Искатель приключений

– Михаил, вы окончили Институт иностранных языков, работали собкором в Афганистане и Южной Америке, были награждены орденом Красной Звезды. Как вы, советский человек, переживали развал Союза? Как это прошли в профессиональном и человеческом плане?

– Сложный вопрос, который может далеко нас увести. С одной стороны, когда на том памятном референдуме все мы высказывались «за» или «против» Советского Союза, я голосовал за то, чтобы он перестал существовать. Но потом пожалел об этом. Потому что спустя несколько лет стало понятно, что ничего, кроме горя, это не принесло миллионам людей. Сейчас я думаю, что нужно было не распускать Союз, а создавать на его месте некое подобие европейского объединения народов, где республики получили бы возможность политической самостоятельности, но максимально сохранили бы экономические и человеческие связи.

– Недолгое время вы работали пресс-секретарем у тогда еще премьер-министра Владимира Путина. Воспоминания о том времени хорошие?

– Это было так давно, что никто, кроме меня, наверное, и не помнит об этом. Я думаю, что на эту должность неправильно назначать журналистов. Вспомните имена людей, которые занимали ее последние 15–20 лет. Карьерные дипломаты и чиновники Алексей Громов, Дмитрий Песков, Сергей Ястржембский были более успешны в качестве пресс-секретарей, чем профессиональные журналисты Павел Вощанов, Дмитрий Якушкин или Михаил Кожухов.

– То есть вы считаете, что у вас характер слишком свободолюбивый?

– Профессия накладывает определенный отпечаток на человека. Журналист на такой должности – не лучшая идея.

– Вы хотите сказать, журналисту трудно вписаться в вертикаль власти или вообще в чиновничью касту?

– Мы на другое заточены, по-другому устроены мозги, иначе ощущается собственное призвание.

– Что можете сказать о Владимире Владимировиче как о человеке?

– Я с ним шестнадцать лет не виделся. Мы все меняемся… С ним – нынешним – не знаком.

– Для вас было неожиданно, когда Ельцин сложил с себя полномочия и Путин стал исполнять обязанности президента?

– Никто такого не ожидал. О подобном развитии событий знали не более пяти человек. И кстати, именно в тот момент моя работа и закончилась.

– Не работал. Хотя… Иногда мне кажется, что из меня получился бы неплохой министр туризма. По крайней мере, не хуже, чем были.

– Почему же не пошли по этой стезе, а продолжили работу журналистом?

– Во-первых, не то чтобы меня засыпали предложениями… А во-вторых, я вернулся к тому, что умею делать лучше всего.

– Вы обрели огромную популярность, когда вели программу «В поисках приключений» на канале «Россия». Формат передачи – ваша идея?

– Да, моя, и она сорвалась с языка случайно. Ключевым изначально было слово «учиться» – ремеслам, традициям, чему угодно. Мы в общих чертах представляли, что и как будем снимать, когда уезжали в самую первую страну – Китай. Окончательно формат складывался уже «по дороге» – появились постоянные рубрики, традиции программы.

– Сколько всего было выпусков?

– Наверное, около трехсот. И около ста стран.

– Со стороны это выглядит как классная работа: путешествуешь, узнаешь новое, да еще и деньги платят.

– Мы когда на рыбаков смотрим, думаем: какая прикольная работа – плавают и рыбу ловят, им еще и деньги за это платят. А на самом деле у рыбаков, наверное, самая тяжелая работа в мире. Конечно, это подарок судьбы, который дал мне возможность увидеть больше многих. Но за ним стоял колоссальный труд, физическое и эмоциональное напряжение. Мы несколько лет жили в режиме «две недели дома – две недели в дороге». Это не так просто.

– Сейчас вы делаете какие-то передачи?

– В последнее время в основном снимаю фильмы, в которых история переплетается с путешествиями. Сделал четырехсерийный документальный цикл о первом русском кругосветном плавании Крузенштерна и Лисянского – с актерами, реконструкциями, графикой. А недавно завершил двухсерийный фильм о Севморпути, в нем есть и история, и современность. Только представьте размах: нам удалось снять все ключевые точки от Мурманска до мыса Дежнева – самой восточной оконечности страны. Надеюсь, осенью фильм покажут на телеканале «Россия».

