Как снимали фильм "Белое солнце пустыни"

Идея снять фильм в жанре истерн по аналогии с американским вестерном возникла у руководителей Экспериментальной творческой киностудии (ЭТО) ГригорияЧухрая и Владимира Познера (отец известного российского телеведущего) в 1967 году. Их явно вдохновил успех картины «Неуловимые мстители», которая тогда недавно вышла в прокат. Работать над новым проектом предложили Андрею Кончаловскому – он в соавторстве с Фридрихом Горенштейном за несколько недель написал сценарий под названием «Басмачи».

По сюжету милицейский отряд, поддавшись вражеской агитации, переходит на сторону басмачей. Однако командир проникает в логово врага и, рискуя жизнью, возвращает своих бойцов под красные знамена.
Этот сценарий не вдохновил руководителей киностудии, и Кончаловскому предложили работать с другими сценаристами – Валентином Ежовым («Баллада о солдате») и Рустамом Ибрагимбековым.

Валентин Ежов

Рустам Ибрагимбеков

Владимир Мотыль и Анатолий Кузнецов в Байрам-Али (Каракумы) на съемках фильма «Белое солнце пустыни»

После идеологически невыдержанного кино о войне «Женя, Женечка и «Катюша» ему не доверяли съемки новых фильмов, и, по идее, он не должен был сильно привередничать. Но и Мотыль, прочтя сценарий, ответил отказом. Владимир Яковлевич мечтал снять глубокий и волнующий фильм о декабристах, и анекдот про гарем, охраняемый красноармейцем, не нашел никакого отклика в его сердце. Да и не верил режиссер, что снимать разрешат. Думал, скажут: «Мотыль очернил образ солдата Великой Отечественной, а теперь собрался очернить образ солдата Гражданской войны!» Однако Чухрай не посчитал отказ Мотыля окончательным. На него работало и материальное положение режиссера, становившееся день ото дня все более бедственным…

К нему в Москву приехала мать-пенсионерка, а квартиры у Мотыля не было. Сначала их с мамой пустил к себе уезжавший на гастроли будущий Саид — Спартак Мишулин, дальше были съемные комнаты и долги…
«Когда я отказался, — рассказывает Мотыль, — мой спаситель Григорий Наумович Чухрай сказал: «Ну смотри, другого шанса у тебя не будет». — «Если бы мне дали свободу, чтобы я мог переписать сценарий по-своему... Но ведь сценаристы не захотят!» «Это я беру на себя! — уверенно сказал Чухрай. — Должно получиться, ты ж с Окуджавой вместе написал прекрасный сценарий «Жени, Женечки и «Катюши». Однажды на рассвете, на грани пробуждения, я увидел во сне будущую Катерину Матвеевну: в воде стояла красивая дородная баба с коромыслом — и я понял, что вот же она, любовь Сухова!



Когда в моем воображении появилась Катерина Матвеевна, Сухов перестал быть плакатным солдатом революции, насаждающим новую власть. И объяснение его поведению появилось. А то что же это: солдат, мужчина, постоянно находится при гареме, его представительницы вешаются ему на шею, а он на них ноль внимания! В чем причина такой аномалии? А тут он мечтает о своей зазнобушке, мысленно разговаривает с ней… Вначале написал закадровые монологи. Но они мне самому не понравились. И подумалось, что он не говорит с ней, а письма пишет. Только самому их писать уже времени не было. А тогда мы дружили с молодым театральным режиссером Марком Захаровым, который сочинял для радио остроумные юморески, — в нем я и увидел будущего соавтора эпистолярного романа моего Сухова...»

