Атлантида-на-Дону

«РР» публикует свой ежегодный, седьмой по счету рейтинг российских мегаполисов. Вот уже пять лет первое место в нем удерживает Краснодар, перехвативший во время промышленного спада лидерство у Екатеринбурга. Индустриальные центры Урала и Сибири практически отошли от экономического кризиса и наступают на пятки мегаполисам юга. Но те все еще остаются образцом регионального развития.

На этот раз объектом нашего пристального внимания стал Ростов-на-Дону, который постоянно присутствовал в рейтинге, занимая высокие места, но ни разу еще не забиравшийся на самый верх. Ростов-на-Дону — город относительно молодой, как и большинство южнорусских городов. Место это облюбовал еще Петр I, а основала здесь крепость его дочь Елизавета. Переезжая Дон, путешественник разом попадает на юг. А заодно — в торговый, промышленный, научный, культурный и не в последнюю очередь церковный центр, хотя в нашем репортаже город и предстает в образе несколько инфернальном. В общем, здесь есть все, что нужно для жизни, есть и сама жизнь — какая, это мы и постарались показать. А выбрали мы Ростов-на-Дону потому, что ему в полной мере присуще такое важное качество, как самодостаточность. Без которой город, в общем-то, и не совсем город.

Юля и Наташа пришли в полночь на пустырь, чтобы продать душу дьяволу. Юля хочет стать известной певицей, ходить на тусовки и телепередачи, давать интервью журналам, носить маленькую собачку и силиконовую грудь. Наташа хотела было попросить, чтобы Вадимчик перестал быть геем и полюбил ее, но попросила богатства и красоты. Пустырь освещает унылый фонарь, где-то неподалеку воют собаки, девочки одеты в спортивные костюмы, они молча курят и смотрят куда-то в стену за спинами зрителей. Пьесу «Невероятные приключения Юли и Наташи» в ростовском независимом театре «18+» ставят наоборот: зрители сидят на сцене, актеры играют в переоборудованном зале.

— Пойми, мы сейчас стоим на пороге чего-то очень важного, — шепчет Юля, глядя в стену. — А если мы сейчас уйдем, все будет как раньше. Неужели ты этого не чувствуешь?

Спектакль больше похож на читку пьесы — на самом деле нет ни декораций пустыря, ни унылого фонаря, ни сигарет, ни воя собак. Актеры почти не двигаются и описывают происходящее своими словами. Из декораций — три ряда стальных гофрированных заборных листа и красные строительные лампы. Между действиями гаснет свет, дискотекой вспыхивают лампы и врубается композиция Wild Bore женской калифорнийской гараж-рок-банды Mika Miko, очень похожая на песни Pussy Riot. Юля и Наташа дергаются в красных сполохах, свет включается, девушки снова невозмутимы и смотрят в пустоту.

— Чувствую, — отвечает Наташа.

Первый независимый театр Ростова-на-Дону «18+» открылся полтора года назад, 31 января 2013 года, в здании бывшей макаронной фабрики, которую переоборудовали в арт-центр Makaronka. Рядом работает галерея, куда привозят российских современных художников. Все как полагается: беленые кирпичные стены, донские хипстеры с бородками и в легкомысленных майках, девушки на шпильках фотографируются на фоне экспонатов современного искусства, в коридоре висят две картины со Сталиным. На одной Коба стоит в степи и смотрит вдаль, в небе зависла летающая тарелка и подпись: I Want to Believe. На второй картине Сталин изображен на фоне Манхэттена, Ист-Ривер и статуи Свободы, подпись: In God We Trust. Открывался театр «18+» документальным трэш-мюзиклом «Папа», в смысле Ростов-папа.

В спектакле «Невероятные приключения Юли и Наташи» иногда звучит мат, зрители хихикают над намеком на минет и историей про бомжа, которого ограбили и убили. Продажа души дьяволу заканчивается тем, что две дурехи сидят обалдевшие среди ненужного богатства, зато с гарантированной путевкой в ад. Арт-центр Makaronka и театр «18+» — один из главных символов перемен в городе на Дону, который, как и Юля с Наташей, стоит на пороге чего-то очень важного. И тот факт, что этот милый и безобидный спектакль не срывает православный популист Дмитрий Энтео и его движение «Божья воля», а здание не блокируют казачьи дружины с нагайками, как это принято в Москве, — лишь одно из многочисленных удивительных отличий Ростова-на-Дону от других российских городов.

