Как весь лес России поместился в одной лаборатории

Когда человек попадает в аварию и теряет много крови — ему переливают донорскую. Когда в лесу случается сильный пожар и гибнет много деревьев — лесу тоже необходимо спасение. В России есть Центр защиты леса, который выполняет роль службы экстренной помощи, — собирает и хранит семена древесных растений по всей стране. И если в какомто регионе происходит пожар и территория выгорает дотла — эти семена отправляют туда, чтобы реанимировать погибающий лес

—  Тигры вымирают на Дальнем Востоке… вы думаете, только потому, что их убивают браконьеры, или потому, что экологическая обстановка такая поганая? — вопросом на за сыпку в коридоре Российского центра защиты леса меня встречает его директор Владимир Солдатов. Не дав мне даже рта открыть, он про износит правильный ответ сам: — Не только поэтому! Тигры амурские любят жить в лесах широколиственной тайги, где растут уни кальные деревья — дуб и ясень. А за этими породами в России еще с девяностых годов ведут охоту черные лесорубы. Ценная же дре весина — вот дубы и ясени вырубают и задо рого незаконно продают в Китай и Корею. А те мебель из нее делают. А тигры наши, зна чит, лишаются своей среды обитания и очень сильно страдают. Это прям как человека лишить дома! Вот вы жили-жили в квартире — а потом раз — и стали бомжом. Но страшно не только то, что у тигров пропадает кров.

—  Пропадает еще и корм, — я пытаюсь опере дить тараторящего директора и блеснуть пони манием элементарных законов выживания.

—  Да-да! Ведь в дубовых лесах водятся дикие кабаны, они жрут корешки всякие, желуди. За ними охотится тигр. И вот вам пищевая цепочка: не стало дуба, не стало кабана, не стало и тигра — все, голенькое место!

Лесная лаборатория 

В кабинете директора на стене висит огром ная карта России, на которой, как у коман дующего армией, планирующего стратегию размещения войск, в некоторые регионы воткнуты красные флажки. Их много в районе Сибири, в Центральной части России и на Даль нем Востоке.

—  Так вот наш центр эти голенькие, ободран ные места залечивает, — показывает на карту Солдатов. — Нас обычно называют лесными докторами или санитарами, а я называю нас большой лесной лабораторией. Мы храним семена со всех лесов России, деревьев всех типов, существующих в этих лесах. Если в каком-то регионе с лесом случается беда: масштабный пожар, наводнение, нашествие насекомых-вредителей,  распространение патогенных грибов, браконьерские рубки — мы поставляем туда из нашего фонда семена, чтобы лес можно было восстановить. Вот отпра вили партию семян на Дальний Восток, — директор кидает взгляд на карту с флажка ми, — чтобы тиграм было хорошо, у них же много леса попортилось после страшных паводков в прошлом году.

—  Вы говорите, со всех лесов России… То есть вы собираете семена прямо в регионах и при возите сюда, в подмосковный Пушкино, в Федеральный фонд семян. А почему бы этим семенам не храниться прямо на месте, в том же Хабаровске или в другом регионе, ведь это наверняка дорого — транспортировать их сюда, а потом обратно?

— Вообще раньше так и было, и это вполне логично. Но я бы сказал, что нужно не только по регионам хранить, а помимо федерально го банка семян иметь еще запасные банки в регионах — это на случай, если произойдет что-то совсем катастрофическое. И нашей экстренной помощи не хватит. Но пока это наладить не могут. А ведь раньше так и было, до некоторых изменений в законодательстве этими  донорскими  хранилищами  занима лись лесники. Вот знаете, у них были такие большие бутыли, как те, в которых на Украине самогон держали. Собирали лес ники и их помощники эти семена, сушили на солнышке немного, а потом ссыпали в эти бутыли и плотно-плотно затыкали пробкой, чтобы грызуны не залезли. А внутрь еще перед этим кидали лакмусовую бумажку, по кото рой можно отследить, не взопрели ли семена. И хранили их при обычной температуре ком натной. Держались они тогда всего пять лет  и с каждым годом теряли в качестве…

— А сейчас сколько хранятся?

— До 40 лет и хуже не становятся. Они ж у нас больше не в бутылях и очень тщательно отбираются перед хранением. Нам важно все про верить, чтобы семена не оказались зараженными каким-нибудь вредным патогеном, ведь если мы отправим больные семена для восстановления, лес не только не возродят, но еще вдобавок и здоровый заразить могут.

