Дорогой Дед Мороз: почему Россия теряет на новогодних каникулах 1 триллион

 

Сколько процентов ВВП теряет страна из-за новогодних каникул? Чем отличаются стратегии поведения российских и зарубежных компаний в "чёрную пятницу"? Сколько среднестатистический россиянин готов был вложить в Олимпиаду-2014 в Сочи? Об этом и о других особенностях экономики масштабных событий Марии Бачениной рассказал заведующий Лабораторией экспериментальной и поведенческой экономики Высшей школы экономики Алексей Белянин.

М. БАЧЕНИНА: В эфире "Передача данных", у микрофона Мария Баченина. Добрый вечер, друзья. Сегодня праздничная тема: экономика праздника. Тут есть кого представить: доцент Международного института экономики и финансов Высшей школы экономики, заведующий Лабораторией экспериментальной и поведенческой экономики ВШЭ, старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН Алексей Белянин. Алексей Владимирович, здравствуйте.

А. БЕЛЯНИН: Здравствуйте.

М.Б.: Вы человек улыбчивый, на вас глянь — настроение поднимается. Вы и лекции читаете, и в Интернете публичная персона. Меня смущает задавать этот вопрос, но тем не менее. Экономисты — серьёзные люди. Они изучают экономтеорию, маркетинг и прочую кучу дисциплин. О праздниках-то с вами говорить, наверное, несерьёзно? Или это то, чему нужно уделить внимание?

А.Б.: Экономисты — прежде всего люди, а потом уже серьёзные или несерьёзные. Ничто человеческое им не чуждо. Экономисты тоже любят и подурачиться местами, и поотмечать всякие праздники. Главное, что экономисты — люди жадные: на что взгляд у них не упадёт, тем они и занимаются. Хочется им подумать о футболе — будет экономика футбола, хочется подумать про религию — будет экономика религии.

М.Б.: Такая тоже может быть?

А.Б.: Да.

М.Б.: Что же вы мне не сказали.

А.Б.: Всё бывает. Хочется поговорить о праздниках — будет экономика праздников. Заказали экономику праздников — получайте.

М.Б.: Ладно. Первое, что приходит на ум, потому что сегодня 1 декабря, первый день зимы, и через месяц наступит 2017 год, а впереди новогодние каникулы... Как этот период сказывается на экономике России?

А.Б.: Любые праздники, если брать западную традицию, то это рождественские распродажи, Рождество. К Рождеству народ в Штатах, в Европе начинает готовиться весной, когда деньги копятся, чтобы купить всем рождественские подарки.

М.Б.: Да вы что, даже весной?

А.Б.: По статистике, американец в среднем тратит 840 долларов в год на новогодние подарки.

М.Б.: Это серьёзная сумма.

А.Б.: К этому готовятся и покупатели, и продавцы, поэтому рождественские распродажи — главное время покупок. По некоторым оценкам, на них приходится до половины потребительских покупок за год. Это очень большие суммы. Последний месяц-полтора до Рождества — это сезон распродаж, в который люди закупаются, чтобы потом благополучно "уйти на дно" на несколько дней между Рождеством и Новым годом, оттаять, обтечь, отоспаться — кому что по душе и по сезону. В России ситуация немного другая. Первый аспект — те же самые покупки, распродажи. Оценки у нас пока не такие мощные.

М.Б.: Но к нам всё идёт: и ёлки стали раньше появляться, и "чёрная пятница", и "киберпонедельники", и распродажи раньше, и всё это под Новый год. Это всё звенья одной цепи, на нашу психику — кап-кап-кап...

А.Б.: Тлетворное влияние Запада нас настигло.

М.Б.: Дайте покаюсь. У меня не было денег в эту "чёрную пятницу", я их нашла. Психический накал и фантазия возможностей совпали, говоря маркетинговым языком.

А.Б.: Видите, какой вы правильный потребитель. Компании на всё пошли, чтобы вы всё равно нашли деньги и купили.

М.Б.: Я идеальный потребитель. Прошу прощения за лирическое отступление.

А.Б.: Это прекрасный пример, компании на это и нацелены. Что касается "чёрной пятницы" и распродаж на Западе. Цена стояла на какой-то товар 100 долларов с наценкой продавца 100%. Продавец говорит: "У нас распродажа, цены снижены на 30%, теперь вещь стоит 70 долларов". При этом он всё равно получает свою наценку. А потребитель очень счастлив. Раньше он должен был принести 100 долларов, а теперь 70.