Из двух главных претендентов на роль Сухова — Анатолия Кузнецова и Георгия Юматова — под мощным диктатом редакторов первоначально был утвержден Юматов,
 

Проба Г. Юматова на роль красноармейца Сухова

Но накануне первого съемочного дня случилось ЧП. За Юматовым заехали в гостиницу, но он в назначенное время не вышел и на стук в дверь номера не отвечал. Зная, что раньше у актера бывали запои, администратор решил выломать дверь. Актер лежал на кровати, все лицо было в синяках… Позже выяснилось, что Юматов, который на тот момент два года был «в завязке», похоронил друга, режиссера Никиту Курихина: тот разбился на машине, которую ему помог купить Юматов... На поминках выпивали и кто-то сказал, что в гибели Никиты виноват он, Юматов, — и актер с кулаками полез на обидчика...

Синяки заживали бы с неделю, а то и больше. Так долго ждать не могли — лето заканчивалось, уходила натура. Тогда Мотыль отбил срочную телеграмму своему давнему другу Кузнецову. Когда Владимир Яковлевич работал вторым режиссером у Юлия Карасика на картине «Ждите писем», он предложил кандидатуру Кузнецова для одной из главных ролей. На съемках они сдружились, и теперь Анатолий Борисович выручил Мотыля — приехал на следующий же день. «Юматов был бы более «суперменистым» Суховым, — думает теперь режиссер о возможном ходе событий, — а Сухов Анатолия Кузнецова ближе к герою русской сказки…»



На роль Катерины Матвеевны Мотыль просмотрел десятки профессиональных актрис и крестьянок, но русская красавица из сна на пробах ни разу не появилась. Зазноба Сухова попалась режиссеру в коридорах «Останкино». Галина Лучай работала редактором, и перспектива стать кинозвездой ее не манила.



«У меня телевизионные программы, грудной ребенок! В конце концов, муж будет против!» — отбрыкивалась будущая Катерина Матвеевна. Ей пообещали, что съемки займут всего несколько дней, договорились с начальством. Единственное, что не устраивало Мотыля в этой земной и одновременно похожей на Богородицу женщине, — ее ноги. Они были слишком худые. А ведь режиссер задумал снять, как его кустодиевская красавица переходит речку, подняв подол! Режиссер отправил своего ассистента Николая Конюшева в подвал на многолюдном Кировском проспекте наблюдать за дамскими ногами. Завидев подходящие, тот кидался к их обладательнице и просил снять ее ноги в кино — и, конечно, наталкивался на непонимание и довольно грубые слова в свой адрес. Наконец, одна «пышноногая» дева согласилась. Вот только имя ее, в отличие от конечностей, не вошло в историю кинематографа.

Гарем Абдуллы был так же далек от кино, как Катерина Матвеевна и ее ноги.



Только три жены басмача работали актрисами: Татьяна Кричевская, которая говорила: «Когда я была любимой женой, мы видели нашего господина каждую ночь»; сыгравшая Зухру Татьяна Ткач — позже она сыграет любовницу Фокса в фильме «Место встречи изменить нельзя»; и Галина Умпелева, лицо которой в этой картине Мотыль так и не показал, зато через 22 года снял уже без паранджи в фильме «Расстанемся пока хорошие». Самой высокой женой стала баскетболистка из Риги Велта Дэглав, старшую жену все тот же Конюшев увидел на заводской проходной, а еще одну — в магазине «Ткани». Самая авторитетная жена была в реальной жизни научным работником и знала несколько языков.

Гюльчатай же играли две девушки.
Первую, Татьяну Денисову, нашли в Московском цирковом училище.

Но во время долгого перерыва в съемках ей предложили выступать в цирке с собственным номером, и сниматься она уже не могла. Тут вспомнили о юной ученице балетного училища, которая раньше замещала одну из жен в эпизоде. Ее, кстати, тоже нашел Конюшев, который находил будущих эпизодников в самых неожиданных местах. В тот раз он встречал у балетного училища имени Вагановой знакомую барышню и вдруг увидел нежное 17-летнее создание!



