитались. Через десяток лет люди, первый раз приехавшие в Тюмень, попали совсем в другой город.

 

Грязь излечима

 

— Летом идеально ровный асфальт, бордюры не бетонные, а гранитные. Очень много парков, все они вылизаны до безобразия. Цветов высаживают больше, чем в Сочи. И если в Перми все цветы в антивандальных вазах где-то высоко, чтобы не украли, то здесь это все в открытом доступе, и абсолютно все засажено, — вице-губерна­тор Тюменской области Вячеслав Вахрин о достоинствах Тюмени, особенно в сравнении с соседними регионами, готов, кажется, говорить часами. Это простительно любому мигранту. Сам Вахрин приехал сюда три года назад из Перми, поэтому она у него на какой-то момент становится антиподом Тюмени.

 

— Едешь на машине по Тюмени и жвачку в окно не выбросишь, — говорит он. — Потому что рука не поднимется. Настолько летом бывает чисто. В Перми почему каждый плюет, бумажку на дорогу кидает? Все в ухабах, н­астроение плохое: тут не почищено, там не почищено, остается только добавить — плюнуть и выругаться. А когда все чисто, гуляешь и радуешься.

 

Вячеславу Вахрину тяжело. Он работает в администрации, которую все сравнивают с собянинскими временами. И новой администрации временами, конечно, достается — ведь качественный собянинский скачок повторить невозможно, и новую администрацию привычно уже поругивают за качество работы. Выпал снег на три сантиметра — и сразу: «А при Собянине убирали лучше!» Что же такого сделал Собянин с этим городом?

 

— Что он сделал, никто до сих пор не понимает, — уверяет Лев Березин. — Он проявил какое-то волевое усилие по отношению к эфиру, который здесь струится в воздухе. И как-то все сразу завертелось. Прежде всего в администрации. Если кто-то первый раз не выполнял его поручение — мирное предупреждение. Второго уже не было — вылетали тут же. Но главное, что все вдруг поняли: надо работать.

 

У этой магии, впрочем, есть еще один небольшой с­екрет: деньги. Главы северных территорий, поставившие Собянина очередным наместником, не учли одного — его амбиций. И когда Собянин почти добился объединения территорий, ликвидации северных автономий и лишения их всех привилегий, «откупиться» от него п­олучилось лишь соглашением, по которому автономные округа обязались отдавать в бюджет Тюменской области часть налога на прибыль от нефтяных месторождений.

Кроме того, пошли вверх цены на нефть, и в региональный бюджет упали гигантские доходы от налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Оставалось лишь правильно деньгами распорядиться. И Собянин распорядился. Он сломал Тюмень и менталитет ее жителей через к­олено.

— Он был очень целеустремлен и даже радикален. Он сносил город безжалостно, — вспоминает Рафаэль Гольдберг. — В центре был исторический городской сад, который посадили в 1936 году рабочие конного парка. К чертовой матери вынесли все, под корень вырубили, ни у кого не спрашивая, и сделали бульвар с аттракционами.

 

Тем же способом очистили еще одну центральную площадь. Но не от деревьев, а от челноков.

 

— Рокецкий года четыре пытался убрать этих челноков, — вспоминает Лев Березин. — Отдавал команду м­эру, мэр говорил челнокам: «Пошли вон!» Но те вместо этого приходили в мэрию и говорили: вот, нас торгует здесь тысяча человек, у нас семьи есть, знакомые, мы завтра соберем десять тысяч, придем и устроим вам у мэрии такой концерт… И мэр пасовал. Пришел Собянин и сказал: «Убрать». Все, на следующий день не было ничего на площади. И никто не вышел никуда. Они поняли, что с этим человеком разговаривать бессмысленно. И так было во всем.

 

Проснулись инвесторы. Собянин заманил в город McDonalds; учебный центр и завод открыл один из ведущих мировых производителей оборудования для нефтяной отрасли Schlumberger; подтянулись крупные ритейлеры; частный инвестор пришел в жилищное строительство. Сегодня это официальные страницы истории успеха Тюмени. Удивлять может разве то, что до сих пор в этой статье ни разу не упомянуты собственно городские власти.

 

Объяснение простое: Тюмень всегда была городом о­бластного подчинения. Даже выборные мэры никогда не шли на прямую конфронтацию с губернаторами. А после того как выборы отменили, администрация города стала, по сути, отделом областной администрации. Из четырех последних мэров три пришли на эту должность с поста вице-губернатора. Бюджет города в 2012 году составил двадцать миллиардов рублей, из них лишь восемь — собственные доходы, а двенадцать — областные субсидии.