М.Б.: Это приятно.

А.Б.: У нас люди делают другой трюк, это считается индустриальной привычкой наших предпринимателей. Та же ситуация: товар стоит 100 рублей, фирма говорит: "Будет распродажа, надо бы нам продажи увеличить, но как бы их увеличить, и прибыль не потерять?"

М.Б.: И рыбку съесть.

А.Б.: Накануне вечером, за полтора часа до закрытия, цена на товар повышается до 200 рублей.

М.Б.: Совести у них нет.

А.Б.: Утром говорится, что цены снижены на 50%.

М.Б.: Здесь уместно спросить: из нас могут делать дурачков год, два, а потом мы это заметим. Вы сейчас нам секрета не открыли. Мы доверие теряем к продавцу, а доверие — важнейший аспект маркетинга.

А.Б.: Тут работает не только доверие потребителя, не только маркетинг, но и психология. В психологии есть очень важный принцип, который много где проявляется. Человек — существо очень адаптивное и реактивное. Мы реагируем не на абсолютный уровень чего бы то ни было, а на изменение чего бы то ни было. Если у нас товар раньше стоил 200 рублей, а теперь стоит 100, то впечатление о большом снижении цены сильно отпечатывается на психике, и человек охотно бежит в эту компанию и покупает товар.

М.Б.: А почему у нас не так, как на Западе, почему не снижают цены, почему такая психология у продавцов?

А.Б.: Это вопрос отчасти этики. Бизнес-этика такая, что это считается нормой. Многие предприятия так делают. Даже если вы сознательный и честный гражданин, который не хочет дурить своих сограждан, то если вы не будете дурить, а все будут, вы потерпите убытки и вынуждены будете закрыться. Работает механизм естественного отбора. Это невидимая рука рынка, которая выкашивает из предпринимателей тех, кто оказывается менее эффективными, то есть менее прибыльными.

М.Б.: Надо сказать, эффективная рука российского рынка, потому что, получается, в Штатах другой рынок?

А.Б.: Да, соглашусь. Это отдельный тип рынка, отдельный тип предпринимательской деятельности. В развитых западных странах существуют этические барьеры, которые такие вещи пресекают. Если такую компанию вскроют, это появится в прессе, в медиа, в Интернете.

М.Б.: И тут доверие будет играть роль. А у нас это замкнутый круг? Или когда-нибудь мы из этой неэтичной истории вырвемся?

А.Б.: Многое зависит от настроя и представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, у самих предпринимателей. Во-вторых, это вопрос наличия возможностей эффективного общественного давления. В-третьих, вопрос чисто экономический. В западных странах прибыль 2–3% считается вполне нормальной. У нас за такие деньги никто попу от стула не поднимет.

М.Б.: Лох, извините.

А.Б.: Верно. Это несерьёзный процент. Такая политика именно потому, что хочется получить период распродаж сезонный, но если вы будете терять при этом прибыльность, то потеряете и скорости бизнеса.

М.Б.: Давайте от праздничного варианта частного бизнеса вернёмся к экономике России после новогодних каникул — то, от чего мы отвлеклись.

А.Б.: Постновогодние каникулы — это второй аспект, который отличает нас ото всех остальных. Конечно, новогодние праздники — вещь хорошая, но сказывается другая психологическая особенность, что называется, мысленный бухучёт, который выглядит примерно так. У меня впереди 10 дней, это достаточно большой срок. Я работал, пахал, копил на Новый год, отметил его, выдохнул — теперь я могу несколько дней прожить в своё удовольствие. А что такое "моё удовольствие"? Поспать хорошо, само собой, но хорошо бы и с детьми погулять, спортом подзаняться.

М.Б.: В кино, в ресторан сходить.

А.Б.: Но у меня же много дней впереди, я ещё успею это сделать. А сейчас ещё пообтекаю денёк, заправлюсь денёк, отдохну, нервное напряжение сниму известным в России способом. В итоге снятие нервных напряжений у таких людей заканчивается запоем, который может длится все 10 дней.

М.Б.: Вы серьёзно сейчас? Статистика говорит?

А.Б.: Да. Довольно большая проблема.

М.Б.: Число случаев запоев повышается после Нового года?