Таня Федотова (так звали девушку) испугалась, когда ее схватили за локоть: она прогуливала урок и решила, что ее потащат к директору. Кстати, съемки в кино даже подняли Таню в глазах начальства. Когда с руководством вели переговоры, чтобы отпустить Федотову на съемки в пустыню, директор охотно согласился поставить ей экзамен автоматом. Хоть и удивился, почему выбрали именно ее: «Надо же, а у нас ее считают серой мышкой…»

На съемках у Тани был роман с игравшим Петруху Николаем Годовиковым.



На роль молодого красноармейца пробовались многие актеры:
Савелий Крамаров,


Юрий Чернов,

а утвердили Годовикова. Он, кстати, тоже был не профессиональным актером, а рабочим на заводе, но снялся в «Республике ШКИД». В этом фильме его заметил Мотыль и задействовал в эпизоде «Жени, Женечки и «Катюши».
Дальнейшая судьба Николая сложилась неудачно. После «Белого солнца» он ушел в армию. После армии Коля устроился работать грузчиком. Через некоторое время его обвинили в тунеядстве и посадили в тюрьму. Это было в 1980 году, накануне Олимпиады. После тюрьмы он бомжевал, мыкался по подвалам и чердакам. Связался с ворами, и его поймали. Получил новый срок – за кражу. Отсидел он в общей сложности восемь лет.
У Годовикова сложились очень теплые отношения с Павлом Луспекаевым. Когда жена Луспекаева Инна уезжала на время со съемок, она просила Годовикова: «Коль, ты приглядывай за дядей Пашей».

Невозможно представить «Белое солнце» без Верещагина, а ведь изначально в сценарии эта роль была эпизодической. «С пьянчужкой, которого убивали бандиты в середине сценария, — рассказывает Мотыль. — был связан только один яркий эпизод — с икрой. Но я задумал Верещагина былинным богатырем.
 

Павел Луспекаев и Владимир Мотыль на съёмках фильма «Белое солнце пустыни»

И Павел Луспекаев, который его сыграл, по своей сути — такой же былинный герой! К началу съемок он уже был инвалидом, после операции на ногах у него остались только пятки, мне и в голову не приходило позвать Пашу сниматься в пустыне на ужасающей жаре. После того как вышел из больницы, он гениально сыграл в телеспектакле Ноздрева, но в той роли он хотя бы сидел... А тут мне говорят, что Луспекаев, оказывается, прочитал сценарий и мечтает о роли в моем фильме. Я шел к нему в гости, зная про объявление, которое он повесил на своей двери: «Прошу визитами не беспокоить». Он страдал от чужой жалости, она его унижала. Луспекаева предупредили, что я к нему собираюсь, и он записку убрал. Встретил меня сам, да не на костылях, а просто с палочкой. И хвастался мне, как ловко умеет передвигаться на одних пятках… Гениальность его никуда не делась, а даже еще ярче проявилась. К тому же он оставался физически необыкновенно сильным, крепким человеком. Отлично плавал, вода для него была как воздух, там он не ощущал своего увечья. В Каспии заплывал очень далеко, один раз мы его чуть не потеряли и отправили шхуну на поиски. Когда Павел увидел, что к нему плывут на помощь, у него случился прилив сил и он сам доплыл до берега. Вышел из воды и признался: «Уж думал, что каюк…» Он отказывался от съемок баркаса в павильоне и шел навстречу всем трудностям с готовностью. Только после съемок сидел, опустив ноги в море.
Режиссер предлагал Луспекаеву сниматься на костылях: Верещагин – бывший офицер, инвалид Первой мировой. Или таможенник, раненный контрабандистами в обе ноги.
– Давай, Володя, сперва я сыграю то, что написано в сценарии, а уж потом какого-нибудь инвалида. Пусть тебя мои ноги не смущают. Я придумал сапоги с металлическими упорами внутри, – сказал Павел Борисович.
Владимир Мотыль признавался, что велел помощникам искать дублера. Никому в голову не могло прийти, что Луспекаев все сделает сам: и в пустыне, и на палубе корабля, когда по сюжету драка.
 