 

Тепличные растения

 

Что и говорить, деньги и благополучие резко поменяли тюменцев. Путь от привычки ходить по колено в грязи до возмущения пылью на тротуаре был пройден в рекордные сроки.

 

— Люди стали, конечно, немного нетерпимы, — признает варяг Вячеслав Вахрин. — Выпало снега на три сантиметра, а они ворчат: «Как безобразно у нас чистят дороги!» Так и хочется спросить: «Подождите, вы что, никуда не выезжаете?» Мне ведь есть с чем сравнить. Я много где был, много что видел, и когда приехал в Тюмень, обалдел от этой чистоты. А у коренных тюменцев глаз замылился. Или тарифы ЖКХ. Исторически сложилось, что у нас они ниже, чем в других регионах, но любое их повышение вызывает протест. Получается, что тюменец — н­еконкурентоспособный человек, потому что живет как в парнике. Давайте пересадим его в Свердловск, что будет? Зарплата на 10 тысяч меньше, работать надо столько же, коммунальные платежи, грубо говоря, на 20% выше, степень благоустройства ниже. Да он там с ума сойдет от плохого настроения! Тепличные условия и бюджетный патернализм наложили отпечаток — люди стали капризны. Но, с другой стороны, они менее политизированы, потому что власть реально демонстрирует свою заботу о них.

На самом деле местные жители сравнивать умеют. Более того, сравнение с соседями — один из видов тюменского досуга.

 

— Хочешь представить, насколько хорошие у нас дороги? Садись, поехали в Курганскую область. Переедем границу области, ты сразу поймешь: у нас XXI век, а у них как будто война еще не закончилась — яма на яме, — убеждает меня один из местных бизнесменов.

— Десять лет жена в бюджетной сфере проработала, и ей дали льготный кредит под 1% на 10 лет. В Свердловске или Челябинске такое есть, как думаешь? — спрашивает другой.

 

Патернализм, патриотизм… Похожие, кажется, слова, иногда друг из друга вытекающие…

В общем, умеют тюменцы сравнивать, но все равно бурчат. Характер такой.

 

Притом что даже большинство проблем Тюмени скорее от благополучия. Здесь, к примеру, огромные пробки. А все потому, что на автомобиле здесь ездит каждый первый студент. Особенно если он выходец с северных территорий: родители постарались. Много машин — не хватает парковок.

 

Строительство детских садиков, школ и поликлиник не поспевает за строительным бумом. Все окраины Тюмени — это, по сути, гигантская стройка. 10–12–18-этажки... Но новые микрорайоны часто сдаются без всякой социальной инфраструктуры, потому что «и так купят». Строить садики и школы должны, по идее, городские власти, но они просто не успевают за темпами строительства. Чего Сергей Собянин в Тюмени не искоренил, так это коррупции. Поэтому коррупционные переводы з­емель в центре под точечную застройку — обычное явление. Хотя точечная застройка запрещена.

 

— В соседнем дворе какой-то инвестор получил право п­остроить дом. Поднялся шум, я сходил на общественные слушания, — рассказывает Лев Березин. — Посмотрел: ну да, орут сильно. Но ни черта бы у них не получилось, просто я в разговоре с губернатором сказал: «Вот, был на общественных слушаниях. Вас там поливали со страшной силой. Вот вы знаете, что вы, оказывается, получили огромные деньги от того, что там будет построен 15-этажный дом? Все говорят». Он мне: «Да я вообще не знаю, где это». Я ему: «А вам надо, чтобы такой-то ч­еловек с такой-то фамилией заработал 160 миллионов рублей? Готовы своей репутацией пожертвовать, чтобы он заработал эти деньги?» «Да я с ним вообще не знаком», — отвечает губернатор. «Ну тогда зачем вы допускаете, что сидит какой-то дядя Федя в мэрии и принимает решение, за которое вас поливают грязью?» И он тут же позвонил: отменить, запретить... Но он же каждый раз звонить не будет, правильно? А дядя Федя сидит, подписи свои ставит, и то, что точечная застройка запрещена, его не сильно волнует.

Строительный бум поддерживают прежде всего жители северных территорий. Девелоперы говорят: до трети всех квартир, покупаемых в Тюмени, инвестиционные. Их приобретают северяне для своих детей, которые едут учиться в Тюмень, или для себя, чтобы переселиться с­юда после выхода на пенсию: юг все-таки. Кроме того, каждый северный пенсионер имеет право на бесплатную квартиру в Тюмени — эти квартиры выкупают у застройщиков власти.