Ведь Ростов-на-Дону — это настоящая Атлантида, речная.

I.

Как может выглядеть место, которое по всем признакам существовать просто-напросто не может? Очень просто: оно будет мучительно напоминать вам много чего, но вы так и не сможете сказать, что именно.

Например, неожиданным образом в разговоре о Ростове чаще всего вспоминают Нью-Йорк: здесь тоже сетчатая планировка, в ходу понятие «на углу такой-то и такой-то улиц», ростовчане используют слово «квартал» по назначению, а в районе Нахичевань, бывшем армянском городе Нахичевань-на-Дону, вместо улиц пронумерованные линии: 1-я, 5-я, 49-я. В центре Ростова сквозь постройки XIX века вдруг прорастает совершенно нездешняя архитектура вроде жилого комплекса «Чехов», который гармонично смотрелся бы где-нибудь в районе Трайбека на Манхэттене. Открываются вполне бруклинские лапшичные и парикмахерские, есть даже ресторан New York и жилой комплекс «Манхэттен». Конечно, Ростов — это никакой не Нью-Йорк, но все же…

В этом городе все начинается с Центрального рынка, это пункт номер один во всех путеводителях. Рано утром сюда съезжаются поставщики и скупщики, продавцы растаскивают товары по бесконечным рядам, шумят и завлекают. Курица по сто! Клубника, своя, свежая по двести! Топленое молоко! Творог! Козье молоко! Пиво! Хаш! Хаш? Не может быть! Конечно может, хаш! Подходи!

Посмотрел на колокольню и собор, оттуда бегом вниз по Буденновскому проспекту, потом по Береговой улице вдоль реки, затем на холм, а за ним заброшенные и затопленные Парамоновские склады, вторая главная городская достопримечательность. Теперь здесь голые кирпичные стены и полным-полно ростовчан, прыгающих в воду. Когда-то для охлаждения складов использовали родниковую воду, и когда это место забросили, местные жители устроили внутри резервуар, заполнив его прозрачной, манящей ключевой водой. Почти круглый год вокруг складов зеленеет трава, а когда приходит жара, сюда приезжают купаться — ныряют с балок и загорают на битых кирпичах. Страшно даже подумать, что такое и правда бывает.

Местные уверяют, что жизнь в городе становится хуже год от года, но, копни в разговоре чуть поглубже, признают: конечно же, это лучший город в мире, откуда никогда, никогда, никогда никто не уедет, потому что зачем? Это же Ростов, южная столица России, Ростов-папа! Город, который, как Стамбул, по береговой линии делится на Европу и Азию, пусть и неофициально; город, из которого за несколько часов можно добраться до двух морей — Черного и Азовского, — а водным транспортом и до всех пяти; город, который благодаря своему положению и торговым путям всегда хорошо жил.

За последние годы резко рванула вперед сфера услуг и ресторанный бизнес, город оброс новыми заведениями и форматами, большая часть которых даже не оглядывается на столицу, а сразу же встраивается в общемировые тренды. Здесь почти нет московско-питерских общепитовских сетей, все свое, самобытное. Появились первые и вполне достойные коворкинги, частные театры, развивается велосипедная культура, полным ходом идет негосударственная джентрификация, и это только начало. Жители шутят, что у них здесь вечная гонка с другим южным городом, Краснодаром, и если там уже есть IMAX, а здесь его только начинают строить, то зато в Ростове Starbucks открылся на два месяца раньше. Собственный рэп и известные молодежные рок-группы, появляются антикафе, и даже журнал Kinfolk о красивой и размеренной жизни ростовская молодежь переводит на русский и печатает за свой счет. А какие названия! Караоке «Ухо и медведь», на вывеске Ван Гог и, натурально, медведь. Бары «Эмбарго» и «Жандармерия», сеть «Питькофе», кафе-караоке «Zамешательство», «Гусь и противень», «Сытый папа», «Фарш» и прочее.

Конечно, Ростов — далеко не рай на земле, проблем здесь хватает, как и везде: пробки, загрязненность, бестолковость коммунальных служб, из-за которых этой зимой город утонул в сугробах. Здесь шутят про ростовское метро, которое собирались проложить еще в 70–80-е, но так ничего и не сделали, а теперь вроде как обязательно построят. При этом Ростов меняется на глазах, а это можно сказать не про каждый город в России.