П.Луспекаев и его дублер А.Массарский на съемках фильма «Белое солнце пустыни»

Во время съемок Луспекаев в самом деле отбросил костыли и начал осваивать протезы. Когда боль становилась невыносимой, отходил в сторону и опускал натертые протезами культи в таз с холодной водой. Либо в прохладное Каспийское море.
– Это был подвиг, равный подвигу Алексея Маресьева, – скажет потом режиссер.
Луспекаев себя не щадил. Он даже в сцене драки на баркасе работал без дублера. В фильме есть лишь один трехсекундный кадр, где его подменил каскадер Александр Массарский: Верещагин ногами спихивает бандитов за борт. Сапоги Верещагина показаны крупным планом. А носки сапог Луспекаева при упоре прогибались, и это было бы видно на экране.

Во время съёмок знаменитого эпизода, в котором Верещагин с отвращением ложкой ест из корытца черную икру, отвращение актера было натуральным от того, что снимали целых четыре дубля. Икра осточертела Луспекаеву, и после команды «стоп» на последнем дубле он даже выплюнул деликатес, не проглотив.



Кстати, Коля Годовиков, он же Петруха, как-то объявил в прессе, что два килограмма черной икры после съемки сам съел на пару с Луспекаевым. Чего быть не могло: во-первых, икры было меньше килограмма, а во-вторых, ее после съемок относили в холодильник на случай, если пленка окажется бракованной и придется эпизод с икрой переснимать. В то время каждый фильм контролировали ревизоры и реквизиторши. И они при своих малых зарплатах никогда бы не позволили умыкнуть дорогой продукт. Окончилась история тем, что лаборатория задержала проявку материала и протухшую икру спустили в унитаз.

Павлом Луспекаевым в фильме была исполнена впоследствии одна из самых популярных песен советского кинематографа - «Ваше благородие, госпожа удача». Она была написана специально для фильма творческим тандемом Исаака Шварца и Булата Окуджавы. Как признавался впоследствии Шварц, песню он написал, представляя себе, как её будет петь Павел Луспекаев.

«Когда я пробовал актеров на роль Абдуллы (актера на эту роль я искал дольше всех), — вспоминает режиссер, — мне очень понравился неизвестный тогда Кахи Кавсадзе: точеное лицо, стать, рост! Только зажатый был, но оно и понятно: до этого снялся лишь в одном фильме, и то в эпизоде.



И я захотел, чтобы этот красавец джигит раскрепостился и показал себя в деле, в котором он чувствует себя по-настоящему уверенно. Я попросил: «Проскачи-ка на коне круг галопом». Кахи дали чудесного резвого коня. Кавсадзе лихо вскочил на него, сделал круг, только вот спрыгнул неловко: запутался в стремени и упал в песок. И только тут он мне признался: «Владимир Яковлевич, сэйчас все пройдет. Просто я пэрвый раз в жизни на коня сел». И я обратил внимание, какой он бледный. Привыкнешь к стереотипу, что, раз с Кавказа, значит, лихой наездник, а человек, может, лошадей только на ипподроме видел. Выясняется, что Кавсадзе из интеллигентной семьи, где все больше музыканты, а не джигиты. «Но как же ты, — изумляюсь, — справился с конем?» — «Владимир Яковлевич, я повэрил, что я наэздник… И конь… мне повэрил».



Не будем врать, что на этих съемках Кавсадзе научился скакать, как настоящий джигит. Он не очень браво держался в седле, особенно тяжело было, сидя на лошади, стрелять в нефтеналивной бак: лошадь пугалась выстрела и удержать ее на месте Кахи было не под силу. Поэтому актера посадили на менее пугливое существо — помощника режиссера. Тот весил сотню с лишним килограммов, и выдержать на плечах худощавого артиста ему было несложно…

На роль Саида пробовался Игорь Ледогоров,


но досталась актёру Театра сатиры Спартаку Мишулину.