 

Первый бум жилищного строительства пришелся на середину нулевых, вспоминает топ-менеджер холдинга «Партнер» Андрей Васильков:

 

— Я тогда работал к компании «Партнер-инвест», и мы строили новый микрорайон. Все дома мгновенно выкупались на стадии котлована. Я помню картину: канун нового, 2007 года, у нас в офисе елка стоит, и вокруг нее очередь в кассу с сумками, набитыми деньгами. Цены росли почти каждый день, и мы иногда даже останавливали продажи, чтобы дождаться лучшей цены.

 

Кризис 2008 года тепличная Тюмень пережила удивительно легко. Продажи тех же квартир, вспоминает А­ндрей Васильков, остановились всего на несколько месяцев. В Тюмени, кажется, так и не прочувствовали, что такое настоящий кризис.

 

Новая Тюмень

 

— Мне иногда даже жалко, что кризис будто прошел мимо Тюмени, — усмехается Антон Макаров, управляющий партнер консалтинговой копании IKnow. — Наши услуги ведь больше востребованы именно в кризис. И я помню, прибегают к нам в начале 2009 года руководители одного из местных предприятий, ориентированных на госзаказ: помогите, катастрофа, все рушится! Мы им начали в­ыстраивать антикризисную стратегию — что-то они н­ачали делать, но уже буквально через несколько месяцев говорят: «Все, спасибо, ничего не надо». Снова пошли госзаказы, и до лампочки им стало улучшение эффективности управления.

 

Антон Макаров из тех людей, чей скепсис к Тюмени идет городу только на пользу

 

Антон Макаров — нечто вроде тюменской аномалии. Он из тех чудных десяти процентов, которые отвечают «нет» на вопрос, нравится ли им жить в Тюмени. Парадокс, однако, в том, что для города такие люди делают намного больше, чем довольное большинство.

Антон — один из активистов проекта «Новая Тюмень». Проекта, который полгода раздражал местных чиновников, а в итоге задал стандарты решения многих городских проблем. Полтора десятка активистов, которых совсем не удовлетворяет статус тепличных растений, активно ищут пятна на солнце под названием Тюмень. И находят.

 

— Началось все прошлой весной, когда в очередной раз выбрали Путина. Стало понятно, что в плане политики ничего не изменится еще лет десять, и у нас в твиттере поднялась буча: мол, надо же что-то делать, нельзя просто сидеть и бухать, — рассказывает Антон. — А у нас к тому времени уже был пример — Диму Полякова, одного из активных тюменских блогеров, достало отсутствие какого-то пешеходного перехода. Он написал письмо в администрацию, и переход вдруг сделали. Мы поняли: а ведь это работает! И в итоге оформилась идея. Она состояла в том, что есть городские проблемы, которые всем известны, есть механизм обращений граждан в органы власти, есть четко прописанный механизм ответов на них, и надо только отладить работу этой системы, которая тогда по большей части работала вхолостую, на отписки.

В итоге появился сайт «Новая Тюмень», где все проблемы структурированы: «Нарушение благоустройства», «Детские площадки», «Автохлам», «Парковки» и так далее. Как только на сайт поступал сигнал, префектуры города начинали забрасывать письмами с требованием устранить проблему.

 

— Первое время мы работали в бумажном формате. Завели абонентский ящик, слали письма, ждали на них ответ 30 суток, потом еще 30 дней, которые нужны Почте России, чтобы передать письмо из одной точки Тюмени в другую, — вспоминает Антон. — Мы не юристы, не правоведы, мы даже не шибко всегда понимаем, в чьей компетенции та или иная проблема. Когда не понимали, писали тупо на имя губернатора или главы города, а они уже отписывали вниз. И в какой-то момент мы чиновников достали. У них конверты, наверное, кончились. Нет, реально, я иногда приходил на почту и вынимал по 60 писем с ответами из абонентского ящика. Тогда городские управы начали жаловаться заместителю главы города по благоустройству: типа работать не дают, жить не дают, пишут и пишут. А замглавы взял и пригласил нас на разговор. А после этого мы еще провели комплексный анализ проблем одного из районов, выложили в Сеть, и он попался на глаза губернатору и главе города. И нам рассказывали, что губернатор говорил чиновникам: «Вот так надо работать!» Короче, когда мы шли в администрацию, нам всякие городские полоумные говорили: «Да вам сейчас пистолет к виску приставят!» А в итоге мы выработали схему работы. У нас теперь, как только новая проблема добавляется на сайт, тут же идет электронное письмо в соответствующую управу: «На сайт добавлена проблема». И они обязались за два дня дать ответ, что проблема принята к рассмотрению, и за неделю ее решить…

 

— Вот, смотри, наконец-то начали ремонтировать тротуар. Здесь был бордюр высотой сантиметров сорок, люди с него просто падали. Несколько лет ничего не делали. Мы написали — работа идет.