А.Б.: Да. И в целом эти каникулы людям во многом на пользу не идут.

М.Б.: Все очень сильно отдыхают, а потом приходят в себя. Какие экономические последствия это влечёт за собой для всей Матушки России?

А.Б.: Простейшие последствия... Это каникулы, которые длятся минимум 10 дней, а реально люди добирают ещё отпуск, приходят в себя, просыпаются — считайте, пол-января ушло. По последним оценкам, это до 1,5% ВВП, или 1 триллион рублей. Это довольно заметная сумма, весомые деньги, их у нас нет каждый год.

М.Б.: Мы с ними прощаемся.

А.Б.: Было бы всё ничего, но поскольку мы не работаем... Не все, конечно, процентов 15 людей выходят на работу в новогодние каникулы.

М.Б.: Да, есть такие сумасшедшие, как я: 1 января 2016-го я и мой шеф были на работе.

А.Б.: А кто вас привозит на работу?

М.Б.: Я сама сажусь за руль, я не пью. Я не говорю, что я одна такая великая.

А.Б.: А люди, которые включают вам свет, на чём приезжают?

М.Б.: На общественном транспорте.

А.Б.: А транспорт кто запускает? Тоже работники. Метро работает, автобусы ходят. В сами праздники — не дай вам бог приехать в Лондон или Нью-Йорк в Рождество, там ничего не работает.

М.Б.: Была я в Париже на праздники, ничего не работает вообще, там умрёшь, аспирин не купишь. Да и в будни обычные всё по бумажке.

А.Б.: Метро не работает, автобус не работает.

М.Б.: Нет, капитализм нам не подходит. Я иронизирую. Зачем экономисты тратят время, силы, свой ум, чтобы изучать последствия всего этого, если всё равно наше правительство, да и мы сами не отказываемся от праздников государственного масштаба, которые наносят ущерб ВВП?

А.Б.: Разные причины. Народу нравится, а правительство любит, когда народ его любит.

М.Б.: Смешно.

А.Б.: Это правда, это достаточно резонная причина, почему сделано так, а не по-другому. Там накладывается несколько праздников: с одной стороны, Новый год, дальше идёт православное Рождество, выходной день, потом начинается старый Новый год... Хотя, по-моему, все, кто его реально праздновал, отошли в мир иной, но тем не менее традиция осталась. Я имею в виду тех, кто был в сознательном возрасте до 1918 года, соответственно, им сейчас больше 100 лет. Это праздник пожилых людей.

М.Б.: У меня привычка праздновать его осталась. Как говорится, мотоцикл продала, а привычка осталась.

А.Б.: Привычка есть, и она будет жить. Когда так много праздников, в рабочий ритм войти тяжело. Так почему бы это не сгладить и не сделать одним большим праздником, и пусть народ будет счастлив.

М.Б.: Причина понятна. Наши бешеные траты в декабре не спасают ситуацию с ВВП?

А.Б.: Не спасают. Траты — вещь хорошая, но по большому счёту ВВП считается по производственно-добавленной стоимости. У трат добавленная стоимость приходится на услуги магазинов, сферы обслуживания. Это то новое, что было сделано, это не товары, которые были произведены или закуплены в течение года, не все издержки товаров, которые проданы. Это просто добавленная стоимость.

М.Б.: А как отдельно взятый индивидуум, который празднует, отдыхает, потом приходит в себя, влияет на экономику страны? Допустим, парикмахер или педагог.

А.Б.: Один индивид экономику в целом не делает. Единица — единица, единица — ноль. Но ноль — это гиперлитературная метафора. Но таких людей оказывается много, это массовая ситуация. 15% населения работает в эти дни, 85% отдыхает.

М.Б.: Например, целый транспортный парк не выходит на работу. Я сейчас утрирую. Затем он не может довести несколько врачей до поликлиники, и эта цепочка влечёт за собой... Или неверно?

А.Б.: Я не сильно согласен с этой цепочкой, потому что транспортный парк будет работать по мере необходимости города, который он обслуживает. Если в городе работа идёт, он должен работать.

М.Б.: На ВВП влияние что может оказать? Предприятия должны встать?

А.Б.: Совершенно верно.

М.Б.: Но они же не встают.

