Архитектурное покушение на Кремль: «Мы наблюдаем грустную картину уничтожения старины»

Город моего детства меняется и исчезает на глазах. Я его больше не узнаю. Он перестраивается до неузнаваемости.

Но большинство жителей мегаполиса это почему-то не очень волнует. Когда крушили старое здание «Военторга», иностранцы ахали и вздыхали, а москвичи равнодушно спешили мимо, к метро, не поднимая глаз.

Юлия Мезенцева — руководитель проекта «Москва, которой нет». Он объединяет тех, кому не все равно, что происходит с «золотым» запасом нашего города.

— Увы, Москву ломают давно. В тридцатые годы прошлого века нещадно расправлялись с церквями, сейчас сносят старые здания, расположенные в самых лакомых для бизнеса местах, чтобы построить отели, апартаменты и прочие сооружения с запахом больших денег. Покушаются даже на святое — охранную зону Московского Кремля.

— Да, по адресу: Варварка, 14, с 4 ноября идет снос ценных градоформирующих объектов — доходных домов конца XIX — начала ХХ вв. Под ковшом бульдозера гибнут прекрасные фасады и интерьеры. На месте исторических построек планируют возвести пятизвездочный отель со стеклянным фасадом и видом на Московский Кремль, в непосредственной близости с храмом XVII века. Это археологический культурный слой Китай-города — объекта культурного наследия федерального значения. Там никогда не проводилось изысканий.

— Вообще-то тема не новая. Уже была попытка сноса этих доходных домов, но тогда вроде остановились.

— Против этого проекта градозащитники выступают не первый год. Его инициатором был миллиардер Дмитрий Шумков, владелец стадиона «Олимпийский». Но в 2015 году 43-летний Шумков неожиданно для всех скончался. По предварительным выводам следствия, смерть наступила в результате самоубийства. Права на застройку Варварки были переданы предпринимателям Году Нисанову и Зараху Илиеву, известным тем, что построили океанариум на ВДНХ.

Год назад работы вроде были приостановлены, но на самом деле просто устранили общественность. Долгое время не было даже информационного щита о том, что там будет построен отель.

Мы ходили на народные сходы москвичей с депутатами. Первый раз даже слуг народа не пустили на территорию. И полиция, которая находилась рядом, ничем не могла помочь. Второй раз вызвали сотрудников прокуратуры, и, хотя они и не пришли, на стройку пропустили и депутатов, и Константина Михайлова, координатора общественного движения «Архнадзор». Наверное, сыграло роль, что он еще и член Общественной палаты. На стройке никаких разрешительных документов показать не смогли. Измененного проекта никто не видел. Но, как только депутаты уехали, не прошло и получаса, опять начали ломать.

— Федеральные чиновники в этой ситуации словно воды в рот набрали. А тем временем Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК) обратилось к Президенту РФ с открытым письмом о ситуации с незаконным сносом исторических домов на Варварке.

— Молчать нельзя. Сегодня мы наблюдаем грустную картину уничтожения старины, когда игнорируются рекомендации ЮНЕСКО о том, чтобы не разрушать последние дома Зарядья и не портить панораму Кремля.

Новый проект не является щадящим, он уничтожает весь комплекс доходных домов. Отель — инородный объект, который совсем не вписывается в панораму сердца Москвы. Интересно, что именно с такой формулировкой снесли гостиницу «Россия».

Когда идут эти сносы, всегда находятся противники старины, которые ратуют за то, чтобы снести «пыль веков» и построить новое. Аргумент «город должен развиваться» я слышу уже лет пятнадцать. Но здесь даже они впали в ступор, потому что когда приходишь на место или смотришь в Интернете фотографии прекрасных интерьеров, у каждого здравомыслящего человека возникает закономерный вопрос: зачем?

— А вообще удается что-нибудь спасти из интерьеров обреченных зданий? Старинные изразцы или дверные ручки, к примеру?

— Только какие-то детали. Школьный учитель, энтузиаст Валентин Карелин собрал музей из спасенных фрагментов. Единственный способ сохранить детали интерьеров — это подъехать во время разрушения и договориться со строителями о том, чтобы вывезти ценные элементы. Но чаще предметы исчезают в неизвестном направлении еще до сноса. Была уникальная ситуация с домом Веневитинова в Кривоколенном переулке, когда там якобы началась реставрация, в процессе которой исчезли и подлинные двери, и наборный паркет. Вынесли все, что можно было. Разбитые печи — скорее всего, дело рук «черных» кладоискателей. До сих пор в подвешенном состоянии дом архитектора Казакова в Златоустинском переулке. Там тоже полностью были варварски раскурочены все печи. Чудом сохранился один изразец — современник Казакова.

