Князь Владимир как «стационарный бандит»

Досмотреть «Викинга» до конца непросто — если, конечно, ждать большего, чем бесконечные батальные сцены с резней, кровью и дикими криками. Но досмотреть стоит. Поскольку в какой-то момент понимаешь, что если в художественном отношении фильм абсолютно никакой (включая игру секс-символа Х века Данилы Козловского), то в историческом плане он очень даже удался.

Не правда ли, странно? Обычно про исторические драмы говорят прямо противоположное. Ведь точно воспроизвести события давних времен довольно сложно (да и зритель редко хочет получать прошлое неприукрашенным). Но при этом вкладывать духовные переживания современного героя в душу великого человека минувших эпох успешно удавалось многим классикам от Шекспира и Шиллера до Льва Толстого и Томаса Манна.

«Викинг» удался в историческом плане не потому, что точно воспроизвел почти неизвестную нам жизнь полулегендарного князя Владимира. Такого рода точности от кинофильма и не требуется. Создатели «Викинга» добились большего. Они объяснили нам механизм формирования русского государства.

Историки обычно пытаются выяснить, как одевался Владимир Святославович, что кушал на обед, ходил ли после обеда на золотой горшок или на обычный, и почему, нападая на врага, он кричал, скажем, «ох-хо-хо», а не «ах-ха-ха». В отличие от истории историческая социология (есть такая наука) пытается понять, как и почему сформировалось государство, какую роль в его возникновении сыграло насилие, а какую — общественный договор, чем объяснить то, что Русь или Скандинавия оставались дикими в ту эпоху, когда Италия с Грецией были уже просвещенными. Социолог не будет сильно переживать из-за отсутствия должного объема сведений о том историческом месте, куда царь пешком ходил, но зато сопоставит известную современной науке отрывочную информацию о том, как цивилизовались дикари в разные времена в разных местах планеты, и на этой основе попытается сделать выводы, важные для нашей сегодняшней жизни.

Скажем, у знаменитого социолога Мансура Олсона есть теория «кочующего и стационарного бандитов». Смысл ее, если кратко, состоит в следующем.

Дикие народы (например, половцы, мадьяры или скандинавские викинги) долгое время живут грабежами народов цивилизованных. С экономической точки зрения это дело оказывается весьма прибыльным. Сам лично не пашешь и не сеешь, но приходишь на готовенькое, штурмуешь город, убиваешь мужчин, насилуешь женщин, детей продаешь в рабство, а деньги и имущество оставляешь себе. Через некоторое время приходишь к другому городу и вновь повторяешь операцию. А дальше — по кругу. На старое место возвращаешься лет через двадцать, когда там вновь зародится жизнь и будет что разграбить.

Впрочем, у подобной «экономики кочующего бандита» есть один недостаток. Бегать много приходится, что нелегко к старости, когда хочется покоя, комфорта и автоматического поступления благ от подвластного населения. Поэтому в определенный момент кочующий бандит становится стационарным. Он устанавливает над покоренным городом постоянный контроль, перестает убивать мужчин и продавать в рабство детей (хотя женщин порой насилует, поскольку от этого занятия труднее всего отказаться). Стационарный бандит не забирает у населения все имущество, а вместо этого даже слегка поощряет развитие экономики и защищает народ от наездов со стороны других бандитов. Но все это делается, понятно, не потому, что наш кочующий герой вдруг проникся гуманными христианскими идеями, а потому, что в покоренном городе он устанавливает налоги. То есть постоянно берет у курочки золотые яички вместо того, чтобы один раз сварить из нее суп. Так возникает государство.

Понятно, что здесь нарисована лишь самая общая схема. В каждом конкретном случае она обрастает массой деталей, некоторые из которых трудолюбивые историки раскапывают для социологов, а некоторые так и остаются неизвестными. Но в общих чертах теория Олсона дает нам понять циничную суть цивилизационного процесса, в котором сотрудничество (кто-то назовет это эксплуатацией) оказывается перспективнее откровенного бандитизма.

