25 лет без Цоя

Виктор Цой погиб в зените славы и остался символом эпохи. К траурной годовщине «Газета.Ru» вспомнила вехи биографии музыканта и собрала воспоминания людей, работавших с Виктором Цоем и друживших с ним.

15 августа исполняет 25 лет со дня гибели Виктора Цоя — лидера рок-группы «Кино» и, пожалуй, самого культового музыканта в современной России. Он погиб в автокатастрофе на 35-м километре трассы Слока — Талси в Латвии; по официальной версии, музыкант заснул за рулем, и его автомобиль «Москвич-2141» выехал на встречную полосу и столкнулся с рейсовым «Икарусом».

Цой погиб в зените славы. Его песня «Хочу перемен», вошедшая в саундтрек фильма Сергея Соловьева «Асса», стала символом горбачевской перестройки — и всей атмосферы второй половины 1980-х. Он снялся в главной роли в фильме Рашида Нугманова «Игла», и сыгранный им Моро тоже оказался более чем созвучен времени.

За прошедшие годы был открыт памятник Цою — фанаты музыканта нашлись в Барнауле; в очередной раз (летом 2013 года) его поклонники отстояли знаменитую питерскую «Камчатку», котельную, где он работал кочегаром в 80-е и которая сейчас превращена в клуб-музей. А в 2014-м в Петербурге появился и связанный с Цоем топоним — сквер его имени на пересечении Зверинской улицы и Любанского переулка.

Из воспоминаний Григория Гурьянова (1961–2013), художника, музыканта группы «Кино»:

— Мы совершенно не интересовались политикой. Но песни Виктора настолько универсальная вещь, что каждый может найти в них что-то для себя. Например, песня «Перемен!» — это чисто философский трактат без капли политики, написанный еще до реформы Горбачева и никакого отношения к ней не имеющий. Другое дело, что мы приберегли ее для фильма «Асса»: Витя договорился об этом с Сергеем Соловьевым, поэтому ее и нет ни в одном альбоме. А после фильма она стала чуть ли не символом перестройки. В свободе интерпретации как раз и есть красота художественного произведения.

Теперь все считают его своим: и кочегары, и плотники… Говорят, что он был человеком без образования. Не в этом дело.

Самообразование, культурный слой — все это гораздо важнее диплома из какого-нибудь советского вуза. Витя был исключительно талантлив, он писал гениальные песни. Все, о чем говорилось между нами вечером накануне, могло превратиться утром в остроумную песню. В школе он изучал немецкий язык, но мы с ним пошли на курсы английского, и он освоил его прямо на моих глазах.

Как-то Виктор собирался написать что-нибудь к большой выставке группы «Новые художники», но ему не хватало времени — так за пять минут появилась его работа «Картину написать не успел». С одной стороны, это концептуальное искусство, но с другой — это очень честно и искренне. На мой взгляд, Виктор полностью реализовал и свой актерский талант. Актер — это тот, кто может придумать мистерию, убедительно изобразить другого человека. А с Виктором, по-моему, иная история.

Вот, например, Брюс Ли во всех своих фильмах — Брюс Ли. И с Виктором то же самое.

В отличие от него я мог позволить себе никогда и нигде не работать, у меня же не было такой жены-стервы. (Смеется.) Эта квартира-клетушка в спальном районе, где помимо жены жили еще ее мама и бабушка, — как там можно было находиться? Надо же было где-то спасаться от всего этого. Ради бегства от бытовухи он и в кочегарке трудился, и у меня какое-то время жил, и в Алма-Ату поехал сниматься в фильме «Игла». А потом отправился на съемки «Ассы» в Ялту, где я познакомил его с Наташей Разлоговой: «Витя, тут такая девчонка классная!» И все у них сложилось!

Вспоминает Сергей Соловьев, кинорежиссер, постановщик фильма «Асса»:

— Витя был очень закрытый, очень недоверчивый, очень неразговорчивый человек. С Витей я довольно долго и много общался, но абсолютно ничего так и не понял. Какой он был, я по-прежнему не знаю. Он был настоящий восточный человек. Похож на ацтекскую скульптуру, очень загадочную и величественную. Такие скульптуры ваял Модильяни, и к портрету Анны Андреевны Ахматовой он бы добавил совершенно грандиозный мужской образ, если бы они могли встретиться.

Чем больше я слушаю Цоя (а временами бывает на то охота), тем больше до меня доходит что-то.

