Юрий Лужков открыл тайну своей отставки: "Это месть"

Когда пять лет назад самого известного регионального политика, мэра Москвы Юрия Лужкова отправили в отставку с уничижительной формулировкой «в связи с утратой доверия», многие были уверены, что тот никогда не оправится от удара. Но еще Маяковский про таких, как он, писал: «гвозди бы делать из этих людей». Лужков не спился, не сошел с ума и, тьфу-тьфу-тьфу, прекрасно себя чувствует. А еще он выполнил свое обещание «не сидеть пенсионером на печи». Помотавшись два дня по калининградским полям, фермам и элеваторам, корреспонденты «МК» убедились, что прозвище «крепкий хозяйственник» бывший градоначальник получил не зря.

Миновав райцентр Озерск, водитель делает резкий поворот влево и, проехав еще несколько сотен метров, тормозит около комплекса каменных построек, чьи размеры свидетельствуют о богатом и славном прошлом, а стук молотков и груды стройматериалов — о надеждах на не менее достойное будущее. Это известное с XVII века имение «Веедерн». До окончания Второй мировой войны оно принадлежало потомкам немецкого коннозаводчика Эберхарда фон Цицевитца. А теперь принадлежит бывшему мэру Москвы Юрию Лужкову. Судьба часто преподносила ему сюрпризы. И это далеко не самый неожиданный из них. «Вот когда меня назначили руководить КБ «Химавтоматика» — это был сюрприз! И когда бросили на Мосагропром! А это — нормальная история», — смеется хозяин.

Легко выпрыгнув из внедорожника (на другой машине по долам и полям просто не проедешь), Лужков, который в следующем году будет праздновать очередной, весьма солидный юбилей, не обращая внимания на призывы «отдохнуть с дороги», отправляется осматривать свои владения. Прямо по курсу — конюшни. «Веедерн» исторически специализировался на выращивании лошадей тракененской и ганноверской пород. Их выращивают здесь и сегодня. Стоимость некоторых жеребцов доходит до миллиона рублей, но Лужкова сейчас больше интересуют не они, а небольшой домик причудливой архитектуры, притулившийся недалеко от манежа. С той же страстью, с какой он некогда возводил небоскребы и строил мосты, бывший градоначальник пытается вдохнуть новую жизнь в его старые стены. Управляющий «Веедерна» Тимур сетует на отсутствие электричества и прогнившие доски, призывая шефа проявить благоразумие, но тот, беззаботно махнув рукой, устремляется на второй этаж, где сохранилось уникальное, по его словам, помещение — коптильня, в которой прежние владельцы готовили незамысловатые деликатесы.

— По всей видимости, в этом доме прежде жила семья кучера, — включив на айфоне функцию «фонарь», поясняет Лужков. — После реставрации будет точно такой же, только лучше.

Сам экс-мэр живет отнюдь не в барской усадьбе (трехэтажный особняк, в котором в советские времена находилась школа, стоит заколоченный), а в бывшей немецкой конторе, откуда при Цицевитцах велось управление имением. Дом двухэтажный и довольно скромный (хотя Лужков по старой привычке именует его «резиденцией»): столовая и хозяйская спальня на втором этаже, гостевые комнаты на первом. Открыв дверь в одну из них, мы обнаруживаем на кровати неизвестного молодого человека с газетой в руках. «Наверное, на работу приехал», — ничуть не удивился Лужков.

— И часто у вас в доме посторонние ночуют?

— Ну а где ж ему еще ночевать? Места-то глухие, — беззаботно пожимает плечами человек, с которого еще каких-то пять лет назад не спускала глаз вооруженная охрана.

Во дворе дома растет дуб, которому не меньше 250 лет, на дубе, как и полагается, цепь, а на цепи кот... «Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит, там чудеса, там леший бродит, Елена на ветвях сидит», — декламирует Юрий Лужков, заменив пушкинскую русалку на имя своей любимой жены. Ее портрет, скачущей во весь опор на гнедом жеребце, красуется на самом видном месте в столовой вместе с многочисленными наградами «Веедерна». Но последнее время Елена Батурина сюда практически не приезжает, поддерживая мужа звонками, советами и, чего уж греха таить, финансами. «Не лежит у нее душа», — мрачнеет экс-мэр. Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, спрашиваю о судьбе прежних владельцев конезавода. Известно, что в 1946 году Анна фон Цицевитц, до последнего надеявшаяся, что Пруссия останется в составе Германии, все-таки была вынуждена уехать отсюда последним эшелоном...