А.Б.: Не встают предприятия непрерывного цикла. Мартеновскую печь загасить вы можете, но этого лучше не делать. Поезда не встанут никогда, потому что люди катаются, транспорт должен двигаться. Электростанции, которые обслуживают ракетные войска стратегического назначения, работать не перестанут.

М.Б.: Всё работает. Тогда где экономический пробел?

А.Б.: От того, что вы остановите текстильную фабрику, трагедии не произойдёт, АвтоВАЗ — тоже проблемы большой не будет. Может, счастье будет.

М.Б.: Сами себе противоречите. Не встают предприятия, не останавливаются те, от которых зависит экономика страны. А тогда из-за каких отраслей 1,5% мы теряем?

А.Б.: Предприятия, от которых она зависит, не такую большую долю ВВП нам дают. Если вы остановили или притормозили нефтепереработку — запасы бензина того же у нас есть.

М.Б.: А что тогда нас притормаживает?

А.Б.: Притормаживать нас будет мир лёгкой промышленности, пищевая промышленность, машиностроение. Автомобилестроение спокойно можно остановить, ничего страшного не произойдёт, у нас и так снижение продаж на 40% в последние два года. Поступление новых товаров немного замедлится из-за затоваренности склада.

М.Б.: Хорошо. Давайте поговорим о других праздниках. Раскопали, расследовали ли экономисты последствия для России Олимпиады 2014 года?

А.Б.: Это отдельный интересный вопрос, он сложный. Первый аспект — что нам стоит Олимпиада, и стоит ли она тех денег, которые мы на неё тратим.

М.Б.: Именно это я и хотела узнать.

А.Б.: По этому поводу мы делали одно небольшое исследование всероссийского масштаба. Мы делали всероссийский опрос людей, спрашивали их за неделю до начала Олимпиады, сколько они лично готовы заплатить за то, чтобы в России прошла Олимпиада в Сочи? Представим, что не государство платило, а вы лично из своего кармана.

М.Б.: Дайте подумать. Исходя из того, что я могу себе позволить, учитывая гордость, патриотизм, я бы рассталась с 50–60 тысячами рублей.

А.Б.: Вот так? Вы очень щедрая, богатая гражданка.

М.Б.: Если бы вы мне дали гарантии того, что мои деньги пойдут на Олимпиаду.

А.Б.: У нас была немного другая шкала, мы не сумму спрашивали, а интервалы, в которых готовы были заплатить. У нас только один человек сказал "100 тысяч", причём он был не из Москвы, из одного региона. В основном гораздо меньшие суммы народ называл. Медианные суммы — порядка 100–200 рублей. Люди в своей массе небогатые. Мы давали три варианта вопросов, с учётом того, какое место займёт наша сборная в общекомандном зачёте. Средняя сумма получалась от 1200 до 1800 рублей на человека.

М.Б.: Да, негусто.

А.Б.: Этой суммы хватит, чтобы оплатить примерно 10% официальных расходов на Олимпиаду.

М.Б.: То есть для экономики это хуже, чем новогодние каникулы?

А.Б.: Такие траты на Олимпиаду означают, что либо у нас сильно был превышен счёт, по сравнению с тем, что население готово было оплатить, либо население с этим молчаливо смирилось и сказало: мы понимаем государственные интересы, они требуют, чтобы Олимпиада в Сочи прошла, была организована на высшем уровне, на это денег не жалко.

М.Б.: Вы, как эксперт по поведенческой экономике, считаете, что здесь сработало? Национальные интересы повлияли и убедили граждан? Или просто молчаливо согласились?

А.Б.: Молчаливо согласились, скорее, потому что граждане у нас вообще не привыкли воспринимать деньги государственного бюджета как свои. Налоги, как известно, мы не из своего кармана вынимаем, у нас их вычитают на работе, мы их не видим. Это одна из больших проблем.

М.Б.: Это проблема? Не жалко хотя бы.

А.Б.: Не жалко, но с другой стороны, нет ощущения "это мои деньги". Государственные деньги, не мои, они ему полагаются по определению.

М.Б.: Смотрите, как хитро всё выстроено, чтобы мы не беспокоились напрасно.

Алексей Владимирович, мы оклемались уже от Сочи? Как долго обычно происходит излечение после такого масштаба мероприятий в стране?

А.Б.: Дело не в излечении. Это проблема практически всех больших олимпиадных городов. В меньшей степени влияют зимние Олимпиады и примыкающие к ним чемпионаты мира по футболу.