– Знаю, что вы занимаетесь рафтингом, у вас даже есть разряд.

– У меня есть недовыполненный норматив мастера спорта, в котором отсутствует довольно важный элемент. Для этого звания нужно участие в походе высшей, 6-й категории сложности и руководство тремя походами 5-й категории. Это у меня есть. Но я не прошел школу подготовки руководителей таких походов – в советские времена это было обязательное требование: людей учили не столько организации похода, сколько обеспечению безопасности на маршруте, спасательным работам. После трагедии в Карелии мне стало очевидно, что необходима система лицензирования инструкторов спортивного туризма. Их могла бы готовить, например, Федерация спортивного туризма. Там есть люди, которые обладают колоссальным опытом. Но федерация относится к Министерству спорта, и у нее нет права на педагогическую деятельность. Эти люди съели тысячу собак на альпинизме, водном сплаве и горном туризме, но формально они не могут преподавать. А в коммерческих структурах, которые предлагают рафтинг (я говорю про воду, потому что больше об этом знаю), могут впервые «посадить» людей на серьезную воду в сопровождении непрофессионала, который не понимает, что надо делать в экстремальной ситуации.

– Детей в Карелии тоже сопровождали инструкторы, но они были неподготовленные.

– Да, студенты педучилищ. Они, возможно, все знают про психологию и гигиену школьника, но не обладают специфическими знаниями, необходимыми для сопровождения человека, вышедшего в дикую природу.

– А если сравнивать с другими странами?

– Каким-то образом эта проблема решена. Знаю на собственном опыте. Я сплавлялся по Замбези, и рафт сопровождали темнокожие каякеры, великолепно владевшие техникой. Сплавлялся на реке Иордан в Израиле, и девочка-капитан рафта, которая жила на свете меньше, чем я хожу в походы, не слушая никаких моих аргументов, заставила меня в тренировочном порядке покинуть судно: выпрыгнуть из него и залезть обратно, чтобы убедиться, что я могу это сделать. Тогда мне не пришло в голову поинтересоваться, как это устроено там, но определенно люди, которые участвуют в сплавах даже в таких небогатых странах, как Замбия, обеспечивают путешественников квалифицированными кадрами.

– К вам были претензии от зрителей, что мало показываете Россию. В одном интервью вы даже назвали Россию не очень телегеничной из-за сурового климата. На ваш взгляд, почему так мало снимают фильмов о России?

– Потому что телевидение – это экономика. А с точки зрения канала программы о путешествиях – недорогой сегмент. Денег, которые платят производителю, недостаточно для того, чтобы снять программу о Чукотке.

– Неужели проще снять программу в Африке?

– Во много раз. Логистика перемещений, стоимость билетов и отсутствие инфраструктуры делает поездку на Чукотку очень затруднительной и дорогой.

– Почему у нас так трудно развивается внутренний туризм?

– Вокруг этой темы много танцев с бубнами и криками: «Давайте любить Россию!». Вопросов нет, никто не против. И можно только удивляться, как много уже сделали подвижники. Я прочитал на днях о каком-то парне, который арендует дрезины и катает туристов по российским узкоколейкам. Только что мне рассказали о фантастическом фестивале классической музыки в Чебоксарах. Чем не событийный туризм? Но все это, по-моему, происходит вопреки, а не благодаря помощи государства. Когда ты прилетаешь на ту же Чукотку и задаешь вопрос человеку, отвечающему за туризм: «Чем тебе конкретно помог Ростуризм?», он разводит руками. Да, была федеральная целевая программа, она предполагала некоторую помощь, но была составлена таким образом, что регионы не могли взять эти деньги.

– Она еще будет действовать до 2018 года.

– Программа предполагает только инвестиции в инфраструктуру, что хорошо, но не всегда необходимо. Насущные потребности туризма в регионах связаны не только с развитием инфраструктуры. Лучшее, что мы можем сделать, – это попросить наших послов написать записки о том, как эта индустрия устроена в Таиланде, где отрасль доведена до совершенства, или в Каталонии, где она работает как швейцарские часы. У одной отдельно взятой Карелии или, к примеру, Ярославской области не хватит своих умений и сил, чтобы рассказать о своих красотах и пригласить туда иностранцев. Этим должны заниматься специально обученные люди.