II.

Как понять, что ты находишься в месте, которого по всем признакам быть не может? Очень просто: здесь говорят на языке, который ты никогда не слышал, но уверен, что знал его всегда.

Большая Садовая испещрена подземными переходами и, нырнув в них, слышишь, как они разговаривают — мужским уставшим или женским бодрым голосом через динамики: «С вами говорит подземный переход». Главный рекламируемый подземный продукт — магические ягоды Годжи, которые помогают не только сбросить лишний вес и улучшить самочувствие, но и наладить личную жизнь и снять порчу. В Китае, сообщает переход, ягоды Годжи едят все, а потому и живут в двадцать раз дольше.

Рядом парк Горького, он посылает совсем другое сообщение. На каждой лавочке в тени боярышника и елей ростовские деды играют в нарды: двое играют, еще пять пристально наблюдают стоя. Потная, сосредоточенная, безмолвная игра. Художницы местного вернисажа от скуки рисуют дерево, в продаже имеются донские пейзажи и портрет актера Дмитрия Нагиева. Волнистый попугай Борька за 100 рублей предсказывает будущее, вытаскивая свернутую бумажку с пророчеством, — конечно же, «все будет хорошо». Караоке-кафе «Нептун», больше похожее на ларек, торгующий сигаретами, закрыт, статуя Нептуна плавится на жаре. Жарко, очень жарко.

На пересечении Буденновского и Садовой офис одной из крупнейших компаний недвижимости в городе. Единственное место в сплошь зеленом и насквозь суетливом офисе «Титула», которое не похоже на отделение Сбербанка, — кабинет генерального директора Евгения Сосницкого. У Сосницкого печальные глаза, зато стены увешаны фотографиями старого Ростова. Сосницкий известен в городе: он ведет «ЖЖ» про ростовские закоулки, светится в прессе, ставит памятники, возобновил праздник древонасаждения и может часами рассказывать про ростовские дома. Вообще говоря, крупнейший в городе риелтор, который негодует по поводу точечной застройки, — это очень мило.

Как и положено настоящему ростовчанину, Сосницкий считает, что город хиреет: мусор, грязь, треснувшие дома, вонь из подворотен, зассанные дворы. Из положительных явлений — строительство моста и появление коворкингов, другие же проблемы никто решать не спешит. А ведь какой город!

— Как только Ростов не называли — и российским Чикаго, и маленьким Парижем, — рассказывает риелтор. — Это южный купеческий город, и вся его логика построена на этом. Здесь всегда кичились и гордились своим богатством. При всех властях в Ростове были рыночные отношения: и в феодальную эпоху, и до революции, и при советской власти, и после. Как говорила Мариэтта Шагинян, «Ростов — это город, созданный спекулянтами для спекуляций».

Сосницкий подтверждает: безусловно, в терминах Шагинян он тоже спекулянт:

— Я же торговец, посредник. Но вообще здесь много чего спрессовано: казаки, Белое движение, Буденный, советская власть, Кавказ, немцы, которые сюда трижды заходили. Ну и смешение разных национальностей, поэтому и люди красивые, особенно женщины, мужчины, впрочем, тоже. Все красивые.

У Сосницкого есть мечта — проводить в городе парад с движущимися платформами, на которых танцуют и поют люди, как в Бразилии на карнавале или в США на празднике древонасаждения. Сосницкий рассказывает, что этот праздник в 1874 году придумал Госдеп, в 1898-м питерские студенты лесного университета впервые провели его в России, и Николай II выпустил резолюцию: праздник древонасаждения должен отмечаться по всей империи. В Ростове парадом руководило Общество садоводов, а в подготовке участвовали студенты, лицеисты и гимназисты. Каждое учебное заведение имело собственную пеструю повозку. Праздничное шествие начиналось в центре, неподалеку от нынешнего «Титула», и заканчивалось на окраине. Потом сажали деревья, выпускали брошюру-отчет и ждали следующего года. В 2010-м, в столетний юбилей ростовского древонасаждения, Сосницкий организовал первый современный праздник — правда, пока без повозок и платформ, потому что дорого.

III.

Как узнать, что ты находишься в месте, которого вроде бы существовать не должно? Это очевидно: время в нем работает по другим законам.