М.Б.: У меня следующий вопрос — чемпионат мира по футболу — 2018.

А.Б.: Это вещи, которые обычно в одном флаконе рассматриваются. Эффект этих мега-спортивных событий на экономику давно уже изучается экономистами. Мы вложили большую сумму денег в развитие спортивной инфраструктуры, как в Сочи. Мы не только построили стадионы, которые лежат мёртвым грузом.

М.Б.: Которые иногда падают, рушатся.

А.Б.: Мы построили гостиницы, транспорт, дорогу Сочи — Красная поляна за 9 миллиардов долларов, если я правильно помню.

М.Б.: Я боюсь даже представить.

А.Б.: Такого типа расходы, которые мы несём, — это безумные деньги. Но в итоге это дало какой-то прирост ВВП, толчок региональному развитию.

М.Б.: Рабочие места.

А.Б.: Рабочие места на Олимпиаду — хорошо. А потом гостиницы, инфраструктура будут работать?

М.Б.: Вопрос локальный. Я пристально не слежу за Сочи, но моё персональное восприятие складывается таким образом, что люди там заботятся, чтобы это работало и функционировало. Слава тебе господи, что это подстёгивается. Пусть дорого, пусть мы ворчим, что не по карману, но подстёгивается, чтобы это не обветшало.

А.Б.: Согласен, Красная Поляна, Роза Хутор — места, которые работают до сих пор, посещаемы.

М.Б.: Сейчас там будут площадки детские делать.

А.Б.: Дай бог, это удачно, пусть это всё живёт и расцветает, пускай туда едут туристы, наши и не наши.

М.Б.: А обычно?

А.Б.: Обычно бывает по-всякому. Когда проводят большие исследования всех имевших место спортивных событий и их влияния на экономику, результаты этих оценок показывают, что эффект, как правило, отсутствует в массовом масштабе. Либо нет положительного эффекта, либо он отрицательный, как было в Греции. Афинская Олимпиада была в 2004 году, она стоила греческому бюджету столько, что это был шок, который привёл…

М.Б.: К финансовому коллапсу.

А.Б.: Некоторый вклад внёс.

М.Б.: Я понимаю, что не прямая зависимость. А есть страны, экономикам которых от Олимпиады ни тепло ни холодно?

А.Б.: Это большинство стран. Был один безусловно успешный пример — Барселона после Олимпиады 1992 года. Барселоне она дала новый толчок, оживила достаточно депрессивный, старый, не модерновый город, которым она была до Олимпиады.

М.Б.: Это привлекло приток туристов.

А.Б.: Да, это приток туристов, обновление города, новое лицо, новые улицы, пляжи, достопримечательности, новый формат города.

М.Б.: Почему тогда нет алгоритма, которым бы пользовались другие страны, чтобы экономика не страдала?

А.Б.: Алгоритм есть, но каждая страна несчастна по-своему. Барселона, в принципе, интересный город. По большому счёту он дремал и требовал капиталовложения, чтобы снова стать на слуху. Этот город — столица национальной испанской автономии, Каталонии. Каталонцы вложились в то, чтобы их столица стала не просто одним из городков Испании, а стала замечательным городом Испании. В Лондоне…

М.Б.: Шикарная была.

А.Б.: Была шикарная Олимпиада, но они до сих пор обсуждают, окупилась она им или нет. Подозреваю, что нет.

М.Б.: А в Бразилии? Всё было настолько скромно, до стыдного скромно.

А.Б.: Помню, за несколько дней до открытия были большие демонстрации против открытия Олимпиады вообще. Это довольно большая и богатая страна, где живёт много бедных людей.

М.Б.: "Бедных людей, диких обезьян", как было у классика.

А.Б.: Олимпиада для них — пир во время чумы и "зачем всё это нужно?".

М.Б.: Получается, и Новый год, и новогодние каникулы, и такие масштабные спортивные мероприятия, как Олимпиада или чемпионат мира по футболу, — всё делается ради того, чтобы люди порадовались и национальное достояние интересно в историю вошло?

А.Б.: Наверное. Это неплохая сводка причин. Люди не могут без радости, кем бы они ни были. Даже люди в бразильских фавелах, даже афганские крестьяне, даже бедные люди, у которых всё снесло наводнением в Бангладеш, — им нужны радости.