— Дом Веневитинова разве не охраняется государством? Там Пушкин читал «Бориса Годунова». Даже мемориальные таблички есть.

— Когда мы пришли туда еще в 2005 году, там обосновались бездомные. В доме работало отопление, и люди устроили себе ночлежку. Мы туда ходили несколько раз, закрывали окна и двери. Занимались, можно сказать, народной консервацией объекта. Мы заколачивали — бомжи отдирали. Помню смешную деталь: на стенах комнаты висели картинки старой Москвы, вырезанные из календаря. Сейчас дом закрыт.

— Помните первую успешную акцию проекта «Москва, которой нет»?

— Конечно! Это дом Поливанова в Денежном переулке, с него начинался наш проект. Строение — памятник деревянного ампира, особняк, оштукатуренный под камень. Этот дом был поставлен под охрану государства еще в 1960 году, он является объектом культурного наследия федерального значения, но никаких реставрационных работ там не велось. В свое время дом Поливанова принадлежал шахматной ассоциации. Он пережил пожар и потоп из-за тушения. Потом появился новый собственник с угрозой разрушить то, что удалось спасти от огня. Мы организовали круглосуточное дежурство, рассказывали прохожим о судьбе дома и его истории. Четырехдневное стояние помогло убедить нового владельца провести реставрацию.

— Юлия, как вам кажется, чиновники с вами считаются?

— Сложно сказать. Ведь чиновники давно считают нас городскими сумасшедшими. Писатель и краевед Рустам Рахматуллин говорит, что защита наследия не для тех, кто ждет быстрого результата. Это всегда долгий процесс, на который может уйти лет 15–20. Чтобы добиться хоть чего-то по Златоустинскому переулку, мы писали письма в течение пяти лет. Показывали фотографии на всех выставках и акциях. Методичность свое дала: был разработан проект консервации.

В ситуации с домом причта на Покровке, который уцелел при разрушении церкви Успения в 1936 году, с нами посчитались. Дом изображен на всех гравюрах, он вплотную примыкал к колокольне. Реставраторы полагали, что стена может быть общей, то есть фрагментом колокольни. В доме менялись кафе. Очередной владелец затеял мегаремонт. Мы приехали в выходной день, нас было человек 20. Пошли за милицией и ждали стражей порядка часа два, хотя они находились фактически в соседнем здании. Мы тут же сообщили о происходящем в департамент культурного наследия, тогда еще не было «горячей линии», которая действует сегодня, и добились, что в понедельник чиновники приехали на место. В итоге работы были остановлены, и памятник очень быстро поставили на охрану. Если когда-нибудь будут воссоздавать церковь Успения, то эти подлинные детали очень помогут реставраторам.

— Сбор подписей, письма, пикеты. Что еще в арсенале защитников старой Москвы?

— Мы проводим прогулки — так мы их называем. Это не экскурсии в общепринятом смысле, когда «посмотрите направо, посмотрите налево!» Мы ставили задачу водить не там, где все, а показать то, что не видите, ту Москву, которую не замечают. Полуразрушенные дома, старые дворы. Мы учим видеть невидимое: за гладко оштукатуренными стенами барака могут скрываться палаты XVII века, как это было с палатами Гурьевых, которые выглядели обычной многоэтажкой в Потаповском переулке. Там сохранились уникальные интерьеры. Их еще можно спасти, хотя на данный момент сделано все, чтобы от них не осталось и следа.

— Как далеко заходит противостояние строительным компаниям, инвесторам при попытках отстоять архитектурные памятники? Бывают ли угрозы?

— Угрозы, попытки подкупов — это все стандартные вещи. Охрана может угрожать и напрямую. Иногда недоговаривают: «Если мы еще раз вас увидим…» — и повисает неприятная пауза. Но когда понимают, что люди не сдадутся, отступают, как это было, когда отстаивали Кадаши. Люди перекрывали улицу, дежурили день и ночь. Проект шестиэтажного комплекса «Пять столиц» нарушил бы историческую застройку Кадашевской слободы и угрожал сохранности уникального памятника московского барокко храма Воскресения Христова. Тогда работы удалось приостановить.

