Президент хочет войти в историю?

Олег Кашин о предложении Владимира Путина восстановить в Кремле снесенные большевиками монастыри

Путинская идея восстановить в Кремле Чудов и Вознесенский монастыри — да, разумеется, это желание войти в историю самым простым и беспроигрышным способом. Пройдет сто лет, и экскурсоводы будут показывать — вот Спасская башня, XV век, а вот Чудов монастырь, XXI век. А кто построил? Путин построил. Вообще все заметные объекты такого рода, от пирамид Хеопса до небоскребов в Грозном, построены понятно какой властью (при демократии и рынке попробуй-ка построй пирамиду или «Грозный-сити»), и Путин сейчас в таком положении, что если он захочет построить вавилонскую башню, то будет вам башня, и современники будут, конечно, плеваться, а потомки через сто лет будут фотографироваться на фоне.

Но это через сто лет, а сейчас понятно, что сторонников у идеи восстановления монастырей будет очень мало. Тут все предсказуемо: люди, которых возмущает воровство и коррупция, спросят, куда делись деньги, уже потраченные на ремонт предполагающегося к сносу 14-го корпуса Кремля — этот ремонт шел последние три года, и теперь все, на что три года тратились деньги, будет снесено, такая до смешного классическая история. Краеведы, конечно, скажут, что здание 14-го корпуса, при Сталине известное как «кремлевский театр», это памятник советского неоклассицизма, выдающаяся работа создателя Центрального телеграфа Ивана Рерберга, и сносить его будет варварством. Эстетам гарантированно не понравится построенный монастырь, потому что строить в наше время старинные монастыри — это пошлость и безвкусица, новодел всегда останется новоделом.

Вероятно, именно по этим трем направлениям (деньги, снос сталинского здания и недопустимость новодела) будут критиковать восстановление кремлевских монастырей. Каждый из трех аргументов убедителен и неоспорим, три аргумента вместе — убедительны и неоспоримы втройне, но я все же надеюсь (и российская градостроительная практика последних лет поддерживает мою надежду), что эти аргументы ни на кого не подействуют, и монастыри будут построены.

Относиться к таким вещам с рациональной точки зрения — неразумно, и дело даже не в том, что речь идет о монастырях, то есть об объектах, нематериальное значение которых (особенно, кстати, в случае новодела) гораздо выше материального. Два монастыря в путинском Кремле — это не эпизод градостроительной практики, это событие как минимум политическое или культурное. Таким же событием двадцать лет назад было восстановление Храма Христа Спасителя на месте плавательного бассейна «Москва». Вероятно, это самый критикуемый храм в современной России, но когда двадцать лет назад начинали его строить — какое вообще значение могли иметь аргументы типа «это будет новодел с пластмассовыми барельефами»? Воссоздание Храма Христа Спасителя было эпизодом не архитектурной, а прежде всего политической истории, это было программное высказывание, заключавшееся в том, что семьдесят советских лет закончились, и если большевики в свое время сносили храмы сотнями, то мы сейчас отстроим самый большой и самый символически важный храм, чтобы всем было понятно, что началась новая жизнь, новая история. Тот понятный набор критических слов, которые принято говорить об этом храме теперь, связан не столько с подземным паркингом, концертами в зале церковных соборов и барельефами Церетели (которые, между прочим, уже не пластмассовые — четыре года назад их заменили на бронзу), сколько с той ролью, которую церковь играла и играет в постсоветской России. Была бы церковь другой, и подземный паркинг в храме вызывал бы другие эмоции; критики говорили бы (я сейчас фантазирую) — посмотрите на нашего патриарха, он такой аскет и вообще почти святой, а в храме парковка, как же так, она же дискредитирует нашу церковь.

И два новых монастыря в Кремле — это, конечно, тоже высказывание, только пока непонятно о чем. Пессимист увидит в нем желание замолить еще не совершенные грехи, анонс будущих войн, опричнин и репрессий. Кремленолог-конспиролог скажет, что Путин не любит Кремль и, раз уж он ему все равно не нужен, хочет использовать его территорию для какого-нибудь другого дела, пускай даже и церковного (вообще это, конечно, абсолютно царистский жест; представьте себе генерального секретаря ЦК КПСС, который «не любит Кремль», или президента США, который не любит Белый дом и объявляет, что будет работать в Кэмп-Дэвиде, а вашингтонскую резиденцию отдает под филиал Диснейленда). Когда-нибудь на этот счет наступит ясность, и я надеюсь, что оба монастыря к тому времени уже будут построены. Должно же остаться от нашего времени что-то кроме торговых центров и кожинского забора на Старой площади.

Был такой фильм Андрея Смирнова «Верой и правдой» про советских архитекторов. Название фильма — не очень изящный каламбур из диалога главных героев, придерживающихся (действие происходит в начале борьбы с архитектурными излишествами) «сталинских» и «хрущевских» взглядов на мир, и один, который по фильму построил высотку на площади Восстания, говорит, что главное — вера. Вот стоит эта высотка, похожая на салют победы, люди смотрят на нее и понимают, что все будет хорошо. А второй, который как раз запустил домостроительный комбинат, ему отвечает — нет, главное правда, а правда состоит в том, что люди живут в бараках и коммуналках, поэтому нужно строить хрущевки. Понятно, на чьей стороне симпатии создателей фильма, но понятно и то, какая архитектура больше нравится потомкам. Диалектика.

И вот какая у нас сейчас правда? Да страшно подумать, какая правда; немногие, как говорится, доживут до весны. А вера — она вот такая, вера капковских пешеходных улиц и путинских монастырей в Кремле. И Бог его знает, что в нашем положении лучше, правда или вера.

Источник: svpressa.ru