USD: 92.5919
EUR: 100.2704

Чужие миры

Колумнист Аурен Хабичев о лучшем, что есть в Варшаве

Чужие миры

Последние дни моего путешествия по Европе я провел в Польше и Белоруссии. Побывав во всех злачных местах Берлина, восхитившись сказочной красотой Праги, я на несколько дней остановился в Варшаве, а оттуда поехал в Минск. Когда я вернулся в Москву, мне показалось, что я обрел защиту некоей духовной силы, огромного каменного оберега, внутри которого найдет приют любой отшельник.

Когда минуя бесконечные польские сельхозугодья и кресты при дорогах, въезжаешь на территорию Белоруссии, возникает чувство, что ты уже дома. Минск — он как промежуточный пункт между «здесь» и «там». Ты еще не дома, но будто с соседнего крыльца наблюдаешь, «как алеют розы в твоем палисаднике». Здесь все почти родное, почти понятное, почти любимое. Люди просты и доброжелательны, говорят на известном тебе языке.

Но белорусская столица — один из тех городов, что оставляют чувство какой-то внутренней тревоги. Тревоги за людей, с которыми там познакомился, за страну, окруженную с Востока и Запада сильными и бескомпромиссными соседями. И все же Белоруссия, кажется, всегда будет колыбелью стабильности и порядка. Порядка в головах людей, на их полях с аккуратно сложенными стогами сена, на чистых и ровных дорогах, в их непотребительском и неэгоистичном отношении к жизни.

В Польше не покидало чувство, что нам не очень рады.

То ли пасмурная погода способствовала такому настрою, то ли действительно русская речь там воспринимается довольно прохладно. Жители Варшавы, как мне показалось, напряжены и суровы, но, пожалуй, именно там я видел самых красивых людей, которых когда-либо вообще видел. Эта страна очень религиозна, чем, конечно, похожа на Россию. Поляк, как сказал мне один мой чешский приятель, — он, прежде всего, католик, а потом поляк.

Вряд ли плохой сервис был как-то связан с духовностью местного населения, но стоит отметить, что даже в Минске уровень услуг по сравнению с Варшавой был на высоте (если, конечно, такое сравнение в обоих случаях вообще уместно). Даже забронировать отель или апартаменты стоило каких-то постоянных трудов и усилий. То бронь отменят по неизвестной причине, то адрес в приложении не тот указан. Забронировав апартаменты в районе исторического рынка и приехав по указанному адресу, я попал на улицу, где одна за другой возвышались серые (как у нас в Бутово) высокие панельки, к которым прилагались хмурые вахтерши. Позвонив по указанному номеру и в очередной раз услышав: «Нет, мы по-русски не говорим» (на чистейшем русском), я уже на английском поинтересовался, а где, собственно, исторический рынок и Замок Короля, о которых красноречиво упоминалось в описании апартаментов? Как оказалось, до замка идти полчаса, а ключи от жилья нужно было извлечь из какой-то баночки, которая стояла в каком-то холодильнике при входе в какую-то.. В общем яйцо в ларце, а ларец еще где-то.

Это было поздней ночью. Пришлось искать другое жилье. В очередной раз забронировав «номер в историческом центре Варшавы», я попал в довольно милую гостиницу при Институте Гете. К вечеру от обилия английских слов уже болел язык.

— Вы говорите по-русски? — с надеждой спросил на респешне.
— Конечно, — улыбнулась светлая как солнце девушка.

Это была, пожалуй, самая красивая и приятная девушка, которую я видел за время моего путешествия.

В Варшаве все вроде есть. Есть там и исторический центр (маленький), есть и новоделы, и современные бизнес-центры, но нет единой архитектуры, чтобы дать польской столице точное определение. Странно, наверное, ожидать там горячего гостеприимства и любви, учитывая опыт Второй Мировой, да и вообще сильной политизированности местного общества. Город, как подсказала Википедия, был частично разрушен в те годы, оттого и на архитектуру грех жаловаться.

Каждый второй таксист в Варшаве — из Украины.

Большая часть из тех, с которыми я ездил, уехали в Польшу после известных событий. Каждый раз, когда вызываешь убер и на экране появляется имя Василь или Микола, начинаешь волноваться — как сложится твое общение с этими людьми? Ты — россиянин, они — украинцы. Между нашими странами стена недопонимания.

Но насколько все они были добродушны! Если бы не украинские таксисты, то Варшава так и осталась бы в моих воспоминаниях как яркое воплощение понятия «чужбина».

— У моей девушки, она видеоблогер, есть подруга из Казахстана, — рассказывал мне один таксист. — Так вот у них там по телевизору показали, что у нас в Киеве едят детей. И она как-то спросила, правда ли это. — А ты как думаешь? — переспросил у нее я. А потом моя девушка приготовила борщ. Мы пригласили ее эту подругу, и когда она спросила с чем борщ, я ей ответил, что с мясом детишек. Она к нему не притронулась, хотя мы ей и говорили, что пошутили. Представляете, что с людьми творится?

В тот же вечер, возвращаясь в отель, я вызвал убер, и ко мне приехал другой украинский таксист. В конце поездки я сказал «спасибо». Он удивился: «Так ты розмовляешь? Почему тогда молчал?» Завершив заказ в приложении, таксист сделал за свой счет еще один большой круг, чтобы подвезти меня к крыльцу гостиницы. Хотя я отказывался от таких бонусов, было неудобно и непривычно.

— Поляки очень любят заниматься богоискательством. Это их сильно отличает от атеистов-чехов. Чехи вроде как католики, но религия у них занимает далеко не первое место. Они любят жизнь, любят поесть, не будут сутками сидеть пред алтарем, молясь за мир во всем мире, — рассказывал польский студент-журналист в хипстерском баре на Площади Спасителя. — Мы вообще очень сильно страдали, когда умер Качинский. Мы и сейчас страдаем.

И было непонятно какие ноты звучат в его голосе. То ли это был юмор, то ли горечь, то ли простая констатация фактов.

В том же баре к нам подошел темнокожий парень.

— Ребята, вы русские? — спросил он.

Получив утвердительный ответ, наш новый знакомый (он алжирец) поведал, что преподает в их государственном вузе, знает восемь языков и что самый любимый из всех — русский, а когда он купит себе дом, то повесит в холле портрет любимого писателя.

— А сказать кто мой любимый писатель? — улыбнулся алжирский лингвист. 
— Достоевский? — спросил я.
— Чехов? — предположил мой приятель
— Ле-о Толс-той, — по слогам произнес он.

Зарплата алжирского лингвиста составляет 1200 долларов, он живет в квартире, которую ему оплачивает государство. Пока он в подробностях рассказывал о том, какие еще привилегии ему предоставлены властями, я думал о наших ученых, преподавателях, по квалификации не уступающих ему. Нам показывают по телевизору диких африканцев, миллионами мигрирующих в Европу, насилующих тамошних немок и вообще ведущих себя крайне фривольно, а первый африканец, которого я встретил в Европе — кандидат наук, который читает Льва Толстого и даже учит, как правильно говорить: «в Украине» или «на Украине».

gazeta.ru

Также в рубрике
Отдых в речном круизе особенный: плотность событий зашкаливает
 0
В походе копченые продукты могут быть отличным источником белка
 0