У Мишулина с режиссером фильма Владимиром Мотылем были очень добрые отношения еще со времен совместной работы в Омском драмтеатре в пятидесятые годы. Поначалу актер снимался тайно: руководство столичного Театра сатиры, в котором тогда служил, запрещало своим актерам сниматься в кино. Потому каждые выходные Мишулин тайно покидал Москву, летел самолетом до Ашхабада, затем - до райцентра Мары, откуда добирался к месту съемок еще километров тридцать на машине. Дабы театральное начальство не догадалось, что он «подрабатывает» на стороне, киношные гримеры соорудили парик - из его же остриженных волос. Идя в театр, Спартак надевал его. Но однажды, здороваясь, приподнял кепку, а вместе с ней… и парик. В результате начальство дало «добро» на съемки у Мотыля.



Из рассказа С. Мишулина: «Съемки ведь проходили в Каракумах - а там шестьдесят пять градусов! По роли я должен был чуть ли не целыми днями сидеть в песке, закопанным по шею. Хотя мне было лучше, чем остальным, - жарило лишь голову, правда, меня остригли наголо. К тому же, во время перекуров над моей лысиной ставили зонтик, а ассистент режиссера давал мне сигарету».

В Туркменистане на съемках стояла ужасная жара.
 

На съемках фильма «Белое солнце пустыни»

Особенно тяжело ее переносили женщины. Поэтому, если Гюльчатай не надо было открывать личико, женами Абдуллы часто обряжались худенькие солдаты из близлежащей военной части. В этом случае гаремом командовал старшина, а самой трудной актерской задачей было не идти строевым шагом, а семенить. Но вначале помощь солдат понадобилась для решения совсем другой задачи. Им пришлось заняться… прополкой пустыни! Зимой в Каракумах так часто шли дожди, что песок скрыла подросшая высокая трава. Мотыль облетел на вертолете сотни километров, но так и не нашел подходящего места. Он решил не ждать милостей от природы, а договориться с армией. И солдаты за несколько недель пропололи десятки квадратных километров пустыни возле Байрам-Али.



Съёмки шли тяжело и были плохо организованы. Осенью 1968 года в СССР создавалась киноэпопея «Освобождение», и туда были брошены лучшие кинематографические силы и все ресурсы. «Белому солнцу…» даже не досталось съёмочного крана — его пришлось мастерить прямо на площадке из подручных средств. К участию в съёмках привлекли эскадрон, подразделение знаменитого кавалерийского полка, созданного для съёмок фильма «Война и мир». Однако в итоге в картину так и не вошли сколько-нибудь сложные конные трюки. При этом в ходе съёмок один из кавалеристов-каскадёров по неосторожности погиб.
Владимиру Мотылю впоследствии, при разбирательстве о перерасходе средств на съёмки, всё это вменили в вину. Дисциплина в творческой группе хромала — актёры вне съёмок постоянно участвовали в пьянках и драках в соседних ресторанах. Эпизод, где у Верещагина во время схватки на баркасе кровоточит лицо совершенно натурален. Накануне, в драке с местными хулиганами, Луспекаеву рассекли бровь.



После того как в Каспийске воры ночью выкрали много ценного реквизита, и для обеспечения в дальнейшем безопасности съёмок, Мотыль предложил местному криминальному авторитету Али сняться в эпизодической роли одного из бандитов Чёрного Абдуллы. В итоге, в фильме Али появился на экране два раза, играя бандита в красной рубашке.



Экспедиции в Туркменистан могло и не быть: когда фильм уже на три четверти сняли, в Госкино его вдруг решили закрыть, а деньги списать. Но тут воспротивилось Министерство финансов. Тогда постановили хотя бы Мотыля заменить более покладистым режиссером. Таковым мог стать Владимир Басов, но он, к счастью, отказался. Но не это спасло Мотыля, а заступничество его приятеля Вадима Спицына. Он оказался фронтовым другом самого Владимира Баскакова, первого зампреда Госкино. И тот разрешил Мотылю закончить фильм — но сказал, что тогда уж Спицын должен будет лично контролировать процесс, и назначил его на картину консультантом. Этот поворот судьбы был счастливым для обоих!