Чем больше до меня доходит и чем больше я слушаю, тем больше я понимаю, что он большой, серьезный и уникальный русский поэт. Музыкальный поэт. Такой же, пожалуй, как и Мандельштам. С годами он становится для меня менее загадочным, чем был при жизни, но значительно более величественным и большим, чего я при его жизни, скажу честно, вообще не понимал. <...>

У Вити была странная любовь к кино, которая, возможно, и возникла как раз на «Ассе».

Он ходил с Рашидом Нугмановым (у меня как раз была тогда казахская мастерская) во ВГИК на занятия, они придумали и сыграли грандиозную историю по «Отцам и детям» Тургенева, где Витя играл Базарова грандиозно совершенно, прямо в том виде, в котором всегда ходил: в черном пальто до пят. Они сняли даже какой-то фильм от имени Базарова. <...>

Ко мне очень часто обращаются так, как будто я внучатый племянник Цоя. Я его очень плохо знал. И он вообще странный парень. Я не могу сказать, что мы с ним проводили задушевные вечера — ни хрена мы с ним не проводили никаких задушевных вечеров. Он был таинственный кореец с какими-то таинственными письменами в башке, которые из него выхлестывались. Когда он к нам приехал на съемки «Ассы» в Ялту... Я говорю: «Ну чего ты, ты в конце там нужен». Он отвечал: «Понимаешь, в чем дело, я моря никогда не видел, дай тут погулять». Я говорю: «Да гуляй сколько хочешь». И он в этом своем пальто, значит, гулял. Потом ему откуда-то достался драндулет какой-то, разбитый мотороллер. И вот он в длинном пальто стал ездить на этом мотороллере. Милиционеры ко мне подходили и спрашивали: ваш нацмен? Я говорю: да, наш нацмен. Поэтому все это легенды, что мы вместе предугадывали, как сейчас начнется перестройка всей нашей жизни. Он там предугадывал, у себя в песнях, я предугадывал у себя.

Вспоминает Борис Гребенщиков, музыкант:

— Это неправда, что я открыл Витьку широкой публике. Его не надо было открывать — он существовал сам по себе. К тому времени, когда мы с ним случайно встретились в электричке (году в 81–82-м), он уже был состоявшимся музыкантом. Он спел мне пару своих песен, одна из которых была «Мои друзья идут по жизни маршем». С одной стороны, это абсолютный наив, с другой — чутье языка, игра словами и все остальное выдавали в нем большого музыканта. Он абсолютный гений простоты, ясности и искренности. Так, как он, в России никто не писал. Уже тогда, когда он был еще совсем юношей, я однажды сказал ему:

«Мы отодвинемся в тень, а вы будете главной группой России». Он не верил, смеялся — думал, что я шучу.

У Витьки с эрудицией было все в полном порядке. Он не был необразованным корейским мальчиком из ПТУ. Он как раз-таки был мудрецом. Цой много читал. У меня с ним никогда не было проблем в общении — он был человеком немногословным, но мудрым уже в юности.

В общении с прессой он не обнаруживал свою эрудицию, потому что ему это было не нужно. Он считал безнравственным показывать ее. Витька писал идеально просто, но почти в каждой песне у него есть фраза, от которой шерсть становится дыбом и прошибает холодный пот. Я поэтому и зажегся, когда услышал в одной из его первых песен: «Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков». Потому что организм чувствует — вот это правда. Это настоящее и, как настоящее, верно до сих пор. Если послушать ту пошлятину, которую гонят сегодня 99% людей, включая самых лучших, и взять одну песню Цоя, она будет как святая вода. А святая вода всегда актуальна. <...>

Цой начал писать в советское время, а когда погиб, время уже было другим.

Этот изгиб эпохи прошел через него. Когда начинали, мы с этим тоталитарным молохом были во враждебных отношениях. А потом успели увидеть, как молох встал на колени и рассыпался. Такие вещи даром не проходят.Такие люди, как Цой, свой собственный конец тоже чувствуют. В последнем альбоме половина песен — прощание.

Я сам пару раз засыпал за рулем на скорости 120 км/ч. И тоже рано-рано утром. Я тогда еще не знал, что в таких случаях нужно остановиться и поспать хотя бы десять минут, а уже потом ехать дальше. Оба раза меня спасало только чудо. У Витьки был небольшой водительский стаж — меньше года. Когда неумелый водитель рано встает и садится за руль, всегда есть опасность... Рано утром хочется спать. И он вполне мог заснуть за рулем — любой водитель знает, как это просто.

Источник: gazeta.ru