— Иногда слышишь, что идет реконструкция исторического здания. Но как это возможно? Не путают ли реконструкцию с реставрацией?

— Если речь идет о памятнике архитектуры, никакой реконструкции не может быть в принципе. Но застройщики научились играть в слова и периодически пишут «реставрация с воссозданием фасадов». Сначала разрушают до основания, а затем воссоздают нечто. Похожая ситуация была с Марфо-Мариинской обителью, где реконструкция смешалась с реставрацией. И архитектор, который там работал, даже писал письмо на имя патриарха Алексия: «Благословите меня на реставрацию, а не на разрушение!» В общежитии сестер милосердия утрачены все интерьеры. До этого там располагалась поликлиника, которая по бедности своей ничего не уничтожила, а просто зашили стены панелями, а на пол положили дешевый линолеум. Когда пришли реставраторы, оказалось, что все интерьеры прекрасно сохранились, вплоть до вентилей отопления.

— Есть такое интересное понятие, как предмет охраны, которым может быть какая-то часть здания. Если этот фрагмент «случайно» уничтожить, то можно весь дом отправить под снос. В Англии, к примеру, все старые здания являются предметом охраны, и там ничего нельзя поменять.

— На это жалуются наши русские, которые купили там старинную недвижимость: вроде собственность, а сделать ничего нельзя. А у нас происходят всяческие манипуляции с предметами охраны. Мы сталкиваемся с этим постоянно. Один из самых вопиющих примеров — «Детский мир». Предмет охраны охватывал только внешний периметр, и то условно, и интерьеры выбросили в пропасть.

Похожая история произошла со стадионом «Динамо» на Ленинградке. Стадион, построенный в 1927–1936 гг., имел статус памятника архитектуры, но это его не спасло от экскаваторов. Здание объявили «достопримечательным местом», все внутренние элементы были исключены из состава предмета охраны. Так старому стадиону вынесли приговор. Если материал стен «по состоянию на...» не включен в предмет охраны, то все, пиши пропало…

Так было с врубелевской оградой психиатрической больницы на улице 8 Марта. Деревянные секции с орнаментом Врубеля разломали и заменили на безликий профнастил. Тогда и выяснилось, что ограда не значилась в списках памятников истории и культуры. Рустам Рахматуллин подал заявку в Москомнаследие, и ограда получила охранный статус.

Поймите, наш закон о наследии — один из лучших в мире. И если бы он соблюдался, нам не пришлось бы говорить о потерях. Предметами охраны должны заниматься государственные эксперты, которые не зависят ни от чиновников, ни от инвесторов. Реставрация нынче стоит очень дорого, намного проще все снести. Никогда не забуду, как реставратор, ведущий работы на памятнике Теплые ряды на Ильинке, сначала твердил о полной аварийности, а потом сказал: «Спасти мы можем что угодно, но речь идет о том, какие средства есть у заказчика». На реставрацию средств обычно нет.

— Но вот, допустим, сейчас какое-то сооружение вносится в список вновь выявленных объектов культурного наследия. Как долго принимается решение?

— Заявки на охрану по 20–25 лет лежат. Хотя бывают и исключения. Так, был остановлен снос станции Подмосковная (ул. Космонавта Волкова). Это последний деревянный вокзал Москвы. Заявку с фотографиями здания активисты принесли в Комитет по культурному наследию города Москвы. Она попала на стол председателю и, по-видимому, произвела впечатление. С резолюцией «срочно» объект получил охранную грамоту за 2 недели. Но вскоре процесс подачи заявок был практически блокирован, потом гражданин, подававший заявку, должен был приложить полноценную экспертизу (которую раньше делало само учреждение по охране наследия), затем вносились еще изменения. Сейчас достаточно соблюсти все требования по форме подачи. Могу сказать, что стало проще.

— До тех пор пока у нас все будут определять деньги и связи, краеведам останется только архивировать обломки. Статья 243 УК РФ, предусматривающая ответственность за уничтожение или повреждение объектов культурного наследия (памятников истории и культуры), похоже, не работает. Известны ли вам случаи, когда вандалы понесли реальное наказание?

— А наказания только административные, то бишь штрафы. Но их много, доблестный департамент культурного наследия города Москвы их активно выписывает, а потом бегает, как за тем зайцем в Простоквашине, чтоб добиться уплаты.

Посадок по ст. 243 УК РФ не было. Во всяком случае, в Москве мы таких случаев не знаем.

Источник: www.mk.ru