К обеду на прилавках появляется свежий выпуск газеты «Вечерний Ростов», заманчивый и жуткий, как самый страшный грех: «Мелехов не доносил на Шолохова и пил шампанское с товарищем Сталиным», — утверждает газета в заголовке. Также: на левом берегу Дона, Левбердоне, был расстрел, правда, десять лет назад. Из других новостей: недавно на улицах города впервые увидели живую статую — мужчина долго стоял на балконе, потом срезал державшую балкон балку и упал.

Чем ниже спускаешься к Дону по Большой Садовой, тем крепче ощущение, что центральная улица делит Ростов на два города. Выше, на север, более модная часть ниже, на юг, к реке — ветхая, пыльная, пацанская. Александр Кожин, глава ростовского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, стоит на углу переулка Семашко и Московской улицы в нижней части города и разговаривает с одноклассниками, которых здесь случайно встретил. Вежливо прощается и идет в соседнюю антикварную лавку. Кожин — главный хранитель Ростова-на-Дону, он знает про этот город все и говорит о нем сразу в трех временах. Вот это Газетный переулок, бывший Казанский, его еще называли Свинячим спуском. Вот здесь была церковь, ее снесли, построили школу. Потом немцы собирали здесь евреев и отправляли на расстрел в Змиевскую балку, там убили 27 тысяч евреев, и это одно из главных мест холокоста.

— На месте этой антикварной лавки раньше был дом, — рассказывает Кожин, заходя внутрь. Продавец его узнает, здоровается и показывает старый фотоаппарат, выпущенный тиражом 500 штук. Здесь есть старые нагайки, книги, ружья времен 1860-го, янычарские кинжалы. Кожин показывает продавцу старый оптический прицел и говорит, что ничего в него не видит с балкона.

— Александр Олегович, девушки туда не помещаются, — подшучивает моложавый продавец. Забирает у Кожина прицел и показывает, как правильно в него смотреть: не в упор, а чуть с расстояния. — Их так специально делали, чтобы отдача не травмировала глаз снайпера.

Кожин берет плакат времен коллективизации и идет дальше. Вот неприметная запертая дверка, за ней туалет, и эта дверь, уверяет Кожин, есть во всех путеводителях по Ростову: тут были Велимир Хлебников, Николай Гумилев незадолго до ареста, мог быть Маяковский. Офис общества защиты памятников находится в подъезде с кованой лестницей, на одном этаже с ним работает гадалка и располагается общественная приемная Партии пенсионеров за справедливость. Офис общества — это маленький кабинет Кожина, до потолка заставленный книгами, картинами, сувенирами и всяческими побрякушками. Самый центр современного, динамичного, шумного города, но здесь ты попадаешь в иное измерение, тягучее, неспешное, даже воздух другой. В центре кабинета стол сталинских времен — раньше он стоял в суде, но когда мебель хотели отправить на свалку, чтобы купить новую, Кожин подсуетился и забрал стол, потому что хотел открыть музей Солженицына. Музей не открыл, а стол так и остался.

Солженицына Кожин привозил в Ростов в 1994 году. Упоительная вышла история. Кожин напоминает: писатель пошел в Ростове во второй класс, учился здесь и вообще город любил, а потому решил навестить его после возвращения из изгнания. В бывшей гостинице «Интурист», ныне мраморной «Дон Плазе», писатель жить отказался («Не буду в родном городе интуристом»), поэтому Кожин на свое имя снял писателю номер в гостинице «Московская». Про секретный приезд Солженицына прознали в местной администрации — ростовские чиновники стали упрашивать Кожина поучаствовать в празднике жизни, но он отказывался, пока Солженицын не передумал делать секрет из своего визита.

— Меня носили на руках, уговаривали, что надо встретить гостя достойно, — вспоминает Кожин. — Был оркестр, хор казаков, хлеб-соль, дружеское застолье с губернатором и его замом. Из гостиницы чуть ли не всех отселили, подготовили пять ресторанов на любой вкус, не знали, куда захочет Солженицын, а он захотел поближе к гостинице. Стол ломился от яств, и я обратил внимание, что он с удовольствием выпил и поел: а я-то воспринимал его как аскета.

IV.

Есть ли возможность вовремя сообразить, что ты находишься в месте, которого быть не должно? Конечно, надо просто заметить, что законы окружающей среды здесь не такие, как везде.