— Лет 10 назад приезжала она сюда, — кивает головой Лужков. — Совсем уже старая была. Плакала очень. Но в то же время радовалась, что хозяйство не брошено на произвол судьбы, как многие местные поместья, и даже потихоньку возрождается...

Рядом с «Веедерном» находится деревня из пяти домов. Строения в ней по-прежнему немецкие, но люди живут типично русские. А это значит, что они пьют. А еще воруют! «Если все это не охранять, завтра здесь камня на камне не останется», — говорит управляющий Тимур и показывает на закрытые бетонными плитами водостоки. Металлические блины с них соседи экс-мэра давно уже сдали в металлолом. А когда Лужков восстановил коровник, туда же отправились кованые ворота и даже крючки, на которых они висели. «Причем люди подогнали тягач и вырвали их вместе с кусками стен», — рассказывает Тимур. На работу в хозяйство соседей не берут не только из-за вороватого нрава, но еще и из-за беспробудного пьянства. Лужков, как известно, сам уже много лет ничего крепче кефира не пьет. И в «Веедерне» установил полный сухой закон. «Техника у нас сложная. Ладно себя покалечишь — бед наделаешь больше, чем на военном корабле», — поясняет он.

Когда Лужков руководил Москвой, подчиненные за глаза ругали его за чрезмерную активность. Каждый день, кроме воскресенья, мэр приезжал на работу в 8 утра или колесил по городу, объезжая проблемные точки. Причем это не были официальные мероприятия в стиле «пришел, увидел, похвалил». Поездки завершались иногда многочасовыми совещаниями с полным «разбором полетов». Пять лет на пенсии изменили масштаб, но не привычки бывшего градоначальника. К особенностям его руководящего стиля теперь вынуждены привыкать все обитатели «Веедерна» — от управляющего до сезонных рабочих. «Я знаю, они не особо любят, когда я приезжаю, — шепчет мне на ухо Лужков. — У них тут свой, размеренный ритм. А у меня шило в одном месте играет».

Несмотря на поздний вечер, он тянет нас на ближайшее поле — показать, как растет рапс. Сухие желтые стебли с тонкими стручками, похожими на плоды акации, почти сравнялись с человеческим ростом. Высыпав на ладонь черные горошинки, Лужков радуется как ребенок: хорошее должно получиться масло! Оказавшись по ту сторону баррикад, бывший московский градоначальник на собственной шкуре испытал все прелести бизнеса по-русски. В усадьбу мы возвращаемся уже в полной темноте по дороге, построенной на деньги «Веедерна», и хозяин жалуется на несговорчивость местных чиновников, отказывающихся подписывать акт о вводе в эксплуатацию. «Они просто издеваются надо мной! То ширина им не та, то стоки не такие…» — злится Лужков, а я в очередной раз думаю о превратностях судьбы. Он построил за свою жизнь сотни километров дорог, получил прозвище Властелин колец и… споткнулся о кусочек асфальта протяженностью 300 метров!

На следующее утро мы встречаемся рано. Хотя Лужков встал еще раньше. На нем подходящая к случаю рубашка с вышитыми на кармане коровками и традиционная кепка. Точнее, ее летний вариант — из грубого, плотного льна. Он уже успел побеседовать с агрономами и выяснить, что из-за дождливой погоды каждый пшеничный колос потерял от одного до двух рядов зерна. Однако виды на урожай по-прежнему хорошие.

— Ниже, чем в прошлом году, точно не будет! — хором уверяют агрономы, но Лужков недоволен:

— Ну здрасте! Мы тут столько сделали в плане технологий, а они мне говорят, что хуже не будет. Должно быть лучше, чем было!

