Французская художница о запахе краски, звоне трамваев и запустении России

Мари-де ля Виль Боже

Откуда: Париж, Франция
Чем занимается: художник и фотограф

В Россию я попала по гуманитарной линии: мы с мужем работали во «Врачах без границ» и десять лет назад прилетели на Кавказ — восстанавливать Чечню. Когда я приехала, это был шок. Да, я знала, чего ожидать, но все равно меня поразил Грозный в руинах. Впечатлило мужество людей, которые пострадали во время войны, но остались и продолжали работать. Мы занимались обеспечением провизией жителей, снова прокладывали систему водоснабжения, затем перешли к хозяйствам — восстанавливали маленькие фермы в горах, где разводили кур и коров. Потом наша миссия закончилась, мы уехали с Кавказа, однако остались в России. Пережили два экономических кризиса, воспитываем детей, я занимаюсь фотографией и искусством.

Один из моих новых арт-проектов — о цветах, что украшают подъезды советских зданий. У вас на Севере есть традиция размещать в оконных рамах лампы и цветы — такой одинокий человеческий жест на фоне заснеженных пейзажей. Вот почему я вышиваю цветы на своих репортажных фотографиях, которые привожу из поездок со всей России — от Мурманска до Омска (Мари снимает для французской газеты Le Courrier de Russie. — Прим. ред.). Меня поразила скульптура Родины-матери в Волгограде, а еще я очень люблю старую деревню Новоситцево под Орлом: там в старых домах в советское время устроили пансионаты, а теперь их снова возвращают прежним владельцам. В них так много следов времени: портреты Ленина, документы пациентов, которых лечили от туберкулеза, пустые пачки сигарет…

В своих поездках я вижу целые города, которые оставили и жизнь, и деньги, хотя они невероятно красивы. Как художник я никогда не стремилась работать с советской темой — просто в моем детстве Советский Союз частенько показывали по телевизору, а я любила читать учебники истории. Еще мне очень нравится стиль соцреализм. Советское искусство было настоящей рекламной кампанией образа жизни — если бы я жила в те времена в Союзе, наверняка бы попала под очарование.

Русские любят смеяться и готовы шутить над собой — это дано не каждой нации. Еще мне нравится ваша способность принимать абсурд происходящего. Россия вообще страна абсурда: мужчины, например, до предела доводят свое геройство, пытаясь сотворить невозможное и отказываясь сдаваться. Я вспоминаю случай, когда мне пришлось везти огромный холст из мастерской на Чистых прудах, но маленькая женщина в синей форме сказала, что такие большие грузы нельзя провозить в метро. Я была совершенно растеряна; неожиданно ко мне подошел мужчина с чемоданчиком и сказал, что позаботится обо всем. Мы поднялись на поверхность, он обещал организовать такси. Я просила его только об одном: не класть картину на крышу машины. Он сказал классическую фразу, дескать, я мужчина и со всем разберусь, и пошел договариваться. Таксист тоже отказался меня слушать — он пытался засунуть огромный холст во все двери и в итоге примотал его к крыше скотчем. Это было ужасно: что бы я ни говорила, переубедить тех двоих было невозможно, поэтому я просто отпустила ситуацию.

Не скажу, что у русских какие-то особые проблемы с восприятием реальности. Наоборот, она у вас ощущается намного сильнее. У меня в России не получаются абстрактные работы — я здесь не могу избавиться от ощущения ультрареализма происходящего, у вас все какое-то экстремально выразительное, даже жестокое.

Помню первый день в Москве — это был день рождения моего мужа. В самолете девочка на соседнем сиденье пыталась научить нас говорить «Здравствуйте». Это не пригодилось: водитель был до того груб, что не сказал ни слова: просто взял багаж, посадил в машину и отвез в Дом на набережной. Иностранцы, считающие русских невежливыми, имеют резон. Но я им объясняю, что это просто другой стиль общения — не американский, где все улыбаются друг другу.