М.Б.: Вы понимаете, к чему я веду. Это своего рода междисциплинарный стык двух наук: экономики и психологии. Междисциплинарная область сейчас в топе, за этим будущее всего научного кластера. Получается, если у человека не будет праздников, то ВВП понизится ещё сильнее, пусть лучше здесь будут бреши?

А.Б.: Понизятся уровень счастья и качество жизни.

М.Б.: Недавний пример. Наша прекрасная Госдума, "газпромы" и прочие — все отказались от корпоративов. Меня "Газпром" не волнует, а Госдума волнует, потому что у них и там законы на грани... А если будет корпоратив, сейчас начнётся: и люди не отдыхают, не расслабляются, соответственно, злость, усталость, и российское общество будет страдать. Вы, как экономист, не как психолог, не рекомендуете отказываться, даже в кризис?

А.Б.: Корпоративы — вещь не плохая, а даже полезная, я бы так сказал. Вопрос в другом: что это за корпоратив, чего он стоит и как он устроен. Ведь можно сделать капустник силами активных сотрудников предприятия.

М.Б.: Мы видели, как госпожа Максакова прекрасно пела и читала стихи.

А.Б.: Это будет забавно. Кто мешает? Мы по традиции на моём родном факультете за несколько дней до Рождества ходим в боулинг. Проводим время, что-то кушаем, что-то пьём, играем, катаем шарики — кому от этого плохо? Это не безумные деньги, это не вызывает никакого народного гнева.

М.Б.: Это повышает экономику страны?

А.Б.: Это повышает настроение людей, которые в эту экономику что-то вкладывают. А если Дума закатывает корпоратив за большое количество миллионов рублей себе и своим родственникам и снимает для этого не один, не два ресторана, а много курортов, заказывает меню на 10 тысяч рублей на человека — это деньги налогоплательщиков.

М.Б.: Это тоже экономически изучают?

А.Б.: "Ребята, как же так?" — спрашивают они. Благосостояние населения сейчас снижается скорее, чем растёт. Если кто-то ведёт сильно шикарную жизнь, то, спрашивается, за какие деньги? За наши деньги? А мы давали разрешение, чтобы Дума тратила деньги таким образом?

М.Б.: Вы бы могли предсказать результаты опроса? Москва в этом году не особенно экономит на украшении города, хотя окончание кризисных времён ещё не объявлено. В этом какая экономическая подоплёка?

А.Б.: Я вряд ли могу быть беспристрастным комментатором, поскольку тоже москвич и эти вещи наблюдаю.

М.Б.: Радуют они вас?

А.Б.: Скорее, не радуют, потому что я уверен, что в городе есть больше возможностей выложить те же 300 тысяч рублей за красивую клумбочку более эффективным образом. И перекладывание плитки третий год подряд мне тоже не очень нравится.

М.Б.: У вас есть эти мысли, но экономисты разве не работают в правительстве Москвы? Или там другие люди подбираются?

А.Б.: Люди работают на самом деле другие. Там есть понятные интересы, поскольку эта работа — заказы компаниям, обсуждать не будем, не знаем, кто у них собственник.

М.Б.: Я ход ваших мыслей поняла.

А.Б.: Это бюджетный заказ, он всегда привлекателен, в наши дни это самое выгодное.

М.Б.: Задам последний вопрос, который я бы назвала удочкой к нашей следующей встрече. Всё, что мы с вами сегодня обсуждали, касается такого предмета, как поведенческая экономика?

А.Б.: Да.

М.Б.: Мне это очень любопытно. Это действительно связано с психологией напрямую, и экономика не может существовать отдельно от нашей психологии?

А.Б.: Экономика как поведение человека: что человек делает, как он реагирует на стимулы, которые ему предоставляет окружающая действительность, среда, общество, государство. Есть стандартные, по представлению экономистов, реакции, а есть более современные, более точные представления, как человек реагирует на стимулы, учитывающие его особенности восприятия, его психику, его реакцию.

М.Б.: Которые описывает поведенческая экономика.

А.Б.: Да.

М.Б.: Поэтому я и предлагаю договориться, встретиться в недалёком будущем и рассказать слушателям, что это такое, потому что это доступно и интересно. Если бы мне так преподавали экономику, я бы стала, пожалуй, экономистом, а не радиоведущим. Спасибо большое!

А.Б.: Спасибо вам.

Источник: life.ru