В итоге все сходятся во мнении, что пять тонн зерна с одного гектара точно получится, а уж дальше как бог даст. Лужков уже который год сам работает за комбайном и говорит, что страшно полюбил это дело:

— Представь: перед тобой золотое море, колышущееся от ветра. Ты плывешь по нему на этой махине и понимаешь, что вырастил хороший урожай, что занимаешься важным и полезным делом, которое брошено в стране, что дал работу и обеспечил достойную зарплату людям... Все это очень стимулирует и вдохновляет!

А как же меры господдержки, о которых сейчас трубят на каждом углу? Разве не дошли они до аграриев?

— Я не вижу особых перемен, — пожимает плечами Лужков. — Поддержка от области — 1200 руб. на гектар. За такие деньги можно только спецовку переодеть! Мы сами на подготовку полей под посев затрачиваем 35 тысяч рублей на га.

— А кредиты?

— Я запретил их брать! В Америке в кризис ставка была 0,25%, в Японии вообще минусовая, банк тебе еще доплачивает за то, что ты взял у него кредит, а у нас даже после снижения ключевой ставки проценты сумасшедшие. Я не хочу своими деньгами поддерживать монетаризм!

Помимо рапса и пшеницы «Веедерн» выращивает овес, ячмень и гречку, которая со временем имеет все шансы стать визитной карточкой хозяйства. С мечтами о лаврах Никиты Хрущева бывшему градоначальнику пришлось расстаться еще несколько лет назад, когда, посадив и вырастив свою любимую кукурузу, он не смог реализовать весьма удачный урожай. Оказалось, что царица полей никому в Калининградской области и ее окрестностях не нужна… Зато появилась другая статья расходов — сено (его едят не только лошади, но и знаменитые романовские овцы, которых также выращивает «Веедерн»). «Узнав, что Косыгин в свое время организовал и лично открыл большую конференцию по луговодству, я с моей фамилией поначалу удивлялся, чего там обсуждать: бери и коси! Но оказалось, что это целая наука — разные животные требуют разного по качеству сена. И земля не должна быть бросовой: чтобы вырастить хорошую траву, нужно предусмотреть тыщу мелочей. Немцы получают 10 тонн сена с га, а мы только 3 тонны», — с воодушевлением рассказывает экс-мэр, не обращая внимания на надрывающийся мобильник. «Это вам губернатор звонит!» — предупреждает бдительный Тимур.

И.о главы Калининградской области Николай Цуканов, сам того не ведая, положил начало новой специализации «Веедерна». Собрав в прошлом году приличный урожай гречки, Лужков, как обычно, собирался продать его в Литву — своих-то перерабатывающих мощностей в области нет. Но времена были смутные: народ как раз сметал с полок крупу, цены росли, намечался дефицит… Цуканов попросил Лужкова попридержать «стратегический запас», и тот, как человек государственный, согласился. Гречка несколько месяцев мертвым грузом лежала на элеваторе, а экс-мэр искал по городам и весям оборудование для ее переработки. Дело в том, что с полей крупинки приезжают в плотной коробочке и не пригодны для употребления в пищу. Перед продажей их нужно пропустить через крупорушку и тщательно отделить зерна от плевел.

Подходящий по цене и техническим характеристикам агрегат наконец нашелся у украинских производителей, и, хотя страна на тот момент уже встала на путь импортозамещения, Лужков, недолго думая, ударил по рукам... Сама история «Веедерна» — это история международной кооперации. Пусть вынужденной, но, как показала практика, вполне успешной. Немецкое оборудование первой трети прошлого столетия по-прежнему исправно служит своим владельцам, невзирая на звания и политическую конъюнктуру. Лужков с гордостью щелкает массивными сименсовскими выключателями и показывает, как крупповский транспортер доставляет гречку из мест хранения в крупорушку. Старый элеватор достался экс-градоначальнику по случаю (прежний владелец отказывался продавать землю без него), а сейчас он на него нарадоваться не может. В новом зернохранилище трубы пришлось менять уже дважды, а здесь стоят с 1931 года — и хоть бы хны! 

Источник: МК