Не знаю, читали ли Мансура Олсона создатели фильма «Викинг», но они очень точно отразили суть теории «кочующего и стационарного бандитов». Наш Святой Равноапостольный князь Владимир Святославович начинал, как… сами понимаете кто. По матери происходил от рабыни, шансов на киевский престол не имел и был до поры до времени простым скандинавским викингом со всеми вытекающими отсюда для его жертв последствиями. То, как он поступил с Полоцком, взяв город штурмом во главе своей… (как бы помягче выразиться) бригады, служит наглядным подтверждением теории Олсона. Викинги приходили на Русь за баблом, и они его регулярно получали от разоренных городов и сел, благо бригад было мало, а населения трудолюбивого много.

Затем так вышло, что захватил Владимир даже стольный град Киев. И тут стало ясно: незачем ему разбойничать дальше, когда можно жить-поживать да добра наживать во вполне стационарном состоянии. Киев, конечно, в те годы был городок так себе. Плохонький, деревянненький… Что весьма точно показано в фильме (пусть украинцы не гордятся!) Но в сравнении, скажем, с Полоцком, который и вовсе был дыра-дырой (наш привет Батьке!!!), стольный град позволял содержать бригаду наемных викингов, не прибегая к разбою.

И здесь мы подходим к самому спорному месту «Викинга» — крещению. Был бы фильм по-настоящему художественным, нам показали бы внутренний мир героя, совершающего столь ответственный шаг в жизни. Владимир мог бы, скажем, как Савл на дороге в Дамаск узреть вдруг Господа и мигом превратиться в Павла. А мог бы, как Аврелий Августин, пройти длительный путь размышлений, ведущих к рационально осмысленной вере в Бога. Ведь истинная религиозность проходит через ум или сердце человека, превращая его из язычника в христианина.

У простоватого викинга все вышло совсем по-простому. Священник в завоеванной Владимиром Корсуни (Херсонесе) показал ему, как запросто Бог может очистить человека от годами копившихся грехов — убийств, погромов, изнасилований. Нашему герою такая вера очень понравилась. Тут-то и наступил happy end. Счастливые киевляне, недавно еще приносившие кровавые жертвы жестоким богам, стали как дети резвиться в водах Днепра, получая крещение.

Подобный приход к вере вызывает отторжение, если смотреть на него из нашего времени. Смотреть глазами великих русских мыслителей Соловьева, Бердяева, Франка, братьев Трубецких, заложивших основы нашей христианской духовности. Не христианство принимал Владимир, а торг совершал какой-то. Веру, мол, вашу берем, так и быть, поскольку в стационарном состоянии единоверие должно государство сплачивать. Не может в нем быть ни эллинов, ни иудеев, ни викингов, ни древлян с полянами и прочими кривичами. Все христиане. Все одному Богу служат. Одному князю. Одной вертикали власти. Но за это все эллины (они же ромеи, греки и византийцы) грехи с нас должны снять. И дальше снимать по необходимости. Поскольку ведь даже стационарному бандиту нельзя без насилия. Вдруг майдан какой-то случится. Или агента иностранного придется повесить.

В общем, принятие христианства Владимиром подано в фильме не как путь народа к духовности и не как личный зов Господа к каждому из нас, а как общественный договор. Вера удобная и недорогая. Можно грешить и каяться. Отпущение получать по сходной цене. Уж если викингу запросто все грехи в один момент списали, то нам-то тем более простится.

Кто-то народ потравил «Боярышником». Кто-то вкладчиков облапошил. Кто-то на выборах бюллетени вбросил. Кто-то с телеэкрана народ бандеровцами стращал… Все с грешника как с гуся вода. Главное в церковь ходить. Наставления слушать. А также способствовать по мере сил строительству храмов и государства.

Источник: www.rosbalt.ru