В разгар лета Спицын прибыл под Байрам-Али, поселился на генеральской даче и, закупив на восточном базаре всяких вкусностей и алкогольных напитков, чудесно проводил время. На съемочную площадку он приехал лишь однажды. Сказал: «Господи, как у вас тут жарко!» — и уехал. Больше он на съемках не появлялся, зато исправно звонил Баскакову и говорил, что фильм снимают идеологически правильный и указания руководства четко выполняют. Кстати, часть ценных указаний и правда пошла фильму на пользу. Баскаков часто повторял: «Вы помните, это Азия. Там надо поделикатнее, потоньше». Из этих-то напоминаний и родился главный афоризм фильма: «Восток — дело тонкое».

В Госкино название «Спасите гарем» раскритиковали: «Верните, что ли?» Вот тогда-то режиссер Владимир Мотыль и бросил клич съемочной группе окрестить фильм по-новому. Название «Белое солнце пустыни» родилось в ходе коллективного обсуждения.



Комиссия указала режиссёру на то, что картина получается слишком трагической. Требовалась серьёзная доработка. Для того чтобы удовлетворить требованиям, необходимо было переснять несколько ключевых сцен и в том числе полностью изменить концовку. Так, например, в первоначальном варианте Настасья (супруга Верещагина) сходит с ума от горя. Смертельно раненный Абдулла падает, а его жены рвут на себе волосы, оплакивая смерть мужа. Совсем иначе выглядела финальная схватка Абдуллы и Сухова. Все эти сцены в окончательный вариант не вошли или были полностью переделаны. Финал ставил под сомнения принцип социалистического интернационализма, право вмешиваться с оружием в жизнь другого народа. Пришлось выбрасывать и доснимать эпизоды, но все равно навесили еще 27 поправок.

Поскольку режиссер категорически отказался порезать фильм, ему была уготовлена «полка». «Белое солнце», как арестант КПЗ, лежало без движения в фильмохранилище 1-го отдела Госкино, подведомственного КГБ. Это был склад идеологически невыдержанных фильмов и той западной продукции, которая не попадала на наши экраны, фильмы с эротикой, сценами насилия, антисоветчиной и т.п. Лишь члены Политбюро и министры имели возможность смотреть их на своих дачах.

И тут в дело вмешался случай. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев очень любил кино. Особенно американские вестерны вроде «Дикой банды» с Уильямом Холденом или «Беглецов» с Джеймсом Стюартом и Дином Мартином.

Чаще всего генсек смотрел ленты в кинозале на даче в Завидово, куда их привозили на бобинах.
В 1969 году, как раз накануне очередной годовщины Октября, в Завидово должны были привезти несколько американских новинок. Но фильмы как на грех запаздывали из-за океана. В спешке нашли советский ответ тамошним вестернам – фильм «Белое солнце пустыни», где вместо шерифов были красноармейцы, а вместо ковбоев – среднеазиатские басмачи, и стали ждать, чем закончится эта авантюра.

Через несколько часов в квартире председателя Государственного комитета по кинематографии Алексея Романова раздался звонок по вертушке.
Сняв трубку аппарата с гербом СССР, министр услышал знакомый голос дорогого Леонида Ильича. Генсек звонил поблагодарить главного кинематографиста страны за ударный труд. Восторгу Брежнева не было предела. Особенно ему пришлись по душе сцена драки на баркасе и песня таможенника Верещагина о «госпоже Удаче». Хотя, конечно, несколько озадачило, что удача – «госпожа», а не товарищ. Но разнос по этому поводу устраивать не стал.