– А вот офисы Visit Russia, которые начали открывать в Пекине, в Дубае, в Италии, – вы хотите, чтобы эта работа делалась более масштабно и профессионально?

– Профессионально. Необязательно масштабно. И потом: где Пекин и где Ярославская область, как они связаны между собой? Для начала должны быть включены экономические механизмы, которые бы позволили туризму действительно стать сектором экономики – налоговые льготы для строительства гостиниц, особые условия кредитования для тех, кто создает услуги и турпродукты. Почему не пригласить, к примеру, международные гостиничные сети и не предложить им прогрессивную шкалу оплаты налогов? Сейчас таких механизмов нет. Обсуждается другая проблема – создание неких кластеров. Спроси сейчас хоть одного француза или испанца, которые живут за счет туризма, что такое туристический кластер? Никто толком и не ответит.

– Ваша компания, туроператор «Клуб путешествий Михаила Кожухова», работает уже три года. Как ощущаете себя в роли бизнесмена?

– Поначалу все крутили пальцем у виска и говорили, что затея обречена на провал. Однако эти три года, два из которых считаются худшими для выездного туризма, мы только растем, хотя это достигается очень большими усилиями. Пока можно осторожно сказать, что мы перестали чувствовать себя «стартапом» и обрели некую уверенность. Последний год работаем в режиме самоокупаемости и небольшой прибыли.

– Чем вы отличаетесь от других туроператоров?

– Мы даже слово «тур» не используем – только «путешествие». И это всегда именно путешествие. В каждой поездке есть два обязательных элемента: знакомство и общение с местными жителями и получение нового опыта. Наша отличительная особенность – наличие, кроме гида, тех, кого мы называем «душа компании». Это разные симпатичные люди, как правило, известные по книгам, теле- и радиоэфирам. Андрей Бильжо, Сергей Цигаль, Катя Рождественская, Михаил Ширвиндт… Каждый из них показывает «свое». Андрей Бильжо – Венецию, о которой написал уже не одну книгу. Кстати, сейчас Бильжо везет группу на Соловецкие острова, где он прожил несколько лет и встретил свою жену. А Юрий Кобаладзе возил группу в «шпионский» Лондон, где когда-то работал разведчиком. И логично, что следующая его поездка будет в Грузию, которую он знает не хуже, чем Россию. Готовится поездка в предрождественскую Вену с известным композитором Александром Журбиным. А крымчанин Максим Кучеренко, лидер группы «Ундервуд», обещает нашим путешественникам показать Крым и рассказать все о местном портвейне и рок-н-ролле. В основном мы формируем в поездки небольшие группы – по 8–10 человек.

Флагманским проектом клуба являются поездки на легендарном парусном судне «Крузенштерн». Нам удалось договориться, что практикантов клуба берут на борт на некоторые отрезки пути, где мы становимся частью экипажа: проводятся теоретические занятия, рассказываются основы мореходного дела, навигации и устройства парусного судна.

– По России какие еще интересные маршруты предлагаете?

– Например, на Алтай. В этом году в поездке туда «душой компании» была Катя Рождественская, которая впервые оказалась на родине своего знаменитого папы. Я дважды в этом году возил людей в горы Дагестана. Это что-то невероятное – по концентрации самобытности, гостеприимству, по природным красотам! Но, конечно, некоторую поправку на особенности отечественного туризма приходится делать. Например, в одном пансионате высоко в горах нам всем предложили пожить в одной комнате. Я спросил: мол, как же так, мы же месяц назад все оплатили! А хозяйка сказала, что приехали семьи с детьми, их стало жалко, и она их пустила – на наши места. В результате все разрешилось, конечно… И, в общем, это ерунда по сравнению с возможностью попить чайку с муллой в самой древней мечети на территории России или оказаться за «трехэтажным» столом на обеде у мастера, который шьет знаменитые кавказские папахи.