Путешествие из Петербурга… в Петрозаводск

Виктор Шендерович о безвременье российской провинции

На сей раз - туда. По радищевскому-то маршруту (как и в обратном направлении) я ездил, разумеется, с полсотни раз, - и вот пришла пора, отправляясь из града Петрова, рассмотреть и другие пейзажи. Пейзажи, по-прежнему «уязвляющие душу» любому, кто имеет глаза…

Пять часов поездом от Ладожского вокзала – и ты на станции Свирь. Стоянка полчаса; милости просим подышать…

Косой снежок, в меру серо, клочок голубого неба над лесом… Три женщины с возками провизии уже стоят в рядок перед вагонной дверью: клюква в пластиковых ведерках, баночное пивко, орешки, копченая рыба… В отдалении тусуется молодежь неясного назначения, в импортных куртках, с отечественными лицами; негромкий грязноватый разговор.

В двух шагах от них, глядя на поезд недвижным взглядом без примет мысли, стоит еще не старуха, но уже не женщина, - пьяноватая, в рейтузах и тапочках на босу ногу, по погоде, так сказать…

Здравствуй, Родина.

Пешеходная эстакада пересекает перроны; если подняться на нее по выщербленным ступенькам, открывается вид на населенный пункт: одинокий трехэтажный типовой, советского замеса, дом перед огородцами, давно сгоревший сарай; вид на шлагбаум и дорогу за ним в привычной грязи…

- Я на него в суд подам, - беззлобно говорила маленькая женщина в платочке. – Он не имел права пятьсот рублей брать, я только подошла, почему пятьсот?

- Ты еврейка, что ли, - смеясь, отвечала другая, крупная, с бугристым носом. – В су-уд…

На еврейку маленькая была непохожа совсем, но тут, на полдороге к Кондопоге, нацвопроса, кажется, не существовало вовсе. «Еврей», на станции Свирь, - это такой человек, который, когда его обидят, идет в суд. Это - синоним слова «неадекватный».

А обижаться как раз и не надо, надо делиться.

- У тебя же денег много! – поддевала маленькую та, что с бугристым носом. – Ты ж незаконно торгуешь!

- Я не ворую, а он ворует, - твердо отвечала маленькая.

Потом они мирно беседовали о голубой пенсионной карточке, которую у этой маленькой перепутали с розовой и брали на станции, что ли, четырнадцать рублей вместо десяти, а как вернешь… Да ладно, не умрешь ты… Не умру…

Маленькая в платочке была здешним епиходовым, - она притягивала невезение и охотно рассказывала о своих несчастьях, давая товаркам счастливую возможность посмеяться, посочувствовать, поучить ее жизни... Они разговаривали - и все поглядывали наверх, на эстакаду.

- Стоит! Шапку-то видно, - сказала маленькая.

- Сторожит… – откликнулась та, что с носом.

Говорили они о менте, недреманное око которого продолжало наблюдать за ними с пешеходной эстакады...

- А мы там выйдем! – кинула клич подругам миловидная тетка в кокетливой голубой мохеровой шапочке, кивнув в дальний конец перрона.

- Увидит! Вон, смо-отрит…

Тут я и вошел в расценки местного драматического сюжета.

Мент, конечно, сторожил на своем наблюдательном пункте не террористов, а моих незлобивых собеседниц и их товарок по промыслу, раз за разом выходивших со своим нехитрым ассортиментом к стоянке фирменного поезда «Арктика»…

Так идут на пастбище антилопы гну - через реки, кишащие крокодилами.

Ментовские расценки трагически не совпадали с оборотом:

- Я за тридцать «трешку» возьму, за пятьдесят продам… - делилась своей нехитрой калькуляцией «мохеровая».

Трешка – это третья «Балтика», пиво баночное. Плюс орешки спекулятивные и рыба нелицензионного копчения… Никаких других особенных статей дохода жизнь на станции Свирь моим собеседницам, кажется, не предлагает…

Менту, впрочем, тоже.

Россия, начало третьего тысячелетия, тринадцатый год бешеной нефтяной халявы… Инновации, говорите?

Когда до отхода фирменного поезда «Арктика» со станции Свирь оставалась одна минута, мимо моего купейного окна, катя перед собой свои контрафактные тележки, конспиративной перебежкой простукотали по перрону, спасаясь от судьбы, три мои тетушки, нарушительницы закона, – маленькая в платочке, крупная с бугристым носом и кокетливая в мохеровом беретике…

…………………………

Еще пара часов сероватого пейзажа, и - здравствуй, машина времени: вот он, петрозаводский вокзал, и та же площадь перед вокзалом, тот же проспект Ленина, уходящий к озеру…

Я был здесь - единственный раз и давным-давно. Впрочем, восстановить точную дату не составляет труда: здесь, сойдя с теплохода «Ладога», я услышал весть о стыковке «Союза» и «Аполлона»…

Тридцать семь лет прочь, и вот – те же битые тротуары, те же в киосках сувениры-плетенки из карельской березы, тот же красный флаг с серпом и молотом, напротив рекламы «Мегафона». Причем тут «Мегафон»? Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?

Слева по ходу – как подсказка – кафе «Семидесятые годы», как раз неподалеку от бистро «Дежавю»…

О да: чай, не «совок», - новая Россия!

Источник: Свободная Пресса