В областном музее почти нет посетителей, бабушки-смотрительницы в отделе скифов-ростовчан обсуждают то ли кота, то ли чьего-то никчемного мужа: «Вот зачем она его держит? Он пришел, поел и завалился спать за батарею». В отделе природы под рогами Megaloceros Giganteus дремлет экскурсовод, слышны звуки природы: щебет птиц, кваканье лягушек, кто-то долбит кору. Кажется, что сидишь на опушке леса, прохлада. Хочется вытянуться вдоль аквариума без воды и поспать.

Жара не спадает даже после шести вечера, на набережной парни, сняв майки, в одних джинсах лезут в музыкальный фонтан. Набережную только-только закончили реконструировать, и мокрые люди — единственное, что мешает ей выглядеть по-европейски. Впрочем, нет, не единственное. К бизнес-центру «Риверсайд Дон» пытается пришвартоваться мини-баржа «Виктория Д». По палубе бегает загорелый капитан в одних плавках и орет на помощника: «Б…! И ты еще хочешь получить лицензию капитана?»

Ресторатора Вадима Калинича в городе знают и уважают все: хипстеры, чиновники, менты, бандиты, кавказцы — со всеми он находит общий язык. Вероятно, это связано с тем, что Калинич вообще не очень любит разговаривать и явно предпочел бы не делать этого вовсе. Калинич брит наголо, у него огромная борода, ему под сорок, но выглядит моложе. Он высок, одевается как бруклинский денди, и хотя он категорически с этим не согласен, но нынешний облик Ростова-на-Дону во многом его заслуга. У Калинича десяток с небольшим авторских ресторанов, а также мегасеть суши-баров «Рис» — их в городе так много, что местные шутят, будто у «Риса» негласное соревнование со Сбербанком по количеству отделений. Сетям вроде «Япоши» или «Якитории» здесь делать нечего: «Рис» уже захватил весь юг страны. Совсем, совсем иные законы.

Вечерами Калинич садится в черный джип у своего пивного ресторана Schneider Weisse Brauhaus на набережной и объезжает владения, смотрит, как дела. Номер один в его коллекции — гастропаб «Буковски», названный в честь американского писателя и пьяницы Чарльза Буковски. Гастропаб открыт в здании бывшей табачной фабрики в самом центре Ростова и вместе с летними верандами занимает огромное пространство. Заведения Калинича зачастую выглядят не просто круче, чем рестораны в центре Москвы, но так, будто столица при их создании вообще в расчет не принималась. Сам Калинич, дизайнер по образованию, заверяет, что интерьер его интересует в последнюю очередь, главное — чтобы люди могли поесть и поговорить, а то мест в Ростове много, а толку мало.

— В «Буковски» есть бизнес-ланч, и в эти часы здесь можно увидеть абсолютно всех: хипстеров, военных, прокуроров, полицию, следственный комитет, коммерсантов, банкиров, — объясняет свой подход Калинич. — Все приходят. И это само по себе удивительное явление: 200 бизнес-ланчей каждый день объединяют людей всех социальных слоев.

— Ростовчанин, — говорит Калинич, — это человек, живущий обособленной от остальной страны жизнью: смотрит себе под ноги, знает свои корни, свою землю, остальное ему до фонаря. Калинич любит пересказывать случай, который для него воплощает самую суть ростовской самобытности: ехал он как-то через украинскую границу, до которой отсюда рукой подать, и понял, что на вопрос таможенника: «Какие у вас паспорта?» ростовчане так и ответили: «Ростовские». Таможенник даже не удивился: вы, ростовские, всегда такие.

Да взять хотя бы кухню — она здесь тоже своя, донская, но Дон длинный: чем ниже по течению, тем наваристее уха. Выше по течению она делается из рыбы одного вида и с большим количеством овощей, ниже — из разной рыбы, но почти без овощей. Другой пример — «Раковая № 1», круглосуточная доставка вареных раков, гордости Дона, в модных крафт-пакетах, все красиво и чинно.

Но не все устраивает Калинича в современном Ростове. Например, его не устраивает современное искусство. При этом аргументация у ресторатора конструктивнее, чем у бешеных московских казаков. Он считает, что для появления современного искусства реальных предпосылок в городе нет.