«Хорошее кино снимаешь! Утерли нос американцам, молодцы. А почему фильм не в прокате? Его должны увидеть советские люди», – распорядился Брежнев.
Толком не поняв, о каком фильме идет речь, Романов на следующее утро приехал на работу и первым делом затребовал новый фильм. «Романов сидел в просмотровом зале, кажется, впервые не испытывая страха что-либо проглядеть, – вспоминал Владимир Мотыль. – Он мог смотреть картину как обыкновенный зритель. В тот же день от министра посту пило указание о трех поправках. Иначе какой же он министр, если не внесет своей лепты».
Романов велел смягчить сцену пьянства Верещагина – она якобы порочила светлый образ советского таможенника. Во-вторых, следовало убрать надпись «Карл Маркс» на обложке книги, которую держит в руках одна из жен Абдуллы. В-третьих, «ликвидировать порнографию» – оголенные выше положенного ноги возлюбленной красноармейца Сухова Катерины Матвеевны при переходе через ручей.

Мотыль согласился со всеми замечаниями Романова. Это была сущая мелочь, ведь комиссия Госкино, которая принимала несколько месяцев назад фильм, требовала внести не три, а 27 исправлений. Разрешительное удостоверение на прокат многострадальной картины было получено.
Из-за низкой оценки приёмной комиссии картина получила 2-ю категорию, что, по мнению создателей, снизило прокатные показатели.

Но тем не менее, фильм стал значимой частью советской культуры, приобрёл статус культового, фразы героев устойчиво вошли в разговорную речь и стали поговорками. Жанр истерна и такие его представители как «Неуловимые мстители», «Даурия», «Свой среди чужих, чужой среди своих» и «Белое солнце пустыни» стали значимым явлением советского кинематографа, вызвав волну подражаний 60—70-х годов как на центральных студиях, так и на киностудиях среднеазиатских республик.

Павел Верещагин стал символом таможенной службы в России и некоторых других странах. Возле отделения таможни в Москве, Кургане и Луганске установлены памятники герою фильма.



Установлены памятники и красноармейцу Сухову в Самаре и Донецке.

       

Фильм стал одним из талисманов советских (и российских) космонавтов. Перед каждым стартом космонавты обязательно пересматривают фильм, кассета с ним есть даже на борту Международной космической станции.
Командир корабля Союз ТМА-17 Олег Котов: «Просмотр «Белого солнца пустыни» стал для нас традицией в результате подготовок предыдущих экипажей по съёмкам. Этот фильм используется в качестве пособия для обучения космонавтов киносъёмкам. Как строить план, как работать с камерой, как выставлять сцены. Белое солнце пустыни — эталон операторской работы… …космонавты знают этот фильм более чем наизусть».

Валерий Кубасов, Павел Попович и Алексей Губарев объясняют совсем иначе, а именно они очевидцы. Традиция пошла с экипажа корабля Союз-12. Это была психологически нелёгкая миссия после трагедии на Союз-11, унёсшей три жизни. Перед стартом Лазарев и Макаров смотрели «Белое солнце». Экипаж был сокращён до 2 человек, но после удачного приземления они говорили, что с ними был третий член экипажа — товарищ Сухов, который подбадривал в трудные минуты. Так шутка сделала фильм талисманом, и похоже, довольно удачным. По словам Кубасова, с момента появления красноармейца Сухова на Байконуре ни один наш космонавт не погиб.

Да, кстати, Анатолий Кузнецов сыграл товарища Сухова ещё в одном фильме. Не помните в каком? «Приключения Петрова и Васечкина»!!!
 

«Засим разрешите откланяться. Тому остаюсь свидетелем, боец за счастье трудового народа всей земли, Закаспийского интернационального революционного пролетарского полка имени товарища Августа Бебеля, красноармеец Сухов Фёдор Иванович».

Источник: kak-eto-sdelano.livejournal.com