— Это прямо как диагностика донорской крови на гепатит, ВИЧ…

— Верно, все точно так же. И у нас даже есть аналогия с группой крови. В каждом регионе растут свои типы и виды растений, они там по многим причинам. Это зависит от климата, почвы, животных, нуждающихся в этом лесе. И мы не можем отправить, например, к тем же тиграм нашим амурским, например, ангарскую сосну. Она им на фиг не сдалась, да и сосне там будет не очень уютно, потому что она привыкла расти на песчаных откосах вдоль реки. Так что семена должны идти точно по назначению — как кровь донорская в соответствии с группой и резус-фактором.

От дурного семени не жди доброго племени

 — Я жил в деревне, когда был мальчишкой, и мы с ребятами, чтобы подзаработать, помогали лесниками в сборе семян как раз вот для этих резервов региональных, — Солдатов проходит в лабораторную комнату. — Тогда  за качеством особо никто не следил. Точнее, это пытались делать, но не очень получалось. Школьники и бабушки собирали семена, рабочих рук в лесном хозяйстве ведь немного. Представляю, какие коряги выросли из того, что я тогда приносил! Брал ведь, что под руку попадалось: шишки с больных, кривых дере вьев. Но сейчас с этим все строго. И мы в лаборатории очень тщательно проверяем все семена, которые к нам привозят, на качество.

Солдатов подводит меня к лабораторной установке, похожей на ванну с крышкой, в которой проделано много дырочек, каждая диаметром сантиметра три.

— Вот это аппарат для проращивания семян, тут мы проверяем семена на всхожесть, — директор объясняет назначение этого стран ного на вид прибора. Рядом с установкой лежит еще одна смешная штуковина наподобие пы лесоса. Солдатов поднимает ее и приклады вает к ладони. — А это распределитель семян.

Он всасывает в себя воздух и вытягивает из мешка определенное количество семечек, которые нам нужны для пробы. Потом он опускает их на мокрую марлю. Мы кладем эту тряпочку с семенами на проращиватель и на крываем прозрачным колпачком. Этот боль шой агрегат создает нужную температуру и влажность. Семена тут прорастают 15 дней, и наши специалисты каждые пять дней прихо дят и проверяют, как идет процесс. Вот такие хитрые приборы и нехитрая технология.

—  У меня бабушка таким же методом семена помидоров весной на марлевой салфетке проращивает…

—  Конечно, тут сложностей никаких не надо! Потом мы высчитываем процент всхожести. Если все семечки из выборки, которую мы уложили на тряпочку, за один раз взошли — значит, всхожесть стопроцентная. А если там меньше взошло — высчитываем процент всхожести и отмечаем это на сертификате, который потом к мешку с семенами крепим.

Во второй, такой же светлой и уставленной пробирками комнате сотрудники Российского центра защиты леса проводят диагностику семян на зараженность патогенными грибами.

—  От дурного семени не будет хорошего пле мени — очень справедлива эта пословица! — Солдатов поднимает со стола несколько чашек Петри с разноцветными кляксами внутри. — Видите, это разные типы грибка, которым были поражены семена. Есть более опасные, есть менее, но важно все проверить, чтобы какую заразу в лес не занести. Пробы бе рутся примерно по тому же принципу, что и с проростками. С нескольких семечек из одного мешка делают соскоб, кладут его в чашку Петри, добавляют реактивы и ста вят в термостат. Если болячка есть, она раз растается, и мы потом определяем, что это за патоген.

─ А если все семена, привезенные из одного региона, заражены чем-то не очень хорошим, вы их выбрасываете, не берете в фонд?

—  Куда ж деваться, берем. Потому что мог быть год неурожайный и лучших семян не найти. Мы ставим пометку в сертификате, что есть за ражение таким-то грибком и что перед посевом семена рекомендовано обработать специальным веществом, уничтожающим этого паразита.

Леса в пробирках

Маленький старичок в штанах и рубахе болот ного цвета пересыпает из мешка в большое корыто коричневатые семена, они отскакивают от дна и застревают в складках одежды дедушки и в его волосах, делая его немного похожим на лешего. Это фасовщик Геннадий, он прогоняет семечки на сепараторе, очищая их от шелухи и мелких камешков, потом высушивает до определенного процента влажности и упа ковывает в вакуумный пакет. Заметив нас с Солдатовым, дедушка заулыбался и отставил мешок в сторону, заботливо подвернув его край, чтобы семена не просыпались на пол.

—  А это наш хранитель! — директор пожал запыленную  руку  Геннадия.

—  Ну, что уж прям… — промямлил дед, и ото шел в самый угол комнаты, стараясь казаться совсем незаметным.