Вечер следующего дня. Мы прогуливаемся с Антоном по микрорайону-новостройке «Тюменский-2».

 

Паркуемся у здания Дворца дзюдо. Огромная парковка машин на триста. Занято в лучшем случае мест двадцать.

 

— Парковка раньше принадлежала дзюдоистам, потом им стало накладно ее содержать, и они передали ее муниципалитету, но ворота на въезде оставили и парковались только сами. Я написал главе управы, тот позвонил им — ворота открыли. Но люди до сих пор боятся парковаться. Надо по подъездам объявления расклеить, что парковка муниципальная, пусть паркуются, не боятся.

 

Еще Антон водит меня по дворам и показывает места, где по генплану должны быть школы и детские садики. На заборе одного из огороженных участков написано: «Продается земля», — на другом висит плакат, что это «специально зарезервированная территория под детский сад», но на самом деле здесь уже несколько лет парковка.

 

— Пройди отсюда два километра в одну сторону, два в другую, ты не увидишь здесь ни одного детского сада, а в микрорайоне живут несколько тысяч человек. И вот они утром хватают детей, несутся в соседние микрорайоны и там их пристраивают, — рассказывает Антон. — Это проблема всех новых микрорайонов. Официально проблема детских садов в городе решена, но как? Они просто уплотнили старые детские сады и школы, увеличили нормы до 35 человек в группе — болейте на здоровье!

 

Впрочем, за такие сложные проблемы «Новая Тюмень» не берется. Говорят, пусть их решает губернатор или глава города. Их компетенция — двор, улица, микрорайон.

 

Активист «Новой Тюмени» Александр Куниловский

 

— Почему в богатом городе проблемы вылезают на этом уровне? Да потому что это тот уровень, на котором нельзя попилить много денег, — говорит еще один из активистов «Новой Тюмени», Александр Куниловский. — Деньги ведь можно пилить только на масштабных инфраструк­­турных проектах. Например, раз в год асфальт на дорогах перекладывать, помпезную набережную строить. Народу нравится. А что эти дороги служат раз в пять меньше расчетного срока — об этом мало кто думает. А на уровне двора много не попилишь, вот тут и возникают проблемы.

 

Успех инициативы породил «пиратские копии». Сначала формат «Новой Тюмени» подхватило одно из местных экологических движений. Потом сайт «Новой Тюмени» почти полностью, с оригинальным контекстом скопировало местное отделение КПРФ, назвавшее «свой» проект «Город КПРФ». А сейчас в тестовом режиме похожий проект готовит и сама городская администрация.

 

— Их проект называется «Мой двор». Они начали делать то, ради чего мы все это и затевали. И мы будем счастливы, если они это действительно будут делать, а мы найдем, чем еще заняться, — без тени иронии говорит А­нтон.

Мне показалось, что это такой особый вид тюменского патриотизма — не оставлять камня на камне от успехов городских властей, но делать город лучше. Любят они Т­юмень, хотя и по-своему:

 

— Главная проблема всех провинциальных городов — им зачем-то обязательно надо построить что-то, чем можно гордиться, что-то самое-самое. В Сургуте самый длинный мост через Обь. Я не специалист, но мне почему-то кажется, что можно было и поуже место найти, чтобы мост построить. Или в Ханты-Мансийске строят самый большой в мире шахматный центр, чтобы провести там Шахматную олимпиаду. А дальше — пусть стоит пустым. У нас решили построить самую шикарную набережную, театр, больше которого в России только Большой. Даже морг у нас построили такой, будто трупы будут свозить со всего Уральского федерального округа, — четырехэтажное здание, березовую рощу ради этого вырубили.

 

В общем, пытаются они донести до городских властей мысль, что деньги надо тратить с умом. Тем более что ­такое умение очень скоро пригодится.