Например, вчера в супермаркете я познакомилась с американцем, который что-то напутал и десять раз сказал кассирше, что ему жаль. Я посмеялась, потому что вспомнила, как нам говорили, чтобы мы прекратили постоянно благодарить и извиняться. А в продуктовых магазинах, где я всем улыбалась, меня спрашивали, в чем дело. Люди думали, что они как-то не так оделись или испачкались. Русские устанавливают первый контакт по-другому. Однако все меняется, и сегодня московские официантки стали намного дружелюбнее, чем 10 лет назад.

Мне нравится думать о советском наследии, которое как ковер покрыло всю Россию. Я недавно ездила во Владивосток, и даже там, через десятки часов полета, это советское влияние ощущается очень сильно. Местные жители чувствуют себя свободнее от центральной власти, ведут себя немного по-другому, но ты сразу же понимаешь, что по-прежнему находишься в России и что здесь живут те же люди, что и в Москве.

Мне кажется, люди не успели прийти в себя ни после кризиса 2008 года, ни после последнего. Парад богатства и ярмарка тщеславия в вашей стране не закончились — просто вы стали чуть аккуратнее относиться к деньгам. Я рада, что теперь есть много прогулочных зон и парков; москвичи ценят это. Хотя я больше люблю хаос, что царил раньше. Все становится чуточку разумнее: недавно фасад нашего дома красили, закрасили также окна в стиле Поллока — пятна были просто повсюду.

Москва научила меня любить маленькие вещи — запахи и тактильные ощущения. Например, резкий запах краски на всю жизнь для меня останется запахом весны. Каждое лето меня приводит в восторг тополиный пух, который покрывает все мягким снегом. Я люблю слушать, как гремит трамвай по плохо прикрученным рельсам — для меня это звук Москвы. Если я уеду отсюда, то хотела бы взять с собой отпечатки паркета в мастерской или кнопок домофона — вещей, которых я касаюсь каждый день.

Да, я — француженка, и оттого Москва для меня очень экзотична и, надеюсь, останется такой. Когда вы часто бываете в каком-то месте, то теряете возможность удивляться. Прошлой зимой я поехала в Азию с друзьями, которые были там в первый раз, и они всему радовались: цветам, фруктам, велосипедам. Но я так часто бывала в Азии, что растеряла это ощущение новизны. А в Москве даже спустя десять лет все продолжает меня удивлять.

Я 20 лет замужем, и мне трудно судить о том, как в Москве строятся отношения между мужчинами и женщинами. По стилю, мне кажется, они напоминают Нью-Йорк 1920-х — романтично и немного патриархально. И вся ваша культура тоже немного старомодная. Скажем, в России почти нет современно танца, зато очень сильная классическая школа и в балете, и в театре. Система Станиславского здесь живее всех живых.

У меня четверо детей, им нравится жить в Москве. В русском детском саду их приучили есть разную капусту — и брюссельскую, и брокколи. По десять раз в день заставляли одеваться и раздеваться, и теперь они в этом большие специалисты. Их научили тому, чему никогда не учат во Франции. Больше всего, мне кажется, они ценят здесь чувство свободы. Мы вот живем в центре города, и они сами ходят из школы домой. Да, жизнь в Москве — это определенное испытание, но, сумев выжить здесь, я теперь, наверное, смогу жить где угодно.

Еще удивительным было то, что, когда я начала говорить по-русски, все стало для меня выглядеть иначе. Как будто бы, разговаривая на вашем языке, человек начинает думать по-другому, становится русским — трудно объяснить. При этом мне иногда кажется, что у вас две России: я замечаю большую разницу между людьми, родившимися в советские времена, и теми, кто их не застал.

Была бы моя воля, я направила бы финансы в руки сознательных и честных людей, которые бы тратили их на дороги, аэропорты, школы. В российских регионах видишь, как сильно обветшала инфраструктура, как люди нуждаются в деньгах. Я бы помогла семьям: в России невероятно трудно воспитывать нескольких детей — никакой помощи от государства. При этом вы оптимисты. А некоторые просто не обращают внимания на реальность и живут своей жизнью. С другой стороны, что толку беспокоиться о том, где трава зеленее? Это расстраивает…

Источник: daily.afisha.ru