—  Что, покажешь нам, где все наше лесное богатство хранится? — Солдатов оглядел мешки и гудящий в углу сепаратор для семян и повернулся к деду.

—  Дак, конечно, чего нет. Только надо вам потеплее одеться, там ведь минус 18 градусов, простудиться можно. Вон накиньте бушлаты.

Я завернулась в серую фуфайку, пахнущую сосновой смолой, и пошла за хранителем. Геннадий открыл тяжелую железную дверь, из комнаты сразу вырвался холодный воздух и обдал с головы до ног.

—  Вот здесь хранится порядка десяти тонн семян… — Геннадий пошел вдоль большого металлического стеллажа к винтовому поручню, чтобы подвинуть полки.

На стеллажах плотными рядами стоят прозрачные туго набитые мешки с наклеенными на них сертификатами качества, где цветами отмечены регионы и типы деревьев: «ангарская сосна», «кедр сибирский», «ель», «лиственница»…

—  Да, тут все по лесохозяйствам распределе но, по породам, чтобы мы точно знали, кому куда что отправлять, — дедушка повернул поручень, похожий на корабельный штур вал, и передо мной открылись названия новых растений из Карелии, Республики Тыва… Мы обошли почти весь замороженный лес страны.

— Ну как вам прогулка? — выкрикнул из теплого коридора убежавший греться раньше нас Солдатов. — Давайте там скорее, или уже примерзли к полкам?

Прилипая обувью к заиндевевшему полу, мы с дедушкой направились к выходу из хра нилища.

— Вот я вам сразу не сказал, а ведь здесь у нас еще не все хранится! — нетерпеливо затараторил Владимир, закрывая за нами громоздкую дверь большого холодильника. — Сейчас еще наши коллеги из НИИ лесной генетики  и биотехнологий, который в Воронеже нахо дится, занимаются созданием генетического банка лесных растений. Но они леса хранят не на уровне семени, а на уровне клетки — в пробирке.

— И сразу, наверное, отбирают генетически здоровые растения.

— Да, да, вот именно. И те, которые не дают семян по разным причинам. Например, тополя, некоторые виды осины. У некоторых деревьев могут быть шишки, но семена не вы зревают в них из-за неблагоприятных погод ных условий. Такие деревья тоже хранятся, и эти леса в случае чего спасти можно — про них никто не забыл.

Гены против браконьеров

 — Геном дерева расшифровать сложнее, чем геном человека, потому что у растений он длиннее. И пока этим в мире очень мало кто занимается, — сетует Солдатов. — А это очень важно. По человеческому геному ученые могут диагностировать некоторые болезни на ранних стадиях. С деревьями такая же история…

— Часто бывает, что лес гибнет, если вы не успели распознать болезнь быстро?

— Достаточно. Бывает, смотришь на дерево, а оно такими пятаками красными пошло.

Через пару часов глядишь — все стволы на других деревьях тоже такими красными пятнами покрываются. Тут надо очень скоро реагировать. Раньше все было сложнее и дольше. Мы проводили диагностику либо методом влажной камеры, либо на агарагаре выращивали патоген. И срок у нас выходил около трех недель. За это время, к большому сожалению, огромные участки лесохозяйств погибали. А теперь, когда у нас есть генети ческая экспертиза, мы можем определить тип поражающего грибка за один день и сразу оказывать экстренную помощь лесу.

— У вас уже есть какая-то база данных этих патогенов?

—  Да, конечно есть. Она постоянно попол няется нами и воронежским НИИ. Мы пла нируем создать генофонд элитных древесных растений, которые потом можно будет высажи вать на отдельных охраняемых территориях и собирать с них лучшие семена.

— А реально ли в ближайшем будущем вместо сертификатов качества делать генетические паспорта деревьев?

— Лет через пять, думаю, это будет реально. Вот, например, при помощи генетических сер тификатов, где есть информация о точном месте произрастания этого дерева и его возрас те, — мы планируем бороться с браконьерами.

— И как именно тут поможет ДНК-диагностика?

Например, есть территория специальная, которая предназначена для вырубки. Мы у всех этих растений берем образцы хвои — ведь ДНК каждого дерева, как и ДНК человека, — это уникальная история. Вот мы заносим эти истории в базу данных. А потом, если увидели, что кто*то подозрительный потащил лес, мы можем очень быстро провести экспертизу и понять, откуда человек этот лес попер — из специально предназначенного для вырубки резервата или из девственного леса, где рубка запрещена.

Источник: rusrep.ru