— Такое искусство стимулирует буржуазия, которая в состоянии это все потреблять и финансировать. Но если говорить об этом в контексте Ростова, то сначала буржуазия должна обрасти знаниями, улицами, инфраструктурой, а уж потом искусством. Современное искусство не может существовать в отрыве от современного образа жизни. Пять ростовских миллиардеров, которые все это финансируют, — это не основание. Это как если ты заработал денег, купил себе Porshe Cayenne и костюм Brioni, а трусы носишь недорогие, потому что на себя лично деньги тратить не готов, но зато готов платить за имидж.

Сам Калинич от земли старается не отрываться и не понимает, почему не использовать Чикатило, который родом из этих мест, для повышения туристической привлекательности региона. Ведь есть же музеи преступников и мафии, это все реальная, невыдуманная история, зачем ее стесняться? А вообще Калинич мечтает превратить Ростов в гастрономическую Мекку России. Пока же его бары и рестораны копируют как умеют, и даже на одной улице с «Буковски» есть бар «Чинаски» — по имени героя нескольких произведений упомянутого американского писателя.

V.

Наконец, последнее доказательство того, что вы попали в место, которое существовать никак не должно: люди.

— Здесь сейчас круто, — делится ощущениями предприниматель Максим Мягкий. — Это именно то, что сейчас здесь чувствуешь. Отсюда уезжают работать в Москву, находят там деньги, делают карьеру, но погружаются в глубокую депрессию. В Ростове ты в гармонии с собой, на своей территории, и все что нужно, здесь есть, все рядом.

Недавно Мягкий вместе с партнером открыл коворкинг «Место» в здании бывшей табачной фабрики недалеко от «Буковски». Ремонт и обустройство выполнены на международном уровне, мини-офисы уже все сданы в аренду, клиенты есть, планируется открытие хостела. «Место» облюбовали дизайнеры, стартаперы, разработчики, проектировщики. Мягкий перечисляет, с чем еще в городе надо разбираться: транспорт, развязки, гостиницы, парковки. Но, говорит, последние лет пять появилось ощущение, что все движется в правильном направлении, хоть работы еще на десять жизней. Например, сделать пешеходной улицу Шаумяна — почистить, привести фасады в порядок, открыть модные заведения. «Будет Италия, я это прям вижу!»

Мягкий утверждает, что в городе появилась целая волна новых предпринимателей, как он, которые почувствовали новые времена и готовы принимать участие в позитивных переменах. За этими переменами будут вынуждены тянуться другие большие игроки, потому что наступило такое время.

— Моя гипотеза вот в чем заключается, — размышляет Максим. — Ростовчане правильно агрессивные. У города есть прошлое: тридцатые, сороковые, девяностые, и оно осталось в атмосфере, трансформировалось в нечто другое — теперь люди агрессивно бросаются на задачи. Есть в этом всем какая-то правильная звериная дрянь.

Предприниматель Мягкий согласен с тем, что Ростов-на-Дону — это речная Атлантида. Обособленный самодостаточный город, в котором при всей дикости этой мысли иногда вдруг кажется, что ты не в России, хотя все ровно наоборот: в самой что ни на есть России. Порой возникает когнитивный диссонанс: с одной стороны, бруклинские, настоящие, совершенно естественные здешние заведения, с другой — настоящий, совершенно естественный русский человек. Вот в «Буковски» заходят трое ростовских братишек, садятся за столик, подзывают официанта и спрашивают, есть ли у них «резаное пиво». Какое, уточняет несчастный официант, пиво? Резаное? Вообще о таком никогда не слышал. «Как это не слышал! — возмущаются братишки. — Половина светлого, половина темного, тащи давай, иначе будем тебя уму-разуму учить». И вот, значит, встречаются две противоположности — условный заокеанский интерьер и условный речной человек, — и ничего страшного не происходит, наоборот, именно так все и должно быть. Местные предприниматели не боятся понятия «массовый»: для них это синоним не «попсы», а слова «правильный». «Резаное пиво», «Раковая № 1», Чикатило как двигатель торговли — вот вам, пожалуйста, массовый продукт, который выглядит совсем не попсово.

По всем признакам, конечно, никакого Ростова-на-Дону существовать не должно, поскольку это аномалия, настоящая Атлантида. Сложно поверить в его реальность, хотя нет ничего более реального.

Ну и, черт возьми, какие же здесь красивые девушки!

Источник: rusrep.ru