 

Новая индустриализация

 

Дело в том, что доходная база области постепенно сокращается, а ударит это и по городу. В 2010 году Москва з­абрала в федеральный бюджет НДПИ. Не сразу. Для Т­юменской области сделали исключение. Первый год Москва все, что забрала, вернула в виде субсидий. На следующий год вернула 75%, потом 50%, в этом году 25%, и в следующем году не вернут ничего. Это огромные деньги, и региону придется сильно постараться, чтобы компенсировать эти потери. Они стараются.

Привлекают инвесторов, обхаживают, ведут лично каждый проект. За последнее время департамент инвестиционной политики областного правительства помог запустить пару десятков производств. В нынешнем году и первом квартале следующего запустят еще 14 заводов. Это еще 2500 рабочих мест и сотни миллионов дохода.

 

Чтобы привлечь инвестора, ему дают льготы по налогу на прибыль, из областного бюджета полностью компенсируют первый взнос за новое оборудование, взятое в лизинг, — иногда это миллионы долларов, компенсируют до 70% денег, потраченных инвестором на инфраструктуру.

 

— Когда я начинал эту работу, попытался понять, чем мы на самом деле можем привлечь инвестора, — рассказывает начальник департамента и вице-губернатор Вадим Шумков. — Набросал список: география, логистика, н­аличие в регионе потребителей конечной продукции, хорошие трудовые ресурсы, природные ресурсы и работа непосредственно администрации. И понял, что влиять одномоментно лично я могу, по сути, только на эффективность работы администрации. Природные ресурсы я не поменяю, так ведь? Новые дороги или аэропорт быстро не построю. Тюмень никуда географически перенести не смогу. Подготовка квалифицированной рабочей силы — многолетний труд. При этом в том же Челябинске более развита транспортная инфраструктура, у него потребители, там можно з­апускать новые производства на базе старых промплощадок. А, например, юг Тюменской области — это же ч­истое картофельное поле. Поэтому, когда мы начинаем строить новые заводы с нуля, это дорогое удовольствие. Как в таких условиях привлечь инвестора? Только своей адекватной работой.

 

Инвесторов здесь и правда любят и лелеют. Любой мелочью занимаются.

 

— Разговаривал недавно с одной знакомой из департамента, — рассказывает Лев Березин. — Ну, чем занимаешься, спрашиваю. Да вот, пробиваю для инвестора два места в детском саду, о­твечает. А что, правильно. Иначе ведь уйдет и заберет свои сто миллионов баксов.

 

Время от времени Вадим Шумков выводит на экскурсии по заводам депутатов областной думы — чтобы видели, кому они льготы в законах прописывают, чтобы вопросов не возникало. Привозит на американский кабельный з­авод: 2,5 миллиарда рублей инвестиций, получили льготы по налогам и на оборудование. Вот новый хлебозавод: им, правда, компенсировали только лизинг, в льготе по налогам отказали — непрозрачна структура собственности. С местным департаментом не забалуешь. Вот немцы строят завод звукоизоляционных материалов — еще 3 миллиарда инвестиций и несколько сот рабочих мест.

Сытой и довольной Тюмени вся эта работа пока не особо заметна. Наоборот, бывает, возмущаются, когда новые производства подбираются близко к городской черте: п­осле смерти советской промышленности город привык жить в деиндустриализированной среде.

В центре города на здании заброшенной типографии XIX века висит гигантский, метров семь на семьдесят, плакат «Тюмень — лучший город земли». Горожане, к­онечно, посмеиваются и иронизируют, но пока по-доброму. Пока город не заметил, как тают нефтяные деньги, пока еще велика инерция впечатления от масштабов социально-экономического рывка нулевых. Это когда старожилы и даже те, кому лет по тридцать, ходят по городу и удивляются: «А помнишь, здесь болото было, а сейчас…»

 

А вот когда эта инерция закончится и нефтяные деньги окончательно утекут в федеральный бюджет, на первое место выйдет эффективность управления городом. Это условия, в которых местные власти давно не работали. И чтобы парник не рухнул, начинать практиковаться н­адо уже сейчас.

 

Нравится ли вам жить в Вашем городе?

 

 

Опрос проведен исследовательским центром портала SuperJob.ru по заказу «Русского репортера». Сроки проведения опроса: 10 апреля — 7 мая. Выборка — 16 800 человек.

 

 

«Какие из нижеперечисленных параметров (сфер) жизни развиваются в вашем городе успешно?»

(%, у респондентов была возможность указать необходимое